«Никому до нас нет дела»: как живут алтайские села возле золота
Золотодобыча, каким бы способом она ни велась, трагически преображает природу, а иногда и жизнь людей вокруг. Рядом с одними месторождениями вырастают рабочие поселки, возле других прозябают целые села. Чуйка и Майск в Республике Алтай не превратилась в города-сады несмотря на соседство с золотом.
Орудиями старателей в XIX–начале XX века были лоток, тачка и лопата, сегодня они разрушают долины золотоносных рек промышленными промывочными приборами и тяжелой техникой. Добытчики оставляют за собой «лунные пейзажи» из отвалов отработанных пород, грязную воду, непригодную для питья и нереста рыб, мутные отстойники, где тонут дети и домашний скот.
Речка Чуйка в Турочакском районе Республики Алтай насколько хватает глаз — мелкая, мутная, с берегами, изъеденными машинами старателей. Прямо посреди реки — осыпающиеся холмы пустой глины и камней. Золотодобытчики прошли километры русла Чуйки: в местах, где раньше был берег реки, теперь насыпи, сквозь которые пробились сорняки и редкие кусты малины. 
— Мы, может быть, и не против золота, но если только старатели рекультивируют прииск, а тут смотрите сами, как будто по Луне ходим, — говорит наш проводник. На месте базы старателей валяется каска, несколько бочек из-под горюче-смазочных материалов, в очертаниях руин угадывается бензоколонка и местный «левиафан» — остов склада. То, что не растащили местные, раздуло ветром по раскуроченным берегам. Село выглядит лишь немногим живее брошенной старательской стоянки: машины без колес, давно некрашеные дома, заросшие травой дворы. Школа давно сгорела, а новую не строят — власти считают, что в ней некому учиться.
Разрушение не заканчивается с уходом золотодобытчиков: не закрепленные растительностью отвалы и берега продолжают размываться, каждый ливень взбаламучивает дно обмелевшей Чуйки, и тогда в ней ни искупаться, ни попить. По закону золотодобывающие предприятия обязаны проводить после себя рекультивацию местности и укреплять русла рек. В реальности это делается редко: иногда отработанный прииск оставляют до лучших времен, надеясь вернуться сюда с более мощной техникой или новыми технологиями за остатками золота, иногда артели просто игнорируют требования закона.
«Лунный пейзаж» на Чуйке уже порос травой и кустарником, а окрестности села Майск у рек Андаба и Лебедь еще нет: здесь ведется активная разработка. Другой наш проводник — из бывших золотодобытчиков, как и большинство живущих в Майске, всего их осталось сто сорок.
— Я работал на драге, добычу золота от и до знаю. Майск появился, когда в 1958 году тут нашли золото. Но сейчас здесь одни пенсионеры остались. Дети у многих на севере работают, а могли бы здесь, но уезжают — их же тут не берут на работу. В основном все на своём хозяйстве живут.
На действующем прииске работают вахтовики. Когда мы спускаемся посмотреть на горчично-желтую Андабу, протекающую вдоль рабочих вагончиков, к нам подъезжает коренастый парень на «буханке»:
— Это частная территория, здесь нельзя гулять.
Потом узнает в проводнике местного, пожимает плечами и уезжает.
Холмы отработанной породы на золотоносной речке начинаются за несколько километров от Майска: где-то они выше, где-то почти вровень с землей, ближе к прииску — метра по три, может больше. Между ними — мутная вода.
Проводник из Майска застал времена, когда золото добывали с помощью ртути. Он показывает на распухшие суставы пальцев и жалуется на ноющую боль. Из-за ртути болит или на погоду, не знает.
— Эти все отвалы от прииска «Алтайский» остались. Правопреемник — «Западная» артель — добывает золото на тех же местах. «Алтайский» выработал участок, а рекультивацию не сделал, и должна делать артель, но не делает! — горячится он. — Здесь просто нужно топливо и техника — и все сравнять. Но обязательства артелей, которые на них лежат, никто не контролирует. Им выгодно добывать бесконтрольно. Они разрешение и лицензию получили — и делай все, что хочешь. Может, поближе к центру кто-то кого-то контролирует, а здесь нет.
На вопрос, полезно ли Майску соседство с золотодобытчиками сегодня, проводник машет рукой — большой помощи от них не дождешься:
— Одну скважину пробурили, чтоб вода была, но ее мало. Нам нужно все, начиная от скважины до благоустройства. Видели же, сколько брошенных домов? Но они по закону не обязаны ничего для нас делать. Дорогу немножко отсыпали, но сами же ее и разбили — техники у них очень много.
Он вспоминает, что когда сам работал на драге, то его артель давала ближайшему селу столько денег, что на них построили церковь. Золото в этих местах мыли еще при царе. Сейчас Майску, кажется, не хватает такого царя, который бы со всем разобрался, вроде губернатора соседней Кемеровской области: там «все на контроле, муха не пролетит». Только царя нет, и непонятно, откуда ждать помощи.
— Всем наплевать, как мы живем, лишь бы старатели работали и кому-то давали деньги, — говорит житель Майска. — А надо как-то добиться, чтобы при продлении лицензии на добычу жители выносили вердикт: помогала им артель или нет. Старатели напишут, что выполнили социальной нагрузки на 20 миллионов, а на деревню даже 100 тысяч не потратили. Это даже не очковтирательство — это грабеж средь бела дня.
В майской школе учится одиннадцать детей, но ни одного из них нет на улице села. На улице вообще безлюдно. Есть только тучи оводов и насупленный молодой тубалар лет двадцати пяти на стареньком поминутно глохнущем мотоцикле — никуда на нем не уедешь, хотя относительно сносная дорога сюда ведет, но через Кузбасс. Напрямую из Республики Алтай в Майск пути нет. Скорее всего, и дорога эта есть только потому, что по ней ездят золотодобытчики.
— Живем, будто мы колония, — говорит на прощанье проводник, — и никому до нас нет дела.
Текст: Маргарита Логинова
Фото: Василий Ковбасюк