«Подлость стала нормальной»: последнее слово Солодкина-младшего

10 Июн 2015, 14:34

Бывший вице-мэр Новосибирска Александр Солодкин, обвиняемый в руководстве преступным сообществом «Труновские» и находящийся под стражей с 2010 года, завершил последнее слово в суде. Он поблагодарил судью и напомнил, что нет «никаких доказательств» преступлений, а «поступать по закону всегда просто».

Солодкин-младший начал выступать с последним словом 8 июня, заявив, что в 2009 году ему предлагали «решать вопросы» в пользу представителей криминалитета. Во время заседания его отцу Александру Солодкину-старшему стало плохо, и судья объявила перерыв и вызвала скорую помощь. Третий обвиняемый — бывший замглавы УФСКН по Новосибирской области Андрей Андреев — скажет последнее слово 16 июля.

Тайга.инфо приводит стенограмму выступления Александра Солодкина-младшего.

Я закончил свое выступление на том, как осуществлялось всё это дело, каким образом оно фальсифицировалось, что на сегодняшний день абсолютно очевидно. Я говорил о том, в каких условиях мы оказались, какие к нам применились меры воздействия, иначе сказать не могу. До сих пор этот вопрос висел в воздухе на протяжении всего судебного разбирательства.

Никто не смог объяснить мне причину помещения нас с Александром Наумовичем [Солодкиным-старшим] на полгода в подвальное помещение. Никто не мог объяснить причины, по которым меня отправили через две пересыльные тюрьмы в соседний регион, в Кемерово. Всё это делалось исключительно для того, чтобы подавить волю, сломать, для того, чтобы направить нас на те рельсы, о которых мечтало следствие. Получить от нас те самые подписанные документы в отношении первых лиц города и области. Другого объяснения этому нет. Даже те скептики, которые могут сегодня поставить под сомнения мои слова, они могут говорить о чем угодно, только вот с этими фактами поспорить невозможно.

Чуть ли не с первого дня говорилось, что у следствия было всё хорошо доказано, в том числе говорилось и в СМИ, зомбируя население Новосибирской области о том, что в деле всё уже понятно. Одна из судей Центрального районного суда умудрилась при первом нашем аресте в далеком 2010 году сказать, что моя вина уже доказана. Так вот, если всё так было замечательно и радужно, то вы прекрасно все должны понимать, что таких действий по отношению к нам просто бы не было, в этом не было бы никакой необходимости. У них было абсолютно четкое понимание того, что выдержать то, о чем говорил уже в своем выступлении Александр Наумович, нормальному человеку достаточно сложно. Вы можете себе представить ощущение отца, на глазах у которого уничтожают всю его семью, всех его детей? Потому что то, что они делали и продолжают делать с моим младшим братом — это тоже уничтожение человека. Вы можете представить ощущения сына, когда ты видишь, как твоего отца водят в наручниках, когда ты понимаешь, что ничего с этим не можешь поделать?

С первого дня, когда появился проект этого дела, я ездил на каждый допрос, пытался объяснить свою позицию, приводил факты, доказательства

Самое страшное во всей этой ситуации то, что на протяжении всех лет, сейчас я говорю только о следствии, не говорю о суде, у нас не было возможности ни докричаться, ни достучаться до следователей. Ваша честь, я хочу обратить ваше внимание, что с первого дня, когда появился только проект этого дела, я находился под подпиской о невыезде и честным образом ездил на каждый допрос, пытался объяснить свою позицию, приводил факты, доказательства. Но результатом всех моих действий было лишь только то, что мою информацию, которую можно было следствию проверить и убедиться, что факты, которые нам вменялись, не соответствуют действительности, мою информацию просто отдавали вот этим вот говорящим головам, которые потом были использованы — псевдосвидетели, псевдопотерпевшие, соглашенцы. Получив эту информацию, ее просто подгоняли под нужные конструкции.

Андрей Владимирович [Андреев] не раз говорил в течение судебного заседания, что всё наше дело — это конструктор. Вы прекрасно знаете, Ваша честь, и я, наверное, сейчас больше говорю доя публики, которая присутствует, в основном для СМИ, что в деле нет ничего! Вы должны прекрасно понимать, что в деле нет абсолютно ничего, в деле есть банальный донос. Такое твердое наследие старого времени, страшного 1937 года, сталинского режима.

Поражаюсь, насколько следствие, прокуратура желают, видимо, жить в таком обществе, где по доносу можно людей годами держать в тюрьме. Нет ни одного доказательства нашей вины, нет ни одного документа, который был бы представлен в суд, который можно было оценить с точки зрения закона. Есть бесконечный поток слов, более того, даже эти слова между собой не стыкуются, не соответствуют ни действительности, ни времени.

Была канва: Солодкины и Андреев — преступники. Всё остальное насаживалось на эту нитку, как бусинки на ожерелье. И через пять с половиной лет прокурор в прениях сказал: «Подсудимые и их защита, требуя доказательства вины, требуют невозможного». О чем можно говорить, если в деле нет доказательств? Что должно произойти в нормальном правовом государстве после такого выступления прокурора? Должно последовать обращение к суду — просим подсудимых оправдать и освободить. Но этого нет. Нет настолько, что даже тот эпизод в деле, по которому закончились сроки давности по привлечению к уголовной ответственности, в частности по Александру Наумовичу по эпизоду с Боженко — даже в этой части прокуратура не нашла в себе сил об этом сказать суду. И эти лишний раз подтвердив, кто стоит за этим делом, кто его финансирует, у кого есть прямой интерес переложить свои преступления на нас. И удивительно страшно, что даже не пытаются маскироваться.

Через пять с половиной лет прокурор в прениях сказал: «Подсудимые и их защита, требуя доказательства вины, требуют невозможного»

Ощущение и осознание того, что я сегодня знаю, пройдя все эти круги ада... Мне страшно становится от того, что сколько бы мы не говорили о правовом государстве, о презумпции невиновности и о многих еще юридических инструментах, которые должны существовать, — в нашем деле все это было проигнорировано. На нас огульно накидали грязи и предложили нам же опровергнуть эту грязь. Я повторяю еще раз и хочу, чтобы все присутствующие поняли, хотя я прекрасно понимаю, что понять это очень сложно, может быть, умом легче, чем даже сердцем. Если сегодня с нами сделали такое, эта практика очень страшна и порочна. В любой момент любого человека вот по такому заносу без единого доказательства можно посадить в тюрьму. Можно дать нужные сигналы заинтересованным СМИ, которые изложат это так, как будет нужно для того чтобы зомбировать людей, но с правом, с законом это не имеет общего.

Буквально в понедельник, в очередной раз после нашего заседания, когда Александру Наумовичу стало плохо со здоровьем, мы получили очередной шедевр от ОТС. Я говорю о госпоже Атмаховой, которая так и не понимает, что, работая в правовой программе, нужно разбираться в вещах права. Сказать о том, что «заканчивал свою речь Александр Наумович пафосной фразой о любви к Родине коррупционера»... Складывается впечатление, что нас давным-давно осудили в СМИ, забыв, вероятно, о том, что все-таки в этой стране, как в любом правовом государстве по закону любой человек считается невиновным до вынесения приговора суда. Но в нашем деле всё делалось именно для того, чтобы до того еще, как дело начали разбирать по существу, создать вот это общественное мнение.

Прошли годы, всё это наносное, вся эта грязь растворилась, людей долго обманывать невозможно. И сегодня есть твердое понимание и ощущение у общественности города, что здесь происходит, кто за этим стоял, кому было выгодно, кто получил результаты. Я не скрою, Ваша честь, что задачей следствия изначально было сделать так, чтобы мы согласились на суд присяжных, нас к этому толкали. И мы в начальной стадии с Александром Наумовичем давали на это согласие. Но мы прекрасно понимали, что только профессиональный судья сможет разобраться в тех тонкостях, юридических моментах, которые наделали в этом деле. Они надеялись на то, что мы пойдем на суд присяжных, потому что в таком случае всё то, что бы ни изучалось в процессе, этому не было бы дано никаких процессуальных оценок. И мы бы видели здесь 12 человек, перед которыми в клетке сидели бы все раздражители, которые только можно представить по отношению к человеку — чиновники, полицейские, коррупционеры, бандиты.

При таком подходе, естественно, достучаться до кого-то было бы очень сложно, тем более, что люди, которые приходят и работают присяжными, как правило, не имеют юридического образования и не понимают тонкостей и разницы между той или иной статьей УК. Единственное, на что могло надеяться следствие, а позже и прокуратура, это как раз на суд присяжных. И [мы] не пошли этим путем. У нас по-разному складывался судебный процесс, но с точки зрения юридических моментов я ни разу не пожалел об этом выборе и надеюсь, что не пожалею. Мы отстаивали и будем отстаивать свою невиновность, мы прекрасно понимаем, что мы не совершали преступлений, о которых здесь говорилось, да и вовсе не совершали преступлений.

Ты не можешь проводить время со своей семьей, видишь своих детей только через две решетки на расстоянии пяти метров по телефону

Тем не менее, конечно, заказчики этого дела достигли определенных результатов. Пять с половиной лет жизни, взросление детей, которого [мы] просто не видели. Так уж случилось, и я абсолютно не могу этого понять, но в российской системе исполнения наказания существует такое королевство кривых зеркал: человек, который осужден, приговорен уже к реальному сроку лишения свободы, гораздо больше прав, чем человек, вину которого не доказал еще ни один суд. У него нет возможности личных свиданий, ты не можешь проводить время со своей семьей, увидеть своих детей, за исключением того, что предусмотрено законом — через две решетки на расстоянии пяти метров по телефону ты можешь увидеть семью.

Я очень благодарен вам, Ваша честь, что за всё время ни разу не лишили такой возможности — хотя бы, чтобы родные и близкие могли прийти пообщаться через два стекла, решетку. Но тем не менее, всё это пытки, все взрослые люди, и понимают, о чем я говорю. Скажи мне кто-нибудь шесть лет назад о том, что происходит в этой системе и как все работает, я бы не поверил. Если бы кто-то мне начал рассказывать мою историю сегодняшнюю, я бы, наверное, подумал, что человек пытается таким образом уйти от наказания или найти какое-то оправдание, но это реальность, это то, что я сегодня могу рассказать.

Всё разрушили, разрушили семьи, лишили мечты. Того, что абсолютно естественно для нормального человека — желание расти и развиваться, карьерный рост, это всё нормальные вещи для любого человека, тем более, для мужчины. Чем бы ни закончилась эта история, этого уже никогда не изменить. Но в любом случае не должно срабатывать ничего, ведь прокуратура прекрасно понимает, что нет этого дела, прокуроры не могут не видеть тех процессуальных нарушений, которые сегодня не позволяют суду вынести обвинительный приговор. Но мы очень часто слышали от разных прокуроров, которые здесь находились в процессе, о чести мундира. То есть, вы понимаете, честь мундира, оказывается, не в том, чтобы вынести законное обоснованное решение! И это говорят те люди, на которых мы все с вами надеемся как на закон, око государево.

Я не готов рассчитываться своей жизнью, моим добрым именем и своей фамилией, которую делали задолго до меня мои родственники, предки. Мы не раз говорили в этом зале, что нет более заинтересованных людей, которые хотели бы доказать свою невиновность и отстоять свое честное имя. И те, кто цели ставил, кто их продвигал, добившись высокого положения, его лишились, потому что жизнь рано или поздно расставляет всё на свои места.

Больше всего всегда ненавидел интриги, закулисные игры, я никогда не носил камни за пазухой, я предпочитаю быструю ссору и быстрый мир. Люди, которые обрекают себя на бесконечную жизнь в этом зле, которое они сами создают — это несчастные люди, к ним и нужно так относиться. Что их там двигает, я не знаю. Корысть, подлость? Но, к сожалению, наносное всегда было в жизни, злого больше, чем доброго.

Я лично одному только Ганееву задал 190 с лишним вопросов. Ни на один вопрос он ответить не смог. Потому что он не знает тех событий

Пройдя этот путь, я не знаю, как воспитывать своих детей, потому что те вещи, на которых воспитывали нас, обесценены. Подлость стала нормальной. Люди, выторговывая для себя собственные интересы, уничтожают других людей, невзирая ни на что. Но когда это происходит, грубо говоря, на улице, ты понимаешь, что все разные — есть плохие, есть хорошие. Но когда с тобой так поступает государство в лице определенных органов — это страшно. [Мы] вам уже говорили в репликах и прениях свое мнение по поводу процесса, но я бы хотел сказать для тех, кто сегодня присутствует в этом зале.

Процесс был сложный и эмоциональный, безусловно. И всё же я хочу сказать вам спасибо за то, что при всем при том, что нам говорили, что суд не даст приводить своих свидетелей, будет нас ограничивать, я хочу сказать открыто всем присутствующим, что этого не было никогда. Мне удивительно, почему на протяжении всего времени у СМИ был такой низкий интерес к происходящим здесь событиям. Двери этого зала ни разу не закрывались, и если было бы желание, сюда можно было прийти всё услышать и дать собственную оценку. А не так, когда сюда приезжают ваши коллеги из Москвы, считающие, что по улицам ходят белые медведи и здесь люди отличаются по своему умственному развитию. Сказать такие вещи с экрана телевизора — о какой-то закрытости процесса, тихой семейной обстановке... Это ложь. И у прокуратуры, и у защиты были все возможности, чтобы предоставить все доказательства. Просто у прокуратуры доказательств нет. Ни разу нас не ограничивали с вопросами, и этим псевдосвидетелям, соглашенцам мы задавали огромное количество вопросов. Я лично одному только Ганееву задал 190 с лишним вопросов. Ни на один вопрос он ответить не смог. Потому что он не знает тех событий, о которых пытается рассуждать. И всё, что от него хотели, — это выдать заложенную в него в Следственном комитете и ОРБ информацию. Но ложь никогда не станет правдой, поэтому она все время видоизменялась.

Я хотел сказать, что все условия, чтобы мы предоставили все доказательства с обеих сторон, были судом предоставлены. Спасибо, Ваша честь, что вы объективно оценили характеризующие материалы на подсудимых. В частности, скажу обо мне. Наше ходатайство о получении характеризующих материалов из суда Центрального района были вами запрошены, изучены, и я надеюсь, что они получат оценку, в том числе и при вынесении приговора.

Нам, Ваша честь, неоднократно предлагали обращаться в Европейский суд по правам человека. К этому делу, действительно, есть интерес, о нем уже наслышаны, признаться честно, опозорились с этим делом на весь свет. Они удивляются тому, что где-то существует право, где-то читают документы дают им оценку, задают вопросы, они так искренне этому удивляются, потому что тот документ о досудебном следствии, который был принят в этой стране, он окончательно «умножил на ноль» возможности следствия. Они вообще не хотят ничего расследовать, всё, что они хотят сегодня — выбить, получить, сломать, получить явку с повинной, либо взамен на уход от уголовной ответственности кому-нибудь продать индульгенцию и получить нужные показания на неугодного человека.

Возвращаясь к теме европейских судов, я был искренне против этого, потому что нельзя быть патриотом наполовину

Возвращаясь к теме европейских судов, я был искренне против этого, мне было тяжело принять такое решение, потому что нельзя быть патриотом наполовину. Ведь я человек, который был в органах представительной власти, член партии «Единая Россия», входил в «Золотую тысячу управленцев», в «Кадровый резерв» партии... И этим поступком очередной раз сказать, что ты сам не веришь в ту страну, в которой живешь? Это очень сложно.

Именно поэтому я все-таки надеюсь, что в этом суде будет принято законное и обоснованное решение. И только суд, так уж сложилось, что всё переложили на плечи суда, может заставить своим решением горе-следователей работать, а прокуратуру реально следить за Следственным комитетом с точки зрения закона. Ведь именно для этого разделили эти структуры, что этот шаг приближает нас к цивилизованном обществу, нормам. И где-то, наверное, это работает, но только не в деле Солодкиных и Андреева. Здесь просто произошел какой-то полный коллапс.

Я намеренно сегодня не касаюсь юридических моментов, просто все уже устали. Мною в прениях было подготовлено выступление на 145 листов. Это не наши «хотелки» и домыслы, это то, что реально можно потрогать, взять руками и посмотреть. Не может быть двойных стандартов, ни в коем случае никого не имеют права судить по каким-то понятийным вещам, иначе всё это на улице, это не здесь, не в этих залах. Должны быть доказательства, факты, а их невозможно найти, потому что мы не совершали преступления.

Я нашел несколько фраз для себя, вычитал. Мне показалось, что это то, как я жил. Скорее всего, это то, что вложили в нас наши родители, позволю себе зачитать: «Уважай чужую душу и требуй уважения к собственной душе, высказывай презрение глупцам. Если ты станешь правителем, оставайся слугой народа и не хитри. Радуйся прекрасному и ужасайся злу. Уважай и люби правду, потому что ложь язык рабов. Рассуждай не о деньгах, а о дружбе и о Боге. Веруй, без веры народ пропадет. Живи с миром и будь справедлив».

Ваша честь. я обращаюсь к вам. Вам тут желали некоторые выступающие мужества при принятии решения, я вам его желать не буду, потому что в принципе всё очень просто. По закону поступать всегда просто. Я просто желаю вам всего самого доброго.

Подготовила Анастасия Кораблёва