Писатель Александр Снегирев: «Главный индикатор качества книги — желание что-нибудь спереть»

05 Сен 2016, 12:15

Зачем нужны места книжной силы, где автор и читатель могут потрогать друг друга, мешает ли сакральность литературы писателю и почему плохо жить воспоминаниями о былой войне? Лауреат «Русского Букера-2015» Александр Снегирев поговорил с Тайгой.инфо накануне фестиваля «Новая книга» в Новосибирске.

Тайга.инфо: Вы приглашены одним из хедлайнеров на «Новую книгу». Как, по-вашему, нужны ли такие места книжной силы в России и зачем? Можно же просто читать книжки по домам.

— Зачастую мы живем в определённой оторванности от реальности, фестиваль же подтверждает, что писатели настоящие, состоят из плоти и крови, имеют маленький или большой рост, красивы или уродливы, и это подтверждает для нас подлинность жизни. На подлинность сегодня существует огромный спрос и у общества, и у меня самого. В мире всепроникающих соцсетей, круглосуточных сериалов и повсеместных покемонов в нас срабатывают какие-то первобытные инстинкты, мы нуждаемся в вещественных, осязаемых доказательствах бытия, и книжный фестиваль является одним из таких доказательств.

Потребность в фестивалях и всяких творческих встречах сегодня такая же, как в воздухе. Раньше это было развлечением, а сейчас — необходимость, потому что развлечений дофига, а подлинности не хватает. Сегодня искусство возвращается к методам Средневековья, когда поэты странствовали по городам и выступали на площадях. Такого с каждым годом будет только больше, и «Новая книга» — тому подтверждение.

Тайга.инфо: Похожий вопрос и про книжные премии, где соревнуются несравнимые часто авторы, пишущие про разное и разным языком. Какая польза от них автору и читателю?

— Премии помогают читателю сориентироваться в необъятном океане литературы, а писателей поощряют деньгами. Отчасти премии компенсируют невысокие гонорары. Премий в России немало, и это очень хорошо. Пусть книги, номинированные на одну премию, часто перетекают в длинные и короткие списки премий-конкурентов, но всё же у основных премий есть свой формат и свой узнаваемый стиль отбора. Люблю сравнивать наше премиальное движение с основными мировыми кинофестивалями. Вот есть, например, Каннский фестиваль, с ним бы я сравнил «Большую книгу»: масштаб, размах, общественно-политические ориентиры.

С Берлинским или Венецианским фестивалями я бы сравнил «Русский Букер». Кроме того, Венеция — старейший европейский киносмотр, а «Русский Букер» — старейшая из существующих авторитетных российских премий. «Национальный бестселлер» напоминает мне Роттердамский фестиваль, это более непредсказуемая, «шпановская» в хорошем смысле премия. «Ясная поляна» ориентируется на более классичные, что ли, литературные произведения. «НОС», по-моему, всё ещё в поиске формата. Есть ещё «Звёздный билет», вручаемый в Казани, «Венец» от Союза писателей Москвы и множество других. Одним словом, не соскучишься.

Евгений Водолазкин: «Наступает эпоха внутренней серьезности»

Тайга.инфо: Вы как-то сказали, что пишете книги, которые хотели бы читать сами. Что насчет книг, которые написали не вы, но с удовольствием прочитали, за последние года два? Объединяет ли их что-то?

— Первым приходит на ум роман Анны Козловой «F 20». Мы его опубликовали в свежем октябрьском номере журнала «Дружба народов», в котором я заместитель главреда. Роман вскоре выпустит Юлия Селиванова (Качалкина), глава одной из редакций издательства «Рипол». Роман описывает жизнь двух сестер, сперва маленьких девочек, затем подростков, и у каждой по-своему протекает крыша. У одной послабее, у другой посильнее: галлюцинации, призраки и прочее. Ядрено написано.

Для меня главный индикатор качества книги — когда возникает желание что-нибудь спереть: словечко, фразу или целое размышление. Я думаю: «Как же здорово написано, какая сцена, какой герой!» Роман Козловой часто наталкивал меня на мысль о воровстве, и я не стесняюсь признаться.

Очень нравятся некоторые рассказы из сборника Антона Секисова «Через лес» (издательство ИЛ-music). Парню тридцати нет, а он уже пишет так, что многим старикам полезно поучиться.

Я действительно пишу книги, в которых нуждаюсь сам. Любой честный писатель так работает. И когда вижу что-то хорошее у других, то думаю, почему же я так не смог, и это зависть, но зависть, замешанная на восхищении. Я счастлив, что это произведение существует, и вдвойне счастлив, что как сотрудник журнала могу этот текст опубликовать, поделиться своим восхищением с читателями.

Недавно прослушал аудиокнигу «Лавр» Евгения Водолазкина не отрываясь. Я считаю, эта книга — большая удача. Другой вопрос, что я сторонник чуть-чуть другого искусства, более наглого и бескомпромиссного, но и в «Лавре» такие моменты есть. Одним словом, современная российская литература очень интересна, а те, кто говорят, что читают только классику, скорее всего не читают вовсе ничего.

Тайга.инфо: А вам как писателю не стыдно не дочитывать? Мне как читателю, честно, неловко или еще обидно, если ты вложился в книжку временем и деньгами.

— Не стыдно, потому что я интеллигент всего лишь в первом поколении. От силы во втором. У родителей моих есть высшее образование, а у дедушек не было, поэтому я в каком-то смысле человек очень простой, пускай и замороченный. Поэтому мне, в принципе, похер — мне или нравится книга, или нет. Но тут нужна поправка: я долго не мог читать Достоевского, до меня никак не доходило. А потом вдруг дошло, и он стал одним из моих любимых писателей. И я не стесняюсь признавать, что чего-то не понимаю литературе. Возможно, там и понимать нечего, а, может, я просто не дошел.

Тайга.инфо: История вашей Веры (героини романа Снегирева «Вера», получившего «Русского Букера» в 2015 году — прим. Тайги.инфо) протянута от «самой страшной войны в истории человечества». Мое впечатление от общения с людьми, заставшими войну, что она у них до сих пор не кончилась. Формирует ли эта война отношения людей с миром до сих пор?

— Конечно, она не закончилась. Все ветераны, с которыми мне приходилось общаться, говорили о войне так, будто это было самое яркое время их жизни. Золотой период. Было жутко, но тогда они ощущали каждую минуту. Человек противоречиво устроен: мы скучаем в райских кущах и оживаем под пулями. Потому, видимо, и нуждаемся в войне. Лично я включил этот этап нашей истории в роман по одной простой причине: мой отец 34-го года рождения, он с детства мне рассказывает про довоенные годы, про войну, глаз у него острый, детали он подмечает отлично. Я у отца очень многому учусь. Так что мое личное временное пространство начинается с конца тридцатых и длится по настоящее время. Это моя реальность, о ней я и пишу.

Сам я люблю прошлое, но, к сожалению, вынужден констатировать, что наше настоящее им (прошлым) перенасыщено. Война — как курган, на который мы все молимся, которому несем жертву. Лично меня не смешит, что люди на 9 мая в форму наряжаются. У нас возник естественный карнавал. Карнавал всегда связан с поминовением павших героев и торжеством жизни над смертью. С другой стороны, определенные люди спекулируют войной. С другой стороны, а чем не спекулируют? И сиротами, и войной, и богом — да всем! С одной стороны, нельзя игнорировать огромное значение той войны, но и постоянно жить прошлым тоже нельзя.

«Это ж надо такой родиться»: как женщины страдают в Сибири

Тайга.инфо: Вы отчасти уже коснулись этой темы, давайте ее разовьем: по-моему, статус писателя как был, так и остается в России несколько сакральным, что ли. Вы это ощущаете? Что-то вообще поменялось в жизни, когда вы стали писателем? Может, вдруг нимб зажегся, или вы попроще к этому?

— Вы правы насчет сакральности. Сорокин в недавнем интервью так и говорит, что отношение к писателю и вообще к слову в России сакрально. Ты можешь зарабатывать копейки, перебиваться с хлеба на воду, но если ты писатель, отношение к тебе особенное.

В июне я позвал моего редактора Ольгу Аминову на литературные чтения («БеспринцЫпные чтения»), которые мы устраиваем с коллегами Цыпкиным и Маленковым. Ольга была поражена, она думала, что всё это в прошлом, но нет — билеты разлетаются в считанные дни, люди платят деньги и ходят на писателей. Это не только потребность в тактильности, которую я уже упоминал — это берется из сакрального интереса к печатному слову и писателю. Писатель имеет в России статус учителя, в таком даосском понимании, что-то между священнослужителем и наставником.

К книгам у нас часто привыкли относиться, как к инструкциям: как написал автор, так и живем. А, на мой взгляд, книга — это, скорее, повод для размышления, импульс. Книга — это бомба, которая взрывается и меняет вас навсегда. Помните Теорию большого взрыва? Так вот, после прочтения книги каждый раз должна рождаться Вселенная, а Вселенная, как доказали физики, создается в результате взрыва.

Поэтому, да, писатели сакральны, литература сакральна, но с сакральностью этой надо быть осторожным. Это как любое испытание деньгами, властью, славой — интересная для души вещь. Я прямо вижу по людям, кто справляется, а кто нет. Как я обращаюсь с тем небольшим объемом славы, который мне достался (ведь «Русский Букер» — это круто)? Мне кажется, что в целом справляюсь. Слава богу, я его сейчас получил. Если б раньше, могло бы меня понести, а теперь нормально.

Тайга.инфо: В этой связи чувствуете ли вы ответственность за судьбы людей, или учителем себя считать не хочется?

— Судя по тиражам, на мне лежит ответственность, потому что тысячи людей покупают мои книги и читают их, соответственно, испытывают те или иные чувства: любовь, раздражение, симпатию — что угодно. Но ответственность чувствуешь всегда, если что-то делаешь. Если бы я пёк пирожки, то чувствовал бы не меньшую ответственность. Считаю это сравнение уместным, потому что мы делаем пищу для души, и должны отвечать за то, чтобы покупатели оставались сыты. Другое дело, что у каждого своё представление о сытости: одним хэппи-энд подавай и свет в конце туннеля, другим правду-матку, третьим нравятся парадоксы. Всем не угодишь, поэтому единственный путь — не обманывать себя. Если вы пишете книгу, которую хотели бы прочитать сами, значит, никаких вопросов к вам быть не может. Кроме того, в таком случае вы не противитесь божьему замыслу. Ведь, для чего мы созданы, нам неведомо, а потому остаётся лишь доверять внутреннему голосу.

Тайга.инфо: Довольно серьезную телегу вы сейчас толкнули. А к жизни, вообще-то, серьезно предпочитаете относиться или больше с иронией?

— Местами я тяжеловесный и даже трагичный персонаж, но во мне достаточно ироничности и чувства юмора, эти свойства меня уравновешивают. К счастью, от близких я иногда получаю прививку трезвого спокойствия. Во мне сочетается ощущение трагичности мира с любовью к плоти и крови, тем и спасаюсь.

Тайга.инфо: Если говорить о трагичности мира, то какие общественно-политические потрясения последних лет особенно задели вас лично? Крым, Сирия или что-то еще? То есть, переживаете ли вы повестку, или она вам побоку?

— По поводу Крыма и Украины могу сказать то же, что говорил, когда всё началось: я понимаю действия российской власти и не стыжусь в этом признаться. Подозреваю, что, окажись я на месте руководителей нашей страны, то поступил бы точно так же. Другой вопрос, одобряю ли я это? К чему это приведёт? Что тут скажешь… Я и собственные поступки часто не одобряю, а иногда просто стыжусь самого себя. Однозначно могу сказать лишь одно: мечтаю, чтобы война поскорее закончилась, и Россия с Украиной вернулись к обычной жизни.

Здесь хочется сказать вот что. Нам часто кажется, что отдельный человек или группа лиц играют большую роль в политике, но на самом-то деле удачливые политики — это те, кто улавливают импульсы событий, которые вот-вот произойдут, и умело их используют. Поэтому, мне кажется, не стоит преувеличивать значение отдельных личностей в мировой истории в целом, и в ситуации с Украиной в частности.

Тайга.инфо: Ладно, а в Новосибирске вы что будете делать, о чем разговаривать?

— Предстоит несколько встреч, где мне можно будет задать вопросы, на которые я постараюсь ответить. Планирую почитать вслух свои рассказы. Это интересно и мне, и публике, надеюсь, будет не скучно.

Беседовала Маргарита Логинова