«Гуманитарии „нарывались“ на изъятие из НГУ как политически неблагонадежные»

© museum.nsu.ru. На открытии НГУ, 26 сентября 1959 года
«Гуманитарии „нарывались“ на изъятие из НГУ как политически неблагонадежные»
25 Сен 2016, 06:00

В новосибирском Академгородке в 1960-х в результате уникального социального эксперимента ненадолго сложилась ячейка гражданского общества. О зоне, свободной от идеологического контроля, студенческом движении, солидарности по-советски и роли НГУ — текст исследователя Ирины Жежко-Браун.

Кандидат экономических наук и член Американской ассоциации политических наук начала в интернет-журнале «Гефтер» серию публикаций об истории оппозиционных студенческих кружков в НГУ 60-х. Опираясь на имеющиеся исследования сибирских историков и беседы с очевидцами событий, Жежко-Браун намерена рассказать об одном из первых в СССР прецедентов самодеятельного движения снизу по самоорганизации и трансформации общественной системы.

Тайга.инфо воспроизводит фрагмент первой статьи «НГУ: студенческое движение
1960-х».

После ХХ съезда КПСС во многих учебных заведениях страны прошли всплески студенческой протестной активности, однако только в Новосибирском государственном университете (НГУ) эта активность приняла форму открытого, легального и продолжительного оппозиционного студенческого движения. Оно длилось более трех лет и в контексте общественного движения в новосибирском Академгородке создало важные прецеденты и модели гражданской активности.

Студенческое инакомыслие этого периода в МГУ, ЛГУ, ТГУ и других вузах имело в основном характер тайных кружков, являя себя обществу через акции, типичные для подпольных организаций: листовки, самиздат, расписывание стен (граффити). В этом непростом историческом контексте уникальная особенность политического опыта Академгородка шестидесятых, и в частности НГУ, состоит в том, что, будучи по факту оппозиционным, он являлся открытым движением, направленным на изменение общества снизу, выстраивание конструктивной альтернативы имеющемуся социальному порядку, формирование одного из возможных способов самодеятельного образа жизни в существующей системе и одновременно способов его изменения. Концепция «самодеятельного образа жизни» подробно описана в работе Л. Бляхера.

Об Академгородке 1960-х написано очень много, в основном о его «взрослом» поколении. Существенно меньше написано об университете, а между тем его обитатели составляли примерно четверть населения городка. Студенческой жизнью, за исключением учебного процесса, руководили органы студенческого самоуправления, открыто работали политические дискуссионные клубы и кружки, где обсуждались наиболее острые вопросы современной жизни и истории советского государства, публиковались неподцензурные стенные газеты, в том числе политической направленности. Студенческая выборная кампания прямо повлияла на назначение нового ректора университета в 1964 году. Студенты при поддержке парторганизации провели открытый суд над несколькими своими товарищами, устроившими антисемитскую выходку около общежития… Список политических акций в университете можно было продолжить, но и сказанного вполне достаточно, чтобы представить характер и масштаб студенческого движения в НГУ. За любой, даже меньший из этих поступков в других университетах в конце 1950-х — начале 1960-х гг. следовали репрессивные акции. Напомним только два наиболее известных случая: «университетскоe дело» (или «группа Краснопевцева») и дело Револта Пименова.

Зона, созданная для научных исследований, оказалась свободной от идеологического контроля, где советская власть ослабила свою хватку

Неожиданно для создателей городка оказалось, что то, что хорошо для развития науки, хорошо и для развития их жителей как гражданских активистов. Зона, созданная исключительно для научных исследований, оказалась своего рода зоной, свободной от идеологического контроля, где советская власть на время ослабила свою хватку. В этой лакуне стала спонтанно складываться самоорганизация, базирующаяся на самостоятельности и солидарности нижних уровней власти с активным населением, на значительном совмещении формальных и неформальных структур. Активная гражданская жизнь оказалась побочным результатом эксперимента по созданию научного городка и университета. Этот побочный процесс я и называю здесь натуральным (незапланированным) социальным экспериментом, который сейчас, пятьдесят лет спустя, представляется нам даже более ценным, чем основной Сибирский эксперимент. Если бы этот опыт по выращиванию в городке гражданского общества был расширенно воспроизведен в масштабах страны, а не прерван «на бегу», возможно, что Россия в переломные моменты ее развития могла бы выбрать другую траекторию.

Во многих странах мира университеты являются не только центрами научных открытий, но и центрами подготовки субъектов социального изменения. В западных университетах все желающие могут взять курсы по формам участия в общественных движениях, по контролю за деятельностью государственных структур и по технологиям общественных изменений. Логично предположить, что тысячи выпускников НГУ, получив опыт гражданского самоуправления в рамках университета и городка, могли бы перенести его в исследовательские и учебные заведения Сибири, куда они были распределены, и тем самым стать «закваской», своего рода «гражданским призывом» будущих перемен.

В чем же, на наш взгляд, состояли начальные условия и результаты этого незапланированного социального эксперимента? Мы попытались реконструировать их из коллективного опыта студентов и профессоров, выраженного в мемуарах, академических статьях и документах. Некоторые из выделенных мною факторов взаимосвязаны или вытекают друг из друга и в этом смысле не являются вполне самостоятельными. Поскольку этот текст — первая известная мне попытка описать социальный эксперимент в нашем городке, и в частности в университете, то я формулирую факторы пока в рабочем порядке. Одна из задач этой статьи — выделить и назвать их, а уж потом, если получится, проанализировать и упорядочить.

Итак, сформулируем начальные условия или факторы зарождения и развития студенческого движения в НГУ.

1. Во главу учебного процесса НГУ была поставлена задача воспитания и стимулирования свободного исследовательского мышления и индивидуального развития («Мы не сделаем вас умнее, мы научим вас думать»). Как известно, свободное мышление имеет критический характер и тенденцию постоянно расширять границы возможного, известного, разрешенного и познаваемого.

2. Почти все студенты жили в общежитиях вдали от семей. Это был самый высокий уровень концентрации студентов в одном месте среди советских университетов. Студентов связывали тесные дружеские связи, в их среде сформировалось много пересекающихся кругов единомышленников и групп по интересам. Эти связи не прерывались даже летом: начиная с 1964 года, каждые каникулы студенты самостоятельно формировали отряды на целину и в другие регионы страны или в туристские маршруты. В студенческих коллективах произошло совмещение (сближение) формальных и неформальных лидеров, возникла своя система ценностей, своего рода корпоративный дух и кодекс. В общежитиях, библиотеке и столовой, при формировании стройотрядов действовало самоуправление. В результате студенческий контингент, несмотря на его естественную текучесть, превратился в сообщество со своими ценностями и нормами поведения.

Это не была еще студенческая корпорация в дореволюционном понимании, однако принадлежность к НГУ объединила нас на всю оставшуюся жизнь. В университете не было довольно распространенного в других местах отчуждения студентов от своих профессоров и администрации, студенты были солидарны с ними по многим вопросам, добровольно ходили советоваться в трудные минуты и в отдельных ситуациях сами приходили к преподавателям на помощь. В свою очередь, некоторые профессора приходили по собственной инициативе на студенческие сборища. Столь тесные отношения между этими двумя группами существовали в лучших университетах России до революции, и эта традиция, разрушенная в советское время, возродилась в НГУ.



3. НГУ задумывался как университет нового типа. С некоторым упрощением можно сказать, что это то, что сейчас называется исследовательским университетом. Концепция имела некоторые дополнительные черты в реалиях конца 1950-х, которые важны в контексте нашей истории. Благодаря личным связям М. А. Лаврентьева с Н. С. Хрущевым и с Министерством просвещения СССР, НГУ в его начальный период обладал почти беспрецедентной автономией по сравнению с другими советскими вузами.

Близость НГУ к руководству Сибирского отделения Академии наук (СО АН) давала ему также относительную самостоятельность по отношению к областным и городским властным структурам. НГУ строился и развивался по своей собственной траектории.

Назову несколько черт, делающих опыт обучения и жизни в нашем университете уникальным. НГУ был освобожден от соблюдения многих правительственных и министерских нормативов, в частности, от минимального объема педагогических поручений преподавателей и соотношения преподавателей и студентов. На практике это означало, что среди преподавателей было много совместителей, что они не занимались «воспитательной» работой (так назывались политинформации и собеседования), что отношения между профессорами и студентами быле менее формальными. Университет также имел большую свободу в подборе своих кадров: на работу принимались даже репрессированные или «неблагонадежные» профессора, если они были первоклассными учеными. Среди них были бывший политический заключенный, член «группы Краснопевцева», впоследствии великий историк Н. Н. Покровский, знаменитый физик Б. Ю. Румер, Танкред Голенпольский, который родился в Китае и репатриировался из Харбина после войны, а в 1960-х основал в НГУ отделение новой тогда науки — математической лингвистики, и другие.

НГУ оказался привлекательным местом для ряда профессоров и аспирантов с протестными настроениями из Москвы и Ленинграда. Для многих из них наш университет был не столько почетной ссылкой, сколько местом, где они могли свободно продолжать свою профессиональную деятельность и жить в согласии со своими убеждениями.

Для НГУ были сделаны и другие послабления, которые можно увидеть на примере гуманитарного факультета. В момент создания факультета в 1962 г. в него, в первый раз в СССР, не были включены обязательные для такого факультета специальности «марксистко-ленинских» дисциплин. Курсы для студентов по этим дисциплинам были обязательны, однако специалистов по ним не готовили, а потому число преподавателей и ученых советов по идеологическим дисциплинам было пропорционально меньше, чем в других вузах.

Еще одним фактором эксперимента является необычно высокая концентрация в одном месте талантливых, неортодоксально и независимо мыслящих людей

В университете преподавались принципиально новые научные подходы к традиционным наукам, а также совершенно новые дисциплины, в том числе «ошельмованные» в тот период, такие как кибернетика, социология, математическая лингвистика, генетика, этнопсихология и так далее. В стране еще не выделили из марксизма-ленинизма организационно и предметно как самостоятельную дисциплину социологию, а на экономическом факультете НГУ уже читали по ней курс, вовлекали студентов в факультативные семинары, разрешали стажировку и написание дипломных работ. Почти все курсы в университете являлись оригинальными, авторскими и базировались на специальных разработках, особенно в новых областях науки.

4. Упомянутый выше гуманитарный факультет (ГФ) сыграл решающую роль в формировании студенческого движения. Как сформулировал один из педагогов и создателей этого факультета Л. Ф. Лисс, «ГФ, выражаясь молодежным сленгом, буквально „нарывался“ на то, чтобы быть изъятым из НГУ как политически неблагонадежный. Более того — как оказывающий негативное идеологическое воздействие на студентов других факультетов». Для такого суждения было достаточно оснований. Несколько студентов ГФ сформировали идеологический центр будущего студенческого движения.

5. В первое десятилетие городка роль партии, КГБ и других органов, призванных осуществлять идеологическое воспитание и контролировать поведение ученых и студентов, была минимальной. Так, например, в Институте ядерной физики, где, между прочим, было самое большое число гражданских активистов, меньше 5% научных работников состояло в КПСС, и даже директор был беспартийным.

В университете была почти та же самая ситуация. Кроме того, КГБ не успел еще выстроить в полной мере систему рекрутирования «добровольных» помощников среди студентов, аспирантов и преподавателей. В партийные органы университета и факультетов входили люди, которые фактически поддерживали движение и даже лично участвовали в студенческих политических и образовательных акциях: диспутах, собраниях, неформальных семинарах, суде над антисемитами и так далее.

До определенного момента в университете отсутствовала цензура стенной печати, клубных диспутов и вечеров. Фактически действовал уведомительный, а не разрешительный принцип в отношении общественной жизни.

6. Студенты жили не на острове, они были погружены в атмосферу «взрослого» городка, в его особую систему профессиональных, культурных и политических ценностей. В Академгородке возник особого рода научный этос, детально описанный в работе Е. Г. Водичева и Н. А. Куперштох «Формирование этоса научного сообщества в новосибирском Академгородке, 1960-е годы». Студенты делили со взрослым населением не только его отношение к науке, но и его культурную среду: выставки, киноклуб, концерты, лекции, уличные развлечения и праздники. Многие из политических тем, дебатируемых в институтах, открыто обсуждались и в университете. К студентам попадали от взрослых товарищей запрещенная литература (самиздат), зарубежная музыка, периодика и кино.

7. Еще одним фактором эксперимента является необычно высокая концентрация в одном месте талантливых, неортодоксально и независимо мыслящих людей среди преподавателей, аспирантов и студентов. Не забудем, что одаренных детей для университета искали по всей Сибири, а кроме того, туда добровольно приехало много амбициозных студентов, аспирантов и ученых из двух столиц и европейской части России.

8. Последний и, возможно, самый главный фактор данного натурального эксперимента — новая социальная коньюктура в стране. После ХХ съезда, на котором, пусть и в обстановке секретности, был прочитан доклад о преодолении культа личности и ГУЛАГе, в партийных и карательных органах царила временная растерянность относительно критериев опознования и методов преследования инакомыслия. Они находились в процессе пересматривания своей «классификации» протестного поведения.

После XX съезда КГБ испытывал определенную растерянность перед нахлынувшим потоком студенческого брожения. Старый репрессивный аппарат, заклейменный Н. С. Хрущевым на ХХ съезде, был неприемлем, необходимо было сформировать новый. Выработка курса ускорилась событиями в Венгрии и Польше, результатом явилось закрытое письмо ЦК КПСС от 19 декабря 1956 года «Об усилении политической работы парторганизаций в массах и пресечении вылазок антисоветских враждебных элементов», разосланное в партийные организации на местах. Фальсификация поводов для политических преследований ушла в прошлое, объектом таких преследований стали те или иные реальные действия. При этом перед разработчиками новой внутренней политики стал ряд вопросов: какие именно действия и высказывания следовало считать поводом для репрессивных мер, их внутренняя классификация («враждебные вылазки», «вредные проявления», «антисоветская агитация и пропаганда»). Вот почему не только в НГУ, но и в других университетах в эти годы за отклонение от официальной линии партии не сажали, а только предупреждали и ставили черные метки в личных делах. Как высшая мера для наиболее «непослушных» студентов практиковалось исключение из университета с возможным последующим восстановлением.

Подведем итог сказанному и перечислим описанные выше начальные условия незапланированного эксперимента, приведшие к развитию активной гражданской позиции у студентов университета: установка на развитие свободного исследовательского мышления, самостоятельность и индивидуальное развитие; компактность проживания и высокий интеллектуальный уровень студентов; университет нового типа и его автономный статус; корпоративный дух студенчества и его солидарность с преподавателями в поддержании автономии университета; влияние активной гражданской жизни в городке; новая социальная коньюнктура в стране, включая временное ослабление и дезориентацию идеологического контроля после ХХ съезда.

Далее исследователь приводит свою беседу с выпускником ГФ НГУ Виктором Дорошенко, бывшим одним из лидеров студенческого движения 60-х. Секретные формы оппозиции показались ему не только опасными, но и бесперспективными, и тогда он создал собственный кружок.

Полная версия текста — на сайте «Гефтер:
интернет-журнал об исторической науке и обществе»




Новости из рубрики:

© Тайга.инфо, 2004-2024
Версия: 5.0

Почта: info@taygainfo.ru

Телефон редакции:
+7 (383) 3-195-520

Издание: 18+
Редакция не несет ответственности за достоверность информации, содержащейся в рекламных объявлениях. При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на tayga.info обязательна.

Яндекс цитирования
Общество с ограниченной ответственностью «Тайга инфо» внесено Минюстом РФ в реестр иностранных агентов с 5 мая 2023 года