Забытый бунт: мысли к 100-летию среднеазиатского восстания 1916 года

16 Июн 2016, 12:50

Четверть века назад Россия ушла из Средней Азии, и сегодня даже в пограничных областях немногие представляют себе этот регион и его важность для нас. Тайга.инфо вместе с Алексеем Прониным и Дмитрием Холявченко начинает цикл публикаций о «южном подбрюшье» и его влиянии на жизнь в Сибири.

Накануне 100-летнего юбилея трагических событий в Средней Азии — масштабной резни русского населения и не менее кровавого подавления бунта официальными властями — мы решили обратиться к современности и истории Центрально-азиатского региона. Региона, от ситуации в котором напрямую зависит повседневная жизнь и безопасность Сибири. В первой части авторы описывают географические, экономические и демографические аспекты.

Мы живем в интересное время и в интересном месте. Четыре с небольшим часа на самолете до Москвы и столько же до Пекина, 1,5 до столицы Синьцзян-Уйгурского автономного района Урумчи и несопоставимо меньшие перелеты до столиц среднеазиатских государств. Новосибирск — крупнейший город азиатской части России. В Новосибирске в очень заметной степени присутствует как азиатское население, так и европейцы, родившие и выросшие в настоящей Азии. Сибирь окружают страны с иной культурой, иной историей цивилизационного развития, иными демографическими процессами и иными темпами развития экономики. Сибирь до русской колонизации сама являлась неотъемлемой частью азиатского, кочевого, и, отчасти, исламского мира. Но знания большинства сибиряков о реальности, которая была их прошлым, и о реальности, которая их сейчас окружает, очень обрывочны.

Существование в подобном информационном потоке, в ситуации вырванности из реального информационного, исторического и культурного контекста приводит к тому, что мы, например, всегда легче вспоминаем про судьбу американских индейцев, которые были вытеснены под давлением европейской колонизации, но практически не представляем судьбу коренного населения территории нынешней Новосибирской области, которая колонизировалась европейским населением несколько позже восточного побережья США.

Еще одна сторона искаженного информационного потока — это несопоставимое преобладание федеральной повестки новостей над новостями действительно актуальными для нашего города. Когда речь идет о темах, затрагивающих серьезнейшие социально-экономические, этно-культурные, религиозные, демографические и культурные процессы, то чаще всего все сводится к единичными сообщениям, не складывающимся в общую картину мира.

К примеру, если поднять такой важный и очень болезненный для общества вопроса, как вопрос иноязычной и инокультурной иммиграции в Россию, то с точки зрения структуры этой миграции крупные города Сибири отличаются заметным своеобразием — резким преобладанием среди мигрантов выходцев из Средней Азии — что, тем не менее, очень слабо отражается в массовом сознании.

Еще одной стороной вырванности из мирового информационного, культурного и образовательного контекста, является упомянутая ранее тотальная недоинформированность жителей города, о нашем ближайшем — гораздо ближнем чем Москва, Крым или Сирия — экономическом и геополитическом окружении. И это в городе, значительная часть экономики которого связана с государствами Центральной Азии.

Южная полоса Западной Сибири, где расположено большинство крупных городов — Ишим, Омск, Новосибирск, Кемерово, Барнаул, Горно-Алтайск, Славгород, Новокузнецк — это пограничье, ворота из Центральноазиатского региона в мягкое подбрюшье Российской Федерации. Давно уже нет русского фронтира в Средней Азии, да и самого русского Туркестана сегодня не существует.

После исхода русскоязычного населения (его пик пришелся на 90-е, но и сейчас этот ручеек еще не иссяк) из новых независимых государств там остались лишь разрозненные группы, которые не желают становиться полноценными диаспорами. Где-то, как в Узбекистане, они сравнительно неплохо социализированы, являются одним из основных национальных меньшинств (по данным на 2013 год около 2,6% населения). Где-то напротив, молниеносно, по историческим меркам, они маргинализировались, как в Таджикистане. В 1979 году русских насчитывалось 395,1 тысяч (10,4% населения), а сегодня — менее 50 тысяч, около 1% населения страны (одна из самых малочисленных русских диаспор в СНГ после Армении).

Вызывает тревогу обнищание русского населения, среди которого преобладают одинокие пенсионеры

Вызывает тревогу ухудшение социально-экономического уровня русского населения, среди которого преобладают одинокие пенсионеры, его обнищание, оттеснение на обочину социальной жизни. Вместе с русским населением исход из Средней Азии совершила и российская политика — до недавнего времени Москва не могла похвастаться внятной стратегией на этом направлении. Держится авиабаза в киргизском Канте, сохраняет свою дислокацию в Таджикистане бывшая 201-я дивизия в Таджикистане. До 2005 года границу Таджикистана и Афганистана охраняли пограничники 117-го Московского пограничного отряда, сейчас этот участок Комитету по охране государственной границы при правительстве республики.

При серьезной вовлеченности среднеазиатских стран в жизнь и экономику России — благодаря трудовой миграции — не получается констатировать значительных масштабов деятельного участия России в экономике стран Центральной Азии. В СМИ изредка отмечаются периодические списывания долгов, которые на фоне китайских инвестиций в страны Центральной Азии смотрятся не очень эффектно. Так, в апреле 2013 года Россия списала Киргизии $500 млн долга. Из них $188,9 млн списали сразу, задолженность в размере $300 млн будут списывать равными долями в течение десяти лет. В 2016 году Россия списала долг Узбекистана в размере $865 млн, уменьшив его остаток до $25 млн.

И даже недавно созданный Таможенный союз пока не привел к кардинальным переменам в сфере экономического и политического взаимодействия России и стран Средней Азии, зато стал причиной большого количества проблем, связанных с охраной общих границ, от чего страдают исключительно Россия и Казахстан.

На этом фоне Средняя Азия и происходящие в ней процессы остаются вне поля зрения российских новостных агентств, редко попадают даже на полосы центральных СМИ, не говоря уже о региональных. Конечно, где-нибудь за Уралом, во Владимире, Смоленске или Костроме, происходящее здесь кажется чем-то далеким и не столь важным. Но на южном нашем пограничье, которым мы стали, все происходящее у соседей в сжатые сроки скажется на повседневной жизни сибирских городов и деревень — от цен на рынках до возможности относительно безопасно прогуляться вечером по улицам.

Давайте посмотрим, как менялись страны Центральной Азии за последние четверть века.

Во-первых, следует рассмотреть проблему демографии. Итак, как изменялась численность населения пяти центральноазиатских стран в постсоветское время по сравнению с Россией (здесь под Средней Азией имеются в виду четыре республики южнее Казахстана, а под Центральной — они же вместе с Казахстаном):

Не менее значимым для России и для Новосибирской области является также изменение этнического состава населения за счет миграции из Центральной Азии:

С трудом контролируемая трудовая миграция привела к резкому росту числа выходцев из стран Средней Азии — Узбекистана, Таджикистана, Киргизии в крупных сибирских городах. Интересно, что статистические данные, наглядно иллюстрирующие всю ситуацию, в открытом доступе появляются со значительным опозданием, но даже их достаточно для понимания серьезности проблемы.

Так, в середина прошлого года была принята Государственная программа Новосибирской области «Укрепление единства российской нации и этнокультурное развитие народов Новосибирской области на 2015–2020 годы». Авторы документа открыто констатировали устойчивую тенденцию ежегодного увеличения населения за счет «мигрантов с низким уровнем образования, знания русского языка, общероссийских социально-культурных ценностей и правил общественного поведения». Растет число узбеков, которые заняли 5-е место по численности среди этнических общностей области, — 12 655 человек против 2047 в 2002 году (15-е место), таджиков — 10 054 человека (в 2002-м — 2784), киргизов — 6505 человек (в 2002-м — 1423). Выросла и численность выходцев с Кавказа: 9508 армян (в 2002-м — 7850) и 8008 азербайджанцев (в 2002-м — 7366): «Поток иммигрантов в исследуемые районы и города Новосибирской области за последние три года заметно увеличился, в особенности в городские округа. По национальному составу это в основном представители стран Средней Азии и Кавказа, а также китайцы».

Примерно в это же время портал НГС, со ссылкой на слова начальника управления ФМС России по Новосибирской области Юрия Звягинцева, отмечал, что за первые пять месяцев 2015 года в регион уже въехали дополнительно больше 56 тыс. человек, указавших в качестве цели своего прибытия трудовую деятельность (в 2014 году за тот же период их было 53 тыс.). Растет от года к году и число приезжих, получивших гражданство (в 2015 году уже 3 тыс. человек) и вид на жительство (более 1,5 тыс. человек).

Процесс устойчивого ежегодного роста миграции в Новосибирск и область разворачивается на фоне уменьшения численности (данные на июнь 2015 года) представителей четырех наиболее многочисленных народов: русских — на 138 302 человека (всего 2 365 845), немцев — на 16 351 человека (всего 30 924), украинцев — на 11 697 человек (всего 22 098) и татар — на 3716 человек (всего 24 158). По данным Росстата, доля экономически активного коренного населения (с 16 до 59 лет для мужчин и до 54 — для женщин) неуклонно снижается с 2007 года. В прошлом году их было 59% (против 63,8% в 2007 году), а вот доля пенсионеров — растет. Естественно, что из-за многолетней тенденции убыли экономически активного населения одним из вариантов восполнения трудовых ресурсов является внешняя трудовая миграция.

Из-за растущей иммиграции увеличивается нагрузка на инфраструктуру города, что вызывает негативную реакцию населения, недавно считавшего себя коренным

Конечно, жителю тихого центра Новосибирска вся эта статистика кажется оторванной от повседневной реальности. Но стоит приехать в район Центрального или, еще лучше, Хилокского рынка, или в район бывшей Гусинобродской барахолки, как станет ясно — облик жителей города стремительно меняется. Также многие специалисты небезосновательно предрекают со временем возможность превращения многих новосибирских окраинных жилмассивов с типовой застройкой эконом-класса в национальные гетто. А далее начинаются те же процессы, что подходят к своему логическому завершению в Европе, когда выходцы из мусульманских социумов сохраняют свой замкнутый от принявшего их общества уклад жизни и пытаются его внести в социум, принявший их, что влечет изменение обычаев и принятых норм (обычных, культурных, правовых) социума, принявшего мигрантов. Несмотря на убыль численности населения нашего региона, благодаря растущей иммиграции увеличивается нагрузка на инфраструктуру города, в том числе детские сады, школы, поликлиники, больницы, что вызывает естественную негативную реакцию населения, еще недавно считавшего себя коренным, и, как следствие, неприятие вновь прибывших.

И все же главная проблема лежит не внутри региона и даже не на территории Сибири и России в целом. Сегодня мир, 19% процентов населения которого составляют мусульмане (по данным Ватикана), переживает так называемый исламский ренессанс «справедливости». Более того, число исповедующих ислам неуклонно растет: в одной только Западной Европе численность мусульман оценивается от 15 до 23 млн человек, где только на Францию приходится около 6 млн, а на Германию — порядка 4 млн человек.

Исламский мир сегодня не замыкается конкретных географических рамках, он пронизывает практически всю политическую карту мира, сохраняя при этом свою религиозную идентичность и закрытость от внешнего не исламского влияния. Впервые в постколониальном мире тема «справедливости» приобрела новое, яркое звучание именно в исламской среде. Именно настойчивая потребность, требование и готовность умереть — за «справедливость» — в значительной степени гарантировало выход на улицы арабских городов и сел сотен тысяч людей в начале «Арабской весны» 2011 года. Интересно, что вышедшие на улицу люди еще несколько лет назад не только не изъявляли свою готовность к подобному выражению настроений, но и вряд ли представляли себе возможность подобных событий и своего в них участия.

Именно «справедливость» стала тем символом, желанной и недостижимой целью, вокруг которой началась деятельная самоорганизация на современном Арабском Востоке. Этот термин, как термин «свобода» в России 1917-го, объединил совершенно различные направления и силы, зачастую противостоящие друг другу. Власть, бывшая частью религиозной традиции и во многом благодаря многовековой политической культуре, которая царила на Арабском Востоке, имевшая полусакральный характер, теперь стала предметом не только активного публичного обсуждения самого разного толка, но и предметом торга, подчас чрезвычайно унизительного. И оппозиция в лице людей «арабской улицы», и властные структуры, будь то сирийское руководство или прикованный к больничной каталке бывший египетский президент Х.Мубарак, не говоря уже о ливийском лидере М.Каддафи — все они употребляют в качестве одного из главных аргументов именно «справедливость» во всех ее значениях. Требование «справедливости» исходит и от «международного сообщества», причем последнее не делает особого различия между политической, социальной и юридической справедливостью. А ведь есть еще и справедливость историческая.

Представления о «русском мире» и «геополитических интересах России» чрезмерно идеологизированы

Положение же исторической науки и исторического образования на постсоветском пространстве очень неоднозначно. Например, в последнее время в России бурно обсуждается проект создания так называемого «единого учебника истории» для средних школ, который должен быть свободным от «двойных толкований» и «выверен стилистически». В политический оборот и общественную дискуссию введены концепты «русского мира», «геополитических интересов России», «российской цивилизации», представления о значении которых чрезмерно идеологизированы. История постоянно актуализируется в целях политической борьбы, путем поиска в прошлом героев и злодеев, положительных и отрицательных примеров, достижений и ошибок с точки зрения той или иной современной идеологии. При этом уровень простейшей исторической грамотности граждан упал до минимума, и значительная часть народа живет в системе разрозненных исторических мифов, используемых для объяснения и оправдания настоящего.

Спекуляции на исторические темы с позиций, по сути отрицающих историческую науку как таковую, становятся реальным инструментом манипуляции массовым сознанием и препятствием для нормального исторического образования и просвещения. Представление о том, что окружающие нас процессы не только сиюминутная современность, но и часть исторического процесса и будущая история стали ситуативными и обрывочными. В исторических исследованиях и историческом образовании по-прежнему продолжают использоваться термины и идейные конструкции, изолированные от мирового научного контекста и несущие в себе ценностные и оценочные конструкции. Подобные же проблемы сегодня характерны и для исторической науки независимых государств Центральной Азии.

В свете всего этого для современных историков постсоветского пространства важнейшим становится вопрос о границах «отечественной» истории. Российское государство на разных этапах своей истории занимало различные территории. С учетом того, что в данный момент территория Российской Федерации значительно меньше территории СССР и, тем более, территории Российской империи накануне Первой мировой войны, как быть с представлением о комплексной российской истории, если история многих окраин выпадает из курсов отечественной истории? Российская империя в XIX веке завоевала и поглотила многие государства Кавказа и Средней Азии. Можно ли уверенно говорить о том, что изучая территориально-политическую экспансию России, историю присутствия российского государства, историю колонизации русским и другими народами присоединенных и завоеванных территорий, удастся обойтись без изучения предыдущей истории этих земель без ущерба для понимании исторического процесса? Однако ситуация выглядит еще сложнее: из поля зрения выпадает большинство событий в российский период истории Средней Азии и Закавказья. Подобное же отношение характерно для советского периода нашей общей истории.

Более того, даже история двух последних десятилетий жизни наших соседей практически выпала из сферы внимания россиян. Сегодня под термином «Средняя Азия» мы понимаем нечто монолитное, но в реальности этот огромный регион демонстрирует разнообразные культурные, исторические, а главное экономические реалии. Тенденции экономического развития центральноазиатских государств подчас диаметрально противоположные:
Как мы видим из приведенной таблицы, вряд ли результаты развития экономики наших среднеазиатских соседей получится охарактеризовать как успешные. А в отсутствии возможностей поддержания нормального уровня жизни, потребность в некоей справедливости не только овладевает умами граждан, но и начинает активно искать выход. Очень удобным способом канализировать повышенный спрос населения на восстановление справедливости является апелляция к реальным либо мнимым историческим обидам и поражениям от некоего внешнего врага.

И вот под знаком требования некоей исторической справедливости в СМИ наших среднеазиатских соседей периодически появляются публикации, посвященные наиболее острым проблемам нашей общей истории. А их — за всю историю русского присутствия в центрально-азиатском регионе — накопилось немало.

Алексей Пронин, кандидат исторических наук, ученый секретарь Музея города Новосибирска;
Дмитрий Холявченко, независимый историк, член Ректората Новосибирского открытого университета (НОУ); специально для Тайги.инфо