Арнольд Тулохонов о том, как защитить Байкал

09 Июн 2016, 06:00

Сегодня мы поговорим о судьбе озера Байкал. В последнее время об этом много говорят и пишут. Так что же ждёт великое озеро в будущем? Гость в студии — член Комитета Совета Федерации по международным делам, представитель Республики Бурятия в Совете Федерации Арнольд Тулохонов.

Арнольд Кириллович Тулохонов — специалист в области физической и экономической географии, доктор географических наук, член-корреспондент РАН. Он с 1991 по 2013 годы был директором Байкальского института природопользования Сибирского отделения Российской академии наук.

Я читал, что Байкал в последние годы продолжает мелеть. В чём причина?

А. Тулохонов: Причин, как обычно говорят, много. Но главных среди них две. Одна, она основная, — антропогенная, вторая — природная. За последние три года происходит постоянное снижение количества выпадающих осадков в районе Байкала. Но это глобальный процесс, который связан и с потеплением, и с другими мировыми климатическими изменениями. Могу точно сказать, что в марте—апреле-мае—июне этого года у нас практически не было дождей. Естественно, дожди многое определяют. У нас дождь — это главный агроном и климатолог. Нет дождя — нет воды, а нет воды — уровень Байкала падает.

На этом фоне у нас есть свои проблемы, связанные с гидроэнергетикой. В 1959 году озеро Байкал подняли благодаря строительству Иркутской ГЭС на один метр против естественного колебания. С тех пор и до 2001 года этот процесс шёл в произвольном режиме. Затем прошли очень обильные дожди, были наводнения, и мы приняли решение, в первую очередь регионы, обосновали наукой, что уровень Байкала с помощью регулирования сброса воды на Иркутской ГЭС надо удерживать в интервале одного метра. А это 456–457 метров. Но сегодня благодаря тому, что три года назад Гидромет и РАН выдали неправильный прогноз, в апреле 2015 года в самый минимум на Иркутской ГЭС сбросили большое количество воды, чего нельзя было делать.

То есть, ещё больше обмелел Байкал?

А. Тулохонов: Да. Никогда раньше не сбрасывали воду в минимум, который приходится как раз на апрель. А сбросили воду потому, что якобы ожидался большой паводок. Но он не случился, и теперь последствия этого сброса до сих пор нам аукаются.

Решений этого вопроса достаточно много. В первую очередь мы обязаны и должны прогнозировать ситуацию с погодой. Для этого нужны, конечно, высокоточные машины, высокоточные измерения, частота измерений и многое другое. К сожалению, мы здесь похвастаться многим не можем. У нас всё делается, как обычно, пальцем в небо. Будет дождь — мы сбросим, не будет дождя — будем накапливать.

У нас нет метеостанций? Нет специалистов, которые этим занимаются?

А. Тулохонов: К сожалению, сегодня наука погоду так же, как и землетрясения, не может достаточно точно прогнозировать.

Но есть другой момент. Каскад ангарских ГЭС даёт самую дешёвую в мире электроэнергию. И многим нашим государственным деятелям, частным предпринимателям, владельцам электростанций, заводов, пароходов выгодно сбрасывать байкальскую воду. Во-первых, она дармовая. Во-вторых, даёт самую дешёвую электроэнергию. А это алюминий, бумага и многое другое.

В 2015 году впервые иркутяне подняли ещё одну проблему. Когда нет воды, начинают оголяться водоводы в Иркутске и в Усолье-Сибирском. А они питают население и заводы водой. Я ещё тогда предупредил городские власти, чтобы они удлиняли водоводы, ибо ситуация эта продлится.

Ещё есть такое понятие как рента. Иркутяне получают огромную водную ренту. В среднем киловатт-час в Иркутской области стоит 50 копеек. Сельские жители там платят за электричество 54 копейки за киловатт-час. Они к нам в Улан-Удэ приезжают в гости и никогда не выключают за собой свет, потому что он им даётся почти даром. А в Улан-Удэ стоимость одного киловатт-часа достигает 3 рублей.

Ощутимая разница.

А. Тулохонов: Да. Но тут есть ещё одно обстоятельство. Байкал сегодня — это не есть озеро. Это часть Иркутского водохранилища, поэтому это уже технический объект, которым обладают на равных правах Иркутская область и Бурятия. Поэтому Бурятия, обладающая одной частью, и говорит Иркутской области о том, что необходимо уравнивать систему тарифов. К сожалению, те же хозяева в этом никак не заинтересованы.
Я знаю, что есть законы, регулирующие уровень Байкала. Так ведь?

А. Тулохонов: Нет, всё немного по-другому. Байкал сегодня единственный в стране имеет собственный регионально-федеральный закон. Это Закон об охране озера Байкал. Но этого у закона много подзаконных актов. О том, что нельзя вести определённую хозяйственную деятельность, что уровень вылова рыбы должен быть определённым. И в том числе в нём прописана необходимость соблюдать уровневый режим. Так вот, этот режим, который охраняется законом, нарушается. В частности, в 2015 году он был нарушен.

Нарушен он был нечаянно? Из-за неверного прогноза?

А. Тулохонов: В том числе. Но в принципе уровень можно было отрегулировать, если бы через плотину Иркутской ГЭС пропускалось не 1500 кубометров в секунду, а 1100–1200, как это обычно делается на минимуме. Но иркутяне не согласились на это. И теперь, спустив огромное количество воды, они сегодня пришли к выводу, что надо спускать 1300 кубометров в секунду. Но и это много. Если бы они сделали 1200 кубометров в секунду, мы бы уровень Байкала сохранили. А при 1100 кубометрах уровень Байкала был бы идеальным.

Но кто-то на местах решил по-другому?

А. Тулохонов: Естественно. Правительство Иркутской области попросило правительство Медведева, и Медведев подписал распоряжение, разрешить в 2015 году изменить уровень с последующим наполнением в 2016 году. Но в этом году наполнения не произошло. Поэтому сегодня правительство находится в раздумьях, что же делать? Либо законами ситуацию регулировать, либо пустить её на самотёк, либо придумать какой-то третий вариант.

И пока решение не найдено?

А. Тулохонов: Решение не принято, а Байкал понижается.

Недавно стало известно, что Монголия решила построить три крупных гидроузла на Селенге, чтобы решить свои водно-энергетические проблемы. И специалисты тут же заговорили о том, что это вообще несёт прямую угрозу Байкалу. Что вы думаете об этом? Насколько эта угроза реальна?

А. Тулохонов: Реально эта история началась лет 5–6 назад. Поэтому она имеет достаточно долгую предысторию. Монголия как суверенное государство, находящееся выше по течению, имеет полное право использовать свои водные ресурсы, в том числе и реку Селенгу, которая поставляет ровно половину стока в Байкал. Точно так же, как Китай использует верховья Аргуни и Чёрного Иртыша, никого не спрашивая. Это их суверенное право. Международное право по этому поводу очень слабое либо вообще не разработано. Точно так же, как мы используем верховья Арала, что в Казахстане, и не добавляем воды в его западную часть. Поэтому кто выше, тот пока и хозяин. Я уже не говорю про Среднюю Азию, где Киргизия и Таджикистан строят Нарынскую и Рогунскую ГЭС, тем самым закрывая доступ воде на хлопковые поля Казахстана, Узбекистана и Туркмении.
По этой причине в истории и возникали так называемые «водные» войны. Без бензина и нефти можно прожить, без хлеба можно прожить, но без воды ещё никто не жил. И причиной всех войн, что издревле шли в бассейнах рек Тигр и Ефрата, как, впрочем, и сегодня, было то, что людям не хватало продовольствия. А продовольствия без воды, особенно в системе аридных ландшафтов, не бывает.

Теперь о Монголии. С моей точки зрения, корни проблемы здесь намного глубже. И её решение лежит не в плоскости географии и гидрологии, а в плоскости экономики. Россия в начале весны 2016 года приняла решение увеличить стоимость продаваемой в Монголию электроэнергии. Сегодня наше «Интер РАО» продаёт электроэнергию в Монголию от 9 до 12 рублей за киловатт-час. Монголы, вполне понятно почему, говорят, раз такая складывается ситуация, не при свечах же им жить, тогда они будут строить ГЭС. Поэтому предлагают решать эту проблему комплексно. Вода общая, интересы общие, страна у монголов традиционно дружественная России, а если говорить о ШОС, БРИКС и прочих других вещах, то Россия обязана помогать Монголии в решении этих вопросов. Но она этого не делает.

Более того, пять лет назад я господину Миллеру говорил, что России нужно вести газопровод в Китай через Монголию. Но тогда господин Миллер и его команда дословно мне сказали, что населения там слишком мало и ему невыгодно проводить так газопровод. В ответ я ему заметил, а кто же тогда будет газифицировать ту часть страны, которая даёт основной газ? Иркутская область — без газа, Чита — без газа, Бурятия — без газа, Монголия — без газа. Вместо этого господин Миллер вместе с владельцем «Транснефти» господином Токаревым ведёт газопровод по самым северным необжитым территориям, он уходит в Якутию и затем начинает идти на юг в Китай, делая огромную петлю. А стоило бы провести газопровод через самые населённые территории той части страны. Но нет такого решения.

Более того, сейчас предлагается ещё один проект: провести газопровод в западную часть Китая через плато Укок. Это, вообще, дурдом с точки зрения науки.

Почему?

А. Тулохонов: Во-первых, это огромные высоты. Во-вторых, заповедная территория. В-третьих, Китай в той его части меньше обжит. Понятно, что ему нужен газ для промышленных территорий. А китайский западный Синьцзян-Уйгурский автономный район получает газ из Туркмении. У китайцев там проблем с газом нет. Спрашивается, зачем нам тянуть ещё одну нитку газопровода опять же по ненаселённым районам страны?
Если бы мы решили вопрос с газом, а зимой вокруг Улан-Батора стоят десятки тысяч юрт, которые топятся резиной, пластмассой, любым горючим материалом, смрад и смог распространяются на всю столицу, поэтому если мы дали бы Монголии газ, то спасли экологию, решили проблемы Дархана, Эрдэнэта и Улан-Батора, и дальше газопровод пошёл бы в Китай. Никаких проблем с этим нет. Но почему-то на все мои попытки достучаться на самом высоком уровне по этому вопросу, более того, эту идею поддерживают главы трёх прибайкальских территорий, Москва никак не реагирует. А это стало бы главным решением проблемы Байкала. Ведь основное здесь не в плотине, не в самом Байкале. Россия посадила бы Монголию на газовую трубу, и вопрос о строительстве ГЭС монгольской стороной был бы отложен.

«Радио России», 8 июня 2016