Режиссер Олег Жуковский: «Упаси Бог пытаться изображать какого-то Хармса»

10 Апр 2013, 00:10

В Новосибирске прошла российская премьера авангардного спектакля «Хармс. Авиация превращений» режиссера и актера Олега Жуковского. Он рассказал Тайге.инфо, чем хороша неискушенная публика, что такое «самообрезание», почему в Новосибирске можно «делать театр», а также о бессоннице, Хармсе и Библии.

«Хармс. Авиация превращений» — это «кукольный театр без кукол, клоунада без клоунов, почти не опера, балет предметов и смыслов без возрастных ограничений, для умников и дураков, взгляд на мир голодными глазами, авиация превращений или правильное уничтожение предметов вокруг себя», — говорит в аннотации к спектаклю сам Жуковский. 

Бывший студент Новосибирского медицинского университета, успевший закончить два курса и переквалифицироваться из стоматолога в генетика, основатель театра «La Pushkin» в Германии (а сегодня — руководитель отделения физического театра в Театральной школе под руководством Сергея Афанасьева в Новосибирске), Олег Жуковский — артист, выступающий практически во всех жанрах и берущийся за полярно расходящиеся образы и роли. Диапазон площадок, на которых он сыграл тысячи спектаклей, довольно широкий — от драматических театров до уличных площадей. Спектакль «Хармс. Авиация превращений» в кабаре-кафе «Бродячая собака» (еще раз его можно увидеть там же 20 апреля) стал российской премьерой, до этого Жуковский показывал Хармса исключительно за границей.

Режиссер рассказал Тайге.инфо, чем хороша неискушенная публика, как критик может спасти спектакль, почему в Новосибирске можно «делать театр», что объясняет теория Малевича, в чем состоит «самообрезание» режиссера, какой театр в память о Пушкине открыла бы Наталья Гончарова, а также о бессоннице, Хармсе и Библии.

Тайга.инфо: Можете вспомнить, когда и как вы решили ставить Хармса?

— Однажды я просто сидел в Берлине, снял дешевую квартиру, и в восемь утра железный контейнер, прям под окнами, — грохот! И вот однажды вскакиваю, взял Хармса, и там фраза, по поводу его поэзии — «это для специалистов», а меня всегда провоцирует, что как бы «ну это не для вас», и я думаю: «Ну постой-постой»... Так вот, у Хармса есть три странных произведения: «Вода и Хню», «Авиация превращений» и «Подслушанный мною спор „золотых сердец“ о бешемеле». И я начал читать и вообще ничего не понимал, как это устроено, что это такое, я думал: «Вот бы понять это и сделать какую-то адекватную театральную форму». Ну и еще почему-то у меня была Библия, я не такой религиозный, но вот три месяца — Библия, Хармс и грохот контейнера. При этом, конечно, я засыпал в 2 ночи — берлинская жизнь, — а в 8 вот этот «ааа дыщщ!», и сразу — или Библию, или Хармса.

Я засыпал в 2 ночи — берлинская жизнь, — а в 8 вот этот «ааа дыщщ!», и сразу — или Библию, или Хармса

Собственно, за три дня я сделал спектакль. Сначала я вообще решил сделать «чайна-оперу» (китайскую оперу) «Вода и Хню» со всеми персонажами, костюмы там, наприглашал народу, в результате все это также в контейнер какой-то урылось и появилось вот это. И вот сейчас мне к этому же тоже надо подойти и понять самому, надо мне это делать или не надо, потому что мне уже, блин, хочется... я уже задыхаюсь, чего хочется — и это, и это, и это...

Тайга.инфо: Хармса многим сложно понять, даже когда его читают, и уж тем более неискушенным зрителям покажется странным Хармс на сцене. К какой аудитории вы обращаетесь?

— Именно к неискушенной. Я не думаю, не полагаю, просто я же его раз сто хотя бы сыграл по белу свету. Он просто три года не игрался, он должен прийти к нормальной какой-то форме, он придет. Просто я перестал его играть, потому что он так летел мощно, что я в «тюрьму» попал, я просто его играл и все. В Англии, в Польше очень много играл, в Венгрии, в Германии вообще. И в какой-то момент просто я немножко утомился от этой истории, когда ты уже просто заложник.

Тайга.инфо: Как реагировали зрители в разных странах?

— В Венгрии у меня был продюсер, это просто такой человек, я влюбился в то, что он делает. Ему государство доверяет деньги, и он их сам распределяет на свой вкус, собирает то или другое. Так вот на мою премьеру в Будапеште пришла элита всякая, и пришел критик, который самый ругательный, то есть если он приходит, то все директора говорят: «Ну всё, сейчас начнется», потому что он только ругает«. Ну и там все ржут, спектакль веселый, а этот сидит молча, а у моего знакомого музыканта была партитура в руках, и он потом рассказывал, что хотел через ряд тянуться и дубасить по лысой голове критика, понимая, что тот будет ругать, и, понимая, что это именно Хармс, и завтра другие критики напишут, что вот этот известный музыкант побил нотами по голове критика на представлении Хармса.

Хотел через ряд тянуться и дубасить по лысой голове критика, понимая, что тот будет ругать, и понимая, что это именно Хармс

А вдруг на следующий день тот самый продюсер на второй спектакль пришел и говорит: «Олежа, что-то очень странное — вышла очень положительная критика от этого человека». И он, получается, просто спас следующий спектакль, потому что там открытие было кинофестиваля, и вся богема туда ушла, так он пришел в театральный институт, взял два курса студентов, просто забил полностью зал, сказал, что если вы это не посмотрите, то учиться дальше смысла нет.

Тайга.инфо: Как реагировали студенты?

— Отлично. Дети хорошо реагируют, и на самом деле мне очень интересно... Я вот безумно люблю такую систему фестиваля — «ландшафт», это когда фермеры в одной деревне на три дня убирают скот, свои вилки-моталки, и набирается полностью народ, половина этих местных деревенских, и вот мне это нравится, потому что они видят то, что ты показываешь, без этого сложного ассоциативного ряда. Поэтому неискушенная публика... Я вот вчера даже написал письмо, чтобы театралы лучше не приходили на мой спектакль. Потому что сложно людям триста лет прожить в ощущении, что театр — это «вот это»...

Но при этом, что меня очень сильно обрадовало в Новосибирске: мне очень понравилась трилогия в «Старом доме» (по Еврипиду, «Трилогия. Электра. Орест. Ифигения в Тавриде», — прим. Тайги.инфо). И очень понравилась «Месса» в Оперном. Я понимаю, что здесь можно делать театр. И потом, у меня хорошее образование по истории искусства, я и подлинники всяких картин посмотрел, и все время думал: блин, а если вот так играть, как Пикассо [рисует], — переходить из периода в период...


Тайга.инфо: Вы в спектакле — голос Хармса или его герой? Или это вы сами — вы и ваша интерпретация?

— Это было бы слишком просто. Это обращение. Мое обращение, я по-другому не смогу это объяснить, сейчас поймете, о чем говорю (На этих словах Жуковский включил песню — посвящение Александра Градского Владимиру Высоцкому, — прим. Тайги.инфо). Просто я полностью в материале, то есть у меня каждый проект — я залезаю в материал на год и читаю только это. И я прочитал безумное количество Хармса, и мне надарили книг. И фантастическая книжка совершенно Марины Малич, жены его, уже после смерти написанная, «Мои воспоминания о муже» — это слезы и восторг. Поэтому упаси Бог мне тут пытаться изображать какого-то Хармса.

Тайга.инфо: Вы руководите театром «La Pushkin» в Дрездене. Во-первых, интересна история его названия — как оно родилось? Во-вторых, что вы ставите в этом театре?

— Да смешно, потому что я все время у Могучего (театральный режиссер Андрей Могучий — прим. Тайги.инфо), играл Пушкина, ну не все время, но три раза точно. Ну и я, конечно, очень сильно впечатлен Пушкиным, но уже этих пушкинских театров столько... И тогда я подумал, что если бы Наташа [Гончарова] эмигрировала (потому что, когда ты в материале, ты понимаешь, что, в принципе, нельзя им оставаться было в России), то она бы открыла театр мадам Пушкиной, и он бы был «La Pushkin».

Первая постановка в театре была тоже бессловесная, вернее, я пел свои песни, они назывались «Песни западных славян», поэтический такой спектакль без текста, точнее, там было 5 моих песен, которые я написал, они такие ... фонемы. То есть когда ты долго находишься вдалеке от русского языка и уже думаешь не на русском языке, ты ловишь себя на том, что надо думать хотя бы на русском, и вот я сделал «Песни западных славян», где было 5 пантомим, танцев.

Если бы Наташа Гончарова эмигрировала, то она бы открыла театр мадам Пушкиной, и он бы был «La Pushkin»

Просто был момент, когда я закрылся в «бетоне», начал учить свое тело ощущениям, поэтике, и через три месяца вышел из этого железного бетонного блока с театром «La Pushkin», повисла надпись на старом кирпичном доме (это радиофабрика), он огромный, 4000 квадратных метров там было, четыре театра, и один из них мой — «La Pushkin», и я вышел вот с этой историей. Но я в Германии очень мало играю, я по всему миру езжу, больше в Англии и в Венгрии, последние три года практически не вылезал.

Тайга.инфо: Как так получилось, что вы учились в Новосибирском медицинском институте, а потом вдруг стали театральным режиссером?

— Всё то же самое — всё про человека. Сначала про человека, а потом про любовь к людям. Ну это подножка судьбы. Было очень мощное событие в жизни (плакать не хочется). Но вообще все это выход из боли, конечно же. Когда ты падаешь в стену, сползаешь, и пока ползешь, достаешь блокнот и записываешь стих, вот все так и происходит.

Тайга.инфо: Как вы относитесь к тому, что вы делаете, к своим спектаклям, присутствует ли какая-то самоирония?

— Настолько по-разному! Каждый спектакль — вообще отдельное отношение. Есть спектакли, где ты просто на заклание идешь и никакого кайфа не испытываешь и думаешь: «Блин, опять я на эту муку иду», но после этого выходишь с чем-то все равно. «Петя и волки» — это, конечно, радость, дураченье, со всей своей дурью, со всеми детьми, ну он и посвящен моим сыновьям, он сделан для них. Есть один спектакль, где планка настолько высока, что я понимаю свои возможности и [запросы] людей вокруг, что я больше 15% не могу результата получить, и я потом ни с кем уже не могу общаться, понимая, что я обкакался.


Тайга.инфо: А кто задает вам планку, вы сами себе ее ставите и к ней стремитесь?

— Кто я такой вообще? Ну вот ты взял Хармса, это же Хармс — вот и есть планка, тянись. Есть очень чудесная вещь, просто прекрасная, которая все объясняет, — теория Малевича. О том, что в художнике единственное, что живо — это его движение к абсолюту. Мы какие-то формы производим в любых жанрах. Вот он [Малевич] там говорит: ну абсолют — это Бог, недостижимая земному человеку, грешному, вещь, но движение к абсолюту единственное живо, и вот это движение, создание этих форм, — как ступень. Вот я сделал спектакль, встретил какую-то вещь, ну сделал и все, отпустил, поэтому у меня очень много спектаклей исчезает. А любая форма мертва...

Мне такой подарок был от Могучего, он на самом деле мой педагог, который меня из г**на слепил, потому что я ничего не понимал, вообще ничего, и просто он однажды на каких-то гастролях ткнул пальцем и говорит: «приезжай». И однажды после спектакля, который, как мне казалось, у меня не получился, он говорит: «Спасибо». Я ему: «Ты чё? У меня ж ничего не получилось», а он говорит: «Ну я не могу сказать, это театр, если бы я все мог сказать, то мне бы неинтересно было этим заниматься».

Тайга.инфо: А вы как режиссер о чем говорите в своих спектаклях?

— Я ставлю определенную себе мечту, звезду, очень высокую, и просто я иду к ней. Мечту... Как о потерянном рае, например. И я в какой-то момент начал немножко задыхаться оттого, что практически все, что ты ни делаешь, все, в общем-то, принимается, никаких там уже и нет этих финансовых рисков, и все это уже достаточно нормально устаканено. Я уже триста лет не делал репетиции без подписания контракта, но это не только я. И огромное количество произведений написано вот таким образом. Но у меня, слава Богу, есть идея, я с этой идеей прихожу к конкретным людям, и они говорят: «Хорошо, мы вкладываемся», и мы начинаем эту историю.

Тайга.инфо: Какой новый материал вам интересен?

— Ну я начинаю репетировать через 4 дня «Рамаяну», это знаменитое произведение древнеиндийского эпоса. Я же и в оперных театрах работал, и хореографию делал, и «Турандот» ставил, и много чего, поэтому, думаю, как-то смогу это воплотить.

Тайга.инфо: Каков будет жанр спектакля, вы понимаете только в процессе?

— Ну да, конечно. Ну, иначе это такое самообрезание, я с такими режиссерами даже не люблю работать, потому что это мне нужно в его мозги залезть, это компьютерная игра начинается. Прекрасно Норштейн (Юрий Норштейн — российский режиссер анимационного кино — прим. Тайги.инфо) сказал по этому поводу: «Я начинаю снимать, и я вообще не понимаю, как я это буду делать». Вот и я не знаю, я найду по ходу.

Текст и фото: Юлия Катковская