«Я надеялась на их совесть, чего не оказалось»: суд допросил потерпевшую по делу Солодкиных

25 Фев 2013, 05:14

На допрос Светланы Верещагиной, признанной следователями потерпевшей от преступной деятельности Солодкиных, Новосибирский областной суд потратил в общей сложности три дня. Неоспоримым в результате стал казаться только один факт: в 2010 году события начала века Верещагина помнила лучше, чем в 2013-м.

До вызова на допрос потерпевшая появлялась в суде только на первом заседании по делу бывших чиновников Андреева и отца и сына Солодкиных. После 12 сентября 2012 года на заседания она не ходила, в том числе на те, когда допрашивали ее гражданского супруга Вадима Филиппова, ставшего за эти месяцы ее заместителем в ООО «Премьер» (ранее он называл себя «временно не работающим»). На вопрос судьи Ларисы Чуб, как она сейчас относится к Солодкиным, Светлана Верещагина ответила, что «в процессе отношений сложилась неприязнь к ним», но на даче показаний в ходе предварительного следствия это никак не отразилось.

По словам Верещагиной, они с Филипповым познакомились с Александром Солодкиным-младшим в 1997 или 1998 году, когда Солодкин и его знакомые, фамилии которых она не помнит, стали ставить к ним на стоянку свои автомобили. «Иногда мы пересекались там с Александром Александровичем», — пояснила потерпевшая. «А машины-то они за деньги ставили?» — спросила гособвинитель Марина Морковина. «Нет, не было договоренности об оплате», — сказала Верещагина. «Потому что?» — «Потому что Солодкин обещал нам помощь оказывать».

В конце 2000 года Верещагина и Филиппов «решили, что автостоянка не требует особых затрат», и вспомнили, что «всегда хотели открыть свою точку общепита». Проходя как-то по улице Державина, они увидели «идеальное место» для кафе и начали заниматься этим проектом. Договор аренды был заключен на ИП Филиппов, сообщила Верещагина. Тогда супруги еще не обсуждали свои планы с Солодкиным. «Работа уже началась, когда он присоединился. Это всё наши [до этого] затраты были, мы всё делали на ИП сначала. А зимой-весной 2001 года Вадим сказал, что Саша предложил помогать. Начали мы сами по себе работать, а Солодкин и его друг Бляхер обещали вложиться и обманули нас».

«Начали мы сами по себе работать, а Солодкин и его друг Бляхер обещали вложиться и обманули нас»

О чем конкретно Филиппов договаривался с Солодкиным и Львом Бляхером, Верещагина не знала: «Я же в их диалоге участия не принимала». Она слышала, что в созданном ООО «Пикник АБС» 50% принадлежало Филиппову, 25% — Юрию Солодкину, 25% — «сестре Бляхера» Мире Арсентьевой. Но как именно участвовали в деятельности ООО Арсентьева и Юрий Солодкин, потерпевшая тоже не знала. Обустройством будущего кафе сначала занимались только Филиппов и Олег Альянов. «Я начала участие принимать, когда у нас повесился управляющий. Мы уже сделали летнее кафе возле этого здания к тому времени, чтобы какие-то деньги у нас были в обороте, уже был дизайн-проект заказан. Практически всё в кафе уже было сделано».

Тогда же начались конфликты с Бляхером и Солодкиным-младшим, которые кафе не особо интересовались, «мы их периодически выдёргивали туда, говорили, например, что нам нужен квалифицированный бухгалтер». Появились «бухгалтер от Солодкина» Ирина Исакова, заведующая производством Григорьева, шеф-повар Ерванд. «Мы изначально там хотели делать кафе быстрого питания, а они решили открывать элитный ресторан, хотя по стилю уже не подходило. И они на нас начали давить и орать из-за надуманных проблем. Бляхер орал, а Саша его, кстати, успокаивал, как „один — хороший, другой — плохой“, — вспомнила потерпевшая. — Стало понятно, что так работать мы не сможем».

Солодкин и Бляхер предложили Филиппову и Верещагиной выйти из бизнеса. «Мы им сказали: „Давайте вы нам отдадите нашу долю“. Они согласились: „Как только всё сверим и подсчитаем“». Потерпевшая вспомнила, как однажды «чуть не подралась с Бляхером, потому что он украл расписку». «Бляхер написал мне долговую расписку. Ну, не мне, Вадима просто не было тогда. Потом закатил скандал и разбросал документы по кабинету. Я, пока их собирала, поняла: расписки нет». Подсчеты и сверку Верещагина проводила вместе с Ириной Исаковой: «Мы встречались сначала в кафе „Пикник“, а потом в кафе „Дуплет“. Когда в кабинете все бумаги разбирали, я с части документов догадалась снять копии. У нас вышло, что Солодкин и Бляхер должны 1,6 млн рублей».

Марина Морковина предложила рассказать о двух встречах в офисе Солодкина на улице Серебренниковской. Первая встреча состоялась в сентябре 2001 года, угроз тогда еще не было, Филиппов попал в больницу до нее, а после второй встречи уехал из Новосибирска, уточнила потерпевшая. «Вторая встреча была после того, как нас с Исаковой не пустили в кафе. Охранник на входе прямо заявил, что нас запрещено пускать. По моей просьбе к нам вышла Григорьева и тоже мне сказала: „Давайте вы в другом месте встретитесь, не будем конфликтовать“». Согласно показаниям Светланы Верещагиной, произошло это после 10 октября: она запомнила, потому что в тот день отмечала в «Пикнике» свой день рождения.

После встречи ее муж выбежал, «весь возбужденный», и сказал: «Бесполезно, надо сваливать из города, они начали угрожать»

Когда Верещагину не пустили в кафе, Филиппов написал заявление, и Бляхера вызывали в милицию. «Он звонил нам и орал. А потом назначил встречу на Серебренниковской. Клуб „Динамо“ там был, что ли». По словам потерпевшей, после встречи ее муж выбежал, «весь возбужденный», и сказал: «Бесполезно, надо сваливать из города, они начали угрожать». Верещагина вспомнила, что подсудимые говорили Филиппову: «Ты следи лучше за своей дочерью, а не лезь, куда не надо». Морковина спросила, кто именно угрожал. «Кажется, Александр Александрович и Бляхер. Александр Наумович их успокаивал. Бляхер вообще на одних матах говорил. Приезжал ко мне по вечерам и звонил, чтобы я вышла».

«Почему вы считали угрозы реальными?» — спросила гособвинитель. «Я знала, с какими людьми они общаются...» — ответила потерпевшая. «С какими людьми?» — предложила продолжить Морковина. «С людьми Трунова», — сказала Верещагина. «Скажите, деньги-то вам потом вернули?» — «Не вернули ни копейки». — «Зачем вы продавали квартиру?» — «Чтобы рассчитаться с долгами, — пояснила потерпевшая. — Мы занимали у очень многих людей. Банковская система в то время как-то не очень работала».

Прокурор Алексей Куликов попросил Светлану Верещагину рассказать подробнее, как она познакомилась с Солодкиным-младшим. Та ответила, что до событий с «Пикником» не особенно придавала значение их знакомству: «Подошел на стоянке молодой человек, сказал, что у него хорошие связи в администрации, в криминальных кругах, что он может помочь в решении вопросов». Когда Филиппов рассказал Солодкину про кафе, тот очень воодушевился, продолжила Верещагина: «Да, круто, что в центре города. Я всегда мечтал открыть точку общепита». Куликов спросил, почему подсудимый не стал соучредителем ООО «Пикник АБС» сам. «Уже тогда он хотел в депутаты, — ответила потерпевшая, — поэтому решил, что лучше кафе оформить на своего брата Юрия».

Мог ли кто угодно заходить в открывшеея кафе? «Охранники там появились, когда нас не пустили, в тот период». Знала ли Верещагина кого-нибудь из посетителей? «Я не помню фамилии. Имена помню — Хасан, Ренат, Коля». Знала ли она, что это за люди? «Да, из их разговоров было понятно, кто они такие». Знала ли она Трунова? «По слухам знала. Весь город знал, что это руководитель группировки... или сообщества... Как это называется?» Приходил ли Трунов в «Пикник», потерпевшая не помнит. Солодкин-младший ей лично угрожал, да. «Но он очень тактичный был всегда. Говорил: „Я бы советовал вам не лезть в мужские дела, а заниматься воспитанием ребенка“».

Знала ли Верещагина кого-нибудь из посетителей? «Я не помню фамилии. Имена помню — Хасан, Ренат, Коля»

Адвокат Солодкина-старшего Светлана Ткаченко, когда очередь допрашивать Верещагину перешла к стороне защиты, спросила про цель первого визита потерпевших к ее доверителю. «Мы хотели, чтобы они нам вернули затраты, если уж выставили нас из кафе. Мы построили кафе, вложили деньги...» «Но почему вы требовали деньги у Александра Наумовича?» — поинтересовалась Ткаченко. Верещагина ответила, что тот был «как третейский судья» в истории конфликта: «Они не зря сами предлагали встречаться у него, на его территории, так механизм давления был сильнее».

Рассказывали ли Филиппов и Верещагина Солодкину и Бляхеру, что вынуждены занимать в банках и у знакомых деньги на строительство кафе? «Я не обсуждала с ними денежные вопросы». Кафе работало в режиме «только для знакомых»? «И знакомые, и незнакомые люди приходили и обедали, платили за обеды». Известно ли Верещагиной дальнейшая судьба помещения на Державина? «В марте-феврале 2002 года я встретилась в торговом центре с Исаковой. Она была не в курсе всего, потому что спросила меня: „Ну что, нормально всё, вам деньги вернули?“». От Исаковой Верещагина узнала, что Бляхер и Солодкин «вывезли оборудование и пытаются купить помещение по входной цене у [директора ЗАО „Мария“ Игоря] Давыденко». По словам потерпевшей, Давыденко говорил, что Солодкин и Бляхер «изначально просто хотели получить это помещение».

Второй адвокат Солодкина-старшего Михаил Книжин пожелал знать источники доходов Светланы Верещагиной на момент описываемых событий. Та ответила, что автостоянка на Красноярской «успешно работала», к тому же ею «было получено наследство». «А вы где-то работали лично?» — спросил Книжин. «Снимается ваш вопрос, к обстоятельствам дела отношения не имеет», — сказала Чуб. «Лично вы сколько в кафе вложили?» — «Я не желаю отвечать, это мои личные дела», — заявила Книжину Верещагина. «Вас признали потерпевшей, потому что вы финансово участвовали в ремонте?» Морковина заявила, что «вопрос признания потерпевшей процессуальный», и Верещагина не обязана этого знать. Тогда Михаил Книжин спросил, почему она сама себя считает потерпевшей. «Потому что мы потеряли совместно нажитые деньги», — заявила Верещагина.

Адвокат узнал, что потерпевшая не может рассказать, кто из подрядчиков сколько и за что именно получал деньги от Филиппова («Я не знаю, все документы в деле есть — всё, что я сохранить смогла»), и что ей неизвестно, давали ли Солодкин и Бляхер Филиппову какие-то деньги. «У нас был очень хороший доход от стоянки, более 200 автомобилей стояло. Этого хватало, чтобы ежемесячно в кафе вкладывать». Книжин спросил, чем конкретно она стала заниматься в кафе после самоубийства Альянова. Верещагина ответила, что, в основном, следила за ходом работ, «чтобы ничего не унесли». «А там много оставалось несделанного?» — осведомился адвокат. «Мелочи оставались до открытия», — заверила потерпевшая. «Обедающих людей вы там когда начали видеть?» — «С конца августа или с начала сентября, примерно».

«Мы пытаемся узнать, где деньги. А может быть, он пропил всё? Вы элементарные вещи не даете нам выяснить!»

Ткаченко спросила, получала ли Верещагина согласие органов опеки при продаже квартиры. «Снимается вопрос», — сказала судья. На вопрос, сколько денег ушло на те или иные затраты по кафе, потерпевшая ответила: «Это надо у Филиппова и у Солодкина спрашивать». «Но вы же занимались бухгалтерией?» — удивилась адвокат. Верещагина возразила, что бухгалтерией занималась Исакова, она просто разбирала с ней бухгалтерские документы. Позже про органы опеки и жизнь потерпевших после продажи квартиры попытался спросить Книжин и, когда судья Чуб сняла его вопросы, возмутился: «Ваша честь, это имеет отношение! Кто бы ей дал квартиру продать, если она ребенку не предоставила жилплощадь? Почему нельзя спрашивать про личность потерпевших? Они не депутаты, не судьи, не дипломаты. Мы пытаемся узнать, где деньги. А может быть, он пропил всё? Обвинение имущественное — вопрос о доходе снимается. Вы элементарные вещи не даете нам выяснить! А может быть, это оговор?» Чуб выслушала тираду Книжина и повторила: «Ваш вопрос об опеке снят».

Адвокат Солодкина-младшего Николай Украинцев спросил у Верещагиной, сколько лет Филиппов занимался до открытия кафе предпринимательской деятельностью. «Возражаю, к составу обвинения отношения не имеет», — сказала Морковина. «Марина Евгеньевна, но вы ведь сами ссылаетесь на его бизнес в доказательствах», — напомнил Украинцев. «Я думаю, это не по адресу...» — произнесла Верещагина. «Но вам это известно?» — «Ему вопросы задавайте». Признавали ли ее сожителя банкротом и судился ли он с кем-либо, потерпевшая также не знала. Поручителем, когда он брал в банках кредиты, выступала. «Имел ли Филиппов опыт управления хозяйственной деятельностью других юридических лиц? — продолжал Украинцев. — Какую деятельность они осуществляли?» Прокурор напомнила ему и, главное, Верещагиной про 51-ю статью Конституции РФ, на что адвокат возразил, что гражданские супруги не являются близкими родственниками. «А если я не знаю?» — спросила у судьи Верещагина. «Так и скажите», — ответила Чуб. «Я не знаю».

Какие учредительные документы по кафе она видела? «Помню слово „Устав“, содержание не смотрела». Какие обязательства и полномочия возникали у Филиппова в соответствии с уставом? «Он не говорил, у меня была другая работа». По каким именно «инстанциям», как рассказала Верещагина, «бегал» Филиппов? «Это у него надо спросить». А откуда она знает, что он бегал? «При мне звонили, я была в кабинете». «А вы хорошо понимаете мои вопросы?» — поинтересовался Украинцев. Верещагина согласилась, что волнуется, и «это влияет на правильное восприятие» «Но вы, вообще, правдиво на вопросы отвечаете?» — уточнил адвокат. «Не могу сказать», — ответила потерпевшая. Чуб попросила Украинцева сменить тон: «В ваших вопросах прослеживается давление на потерпевшую».

Филиппов не рассказывал, как планирует рассчитываться по взятым кредитам, и в планы работы не посвящал, сообщила Верещагина. С Юрием Солодкиным, которого представил ей его брат Александр, она знакома. Какие хозяйственные операции проводил Филиппов, сообщить она не может. «Я не изучала бухгалтерские документы, а систематизировала». — «Кто ставил вам такую задачу?» — «Солодкин». — «А у него были полномочия?» — «Ну, он привел Исакову... Мне просто нужно было просто всё передать Исаковой, я сама не занималась бухгалтерией». Ежедневник она не помнит. «Была книга учета. Синяя. По размерам — как планшетник». На приходных ордерах ставились печати, какие — она не помнит. Кассового аппарата в кафе, в том числе в кабинете управляющего, она не видела. Летнее кафе было оформлено на нее как на индивидуального предпринимателя. «Когда вы деньги, полученные с кафе, Филиппову передавали для кафе „Пикник“, это фиксировалось где-нибудь?» — «Где фиксировалось? Я же ему могла как жена мужу деньги передавать».

«При вас Филиппов говорил о ваших проблемах с подрядчиками?» — «Я не знаю. Я свою функцию выполняла. Мне сказали заткнуться, и я заткнулась».

«Когда начались проблемы, Филиппов или вы обращались за юридической помощью?» — спросил адвокат. «Заявление в милицию считается юридической помощью? Если да, тогда обращались», — сказала Верещагина. «Филиппов не хотел обратиться за помощью в этом конфликте к Давыденко как к собственнику помещения?» — «Я такого не слышала». — «И сами не предлагали? При вас Филиппов говорил о ваших проблемах с подрядчиками?» — «Я не знаю. Я свою функцию выполняла. Мне сказали заткнуться, и я заткнулась». На вопрос Украинцева, обращался ли Филиппов к Юрию Солодкину и Мире Арсентьевой, потерпевшая также ответить не смогла. «Скажите, а он не боялся, что будут претензии от кого-нибудь из них как к участнику юридического лица?» — «Не знаю. Может быть, он что-то от меня скрывал». — «Что, могло такое быть?» — «Нет».

Украинцев спросил, обращалась ли Верещагина в милицию с заявлением на Филиппова. «Как это относится к обвинению? — вскочил потерпевший, прежде чем судья Чуб сняла вопрос. — Вы только засоряете процесс». В больницу Вадиму Филиппову пришлось лечь, «кажется, в сентябре» 2001 года: «Переутомление, сердце, нервное напряжение». Вопросы о том, обращался ли Филиппов к наркологу и наблюдались ли в его поведении «какие-то странности», судья также сняла, но Верещагина успела ответить на них отрицательно.

Второй адвокат Александра Солодкина-младшего Александр Петров спросил, передавал ли Лев Бляхер потерпевшей лично какую-нибудь денежную сумму. «Предприятию — да, мне — нет». — «А вы могли деньги брать у Бляхера?» — «Нет, у меня не было никаких обязательств перед ним...» — «Тогда почему вы просите вернуть вам деньги?» — «Мы вкладывали их в кафе...» — «Так и они вкладывали!» — «Но они же там остались». Она подтвердила Петрову, что Бляхер «звонил и орал», а также приезжал к ней домой, как раз когда Филиппов уехал из города, требовал, «чтобы мы отстали», и угрожал: «Где он? Если он не придет, отвечать будешь ты!» «Подождите, если они сказали „убираться из города“, и он уехал, зачем они его разыскивали тогда?» — поинтересовался Петров. «Понимаете, Бляхер был неадекватен, поэтому он мог говорить взаимоисключающие вещи», — сказала Верещагина. «К вам в связи с чем были претензии у Бляхера? Вы ему объясняли, как дела на самом деле обстоят?» — «Я его боялась...»

«Условия первого договора аренды вы с Филипповым обсуждали?» — спросила Ткаченко. «Я не помню». — «Вас не интересовали обязательства?» — «Нет». — «Но вы ведь как-то оценивали свои возможности? Разговоры были в семье какие-то, на бытовом уровне...» «Я не помню, много лет прошло», — призналась Верещагина. Когда Филиппов ложился в больницу, давал ли он ей поручения на период своего отсутствия? «Там была Григорьева. Да и всё уже сделано было, по большому счёту, там только покупались вилки и ложки...» Почему муж не оформил банковский кредит на юридическое лицо, Верещагина не знала.

«Но вы ведь боялись Бляхера». — «Я не понимаю вас, я, что, должна была под кровать сесть и бояться его?»

О каких-либо проблемах с пожарной службой он не рассказывал. Квартиру они продали, чтобы рассчитаться с долгами. «Вы сказали, что отмечали день рождения в кафе. А Бляхер на банкете вам не угрожал?» — «Нет, абсолютное давление началось после 10 октября». — «Но почему вы отмечали день рождения там?» — «А что? Спросила у них разрешения, они разрешили, я всё оплатила. Я не связывала одно с другим». — «Но вы ведь боялись Бляхера». — «Я не понимаю вас, я, что, должна была под кровать сесть и бояться его?» Книжин спросил, писала ли Верещагина заявление на Солодкина-старшего в милицию и как она стала потерпевшей. «Писала в Следственный комитет уже. Не помню, когда». Не испортили ли у нее отношения с Филипповым из-за материальных затруднений? «Не буду скрывать, конфликты были. Я его обвиняла — в том, что связался с этими людьми!»

Солодкин-младший спросил, почему уголовное дело по факту вымогательства возбудили лишь спустя почти десять лет. Верещагина ответила, что она с мужем располагала только копиями документов, все подлинники были у Ирины Исаковой. «А как тогда они в нашем деле оказались? — удивился подсудимый. — Это копии, вы хотите сказать?» «Я не знаю», — сказала потерпевшая. «На деньги Бляхера что приобреталось?» — «Проектор и экран точно». — «Когда вы праздновали в кафе, они были?» Этого Верещагина не помнила. «Я вас боялась, Александр Александрович, — заявила она Солодкину в ответ на очередной вопрос. — Вы можете и интеллигентно раздавить и уничтожить». «Светлана Анатольевна, почему у вас всё время меняются показания? То вы рассказываете, что я на вас орал, говорил „Ты через дорогу аккуратно переходи“ и „Голову береги“, то я у вас тактичный и интеллигентный?» — спросил Солодкин. Потерпевшая объяснила, что «очень волновалась» во время первого допроса и поэтому путалась в воспоминаниях.

«Вы помните, как вы ко мне приезжали одна?» — спросил подсудимый «Да, мы у вас на Серебренниковской встречались», — подтвердила Верещагина. «Когда это было?» — «В 2007, наверное, году. Но это позже было». — «Позже, конечно. Вы можете схему кабинета моего сейчас нарисовать?» Потерпевшая согласилась и нарисовала на бумаге, которую ей предоставил адвокат Украинцев, расположение предметов мебели в кабинете. «Вот здесь моя сумочка стояла», — добавила она, и Солодкин-младший на всякий случай уточнил, не забрал ли он тогда у нее эту сумочку. Представитель потерпевшего Фрунзика Хачатряна Алексей Пугин, который у всех, кто был в офисе на Серебренниковской, выяснял, был ли там кабинет, в котором могли, по словам его доверителя, разместиться несколько человек, попросил показать схему ему. «Да это не тот кабинет», — проворчал Солодкин-старший.

«Почему у вас всё время меняются показания? То вы рассказываете, что я на вас орал, то я у вас тактичный и интеллигентный?»

Его сын попросил Верещагину вспомнить цель своего прихода к нему в 2007 году. «Я по своим делам была в мэрии, решила зайти к вам, — ответила потерпевшая. — Вас не было, я оставила записку, вы мне перезвонили и пригласили к себе». По словам Верещагиной, в то время она рассматривала чье-то предложение открыть стоянку в Октябрьском районе и захотела обратиться к Солодкину за помощью и советом. «Помните, вы говорили мне, что у вас с Филипповым сложности в отношениях? Что у него проблемы с алкоголем? Что вы его выгоняли?» — спросил подсудимый, и Верещагина сказала, что конфликт был, «могло быть такое», но подробности разговора она не помнит.

Украинцев спросил, не предъявила ли Верещагина тогда Солодкину претензии по поводу кафе. «Была мысль предъявить, но я увидела там людей всё тех же», — ответила потерпевшая, пояснив, что имеет в виду Льва Бляхера (который не обратил на нее внимания). «Почему вы не побоялись идти к нему?» — спросил Украинцев. «Я думала, что это публичное место...» — сказала Верещагина. «И решили еще раз пойти на риск? — подхватил Александр Петров. — Прийти к страшному Солодкину...» «Ваш вопрос снимается, она уже на него ответила», — заявила судья. Про «Пикник» во время встречи сам Солодкин не спрашивал. На этапе следствия Верещагина не рассказывала об этой встрече, потому что ее никто не спрашивал.

Подсудимый Андрей Андреев, который в эпизоде с «Пикником» никак не фигурирует, но слушал все показания с вниманием бывшего следователя, спросил потерпевшую, почему Следственный комитет не стал проводить строительную и бухгалтерскую экспертизы для определения и обоснования причиненного ущерба. Светлана Верещагина не знала. «Вас это не волновало?» — «Я не спрашивала». Александр Солодкин-старший спросил, какова была его роль в организации кафе. «Не знаю», — сказала потерпевшая. «Но считаете, что я причастен. Ясно», — сказал Солодкин. «Вы сказали, что Вадим обобрал вашего сына до нитки, до последней крошки!» — вспомнила Верещагина. «Я вам лично это говорил?» — «По телефону». — «Я вам звонил?!» — «Вы Вадиму звонили, я была рядом, и он включил громкую связь». Ткаченко спросила, попадался ли потерпевшей в кафе синий ежедневник. Та рассказала, что видела его на столе в день смерти Олега Альянова: «Там были какие-то записи, сути их я не знаю. Кто писал — не помню». Украинцев поинтересовался, изымали ли правоохранители, осматривая место самоубийства, какие-то вещи и документы. «Один сказал: „Сегодня не убирать эту верёвку“, это точно помню». — «Не пропало ли в тот день что-либо из кафе?» — «Я не помню».

Так всё-таки, получается, что в 2007 году у Верещагиной не было претензий к Солодкину? Нет, были претензии, но тогда она их не выразила. А почему она не сказала Филиппову об этой встрече? Филиппова тогда не было в городе, а потом, «ну, просто не рассказывала». Не предлагал ли ей Солодкин вместе открыть стоянку в Октябрьском районе? Нет, его не сильно интересовали ее планы. «А чем он вам угрожал? — спросил Николай Украинцев и, когда потерпевшая вновь начала рассказывать про „голову оторвём“, обратился с улыбкой к гособвинителю. — Марина Евгеньевна, почему же вы не снимаете повторные вопросы?» «Задавайте, задавайте», — кивнула, тоже улыбаясь, прокурор Морковина. Чуть позже она заявила ходатайство об оглашении протоколов сразу нескольких допросов Верещагиной на предварительном следствии, пояснив, что «имеются расхождения» — в частности, следователям потерпевшая указывала на причастность Солодкиных к труновскому ОПС. Адвокаты заявили, что Верещагина «воспроизвела всё в полном объеме», и что звучащие в суде показания приоритетнее данных на следствии, но судья удовлетворила ходатайство.

На автостоянке стали бесплатно ставить свои машины друзья Солодкиных, среди которых Верещагина помнила Александра Трунова и «мужчину по имени Репа»

Гособвинитель зачитала протокол допроса Светланы Верещагиной от 18 мая 2010 года — стройный и логичный рассказ о событиях десятилетней давности. В тот же день допрошен был и Вадим Филиппов. Согласно показаниям, его знакомство с Солодкиным оказалось полезным, когда Филиппову отказали в продлении договора аренды земли под стоянкой: «Солодкины решили вопрос в администрации Железнодорожного района». После этого на автостоянке стали бесплатно ставить свои машины друзья Солодкиных, среди которых, в частности, Верещагина помнила Александра Трунова и «мужчину по имени Репа». Она предполагала, что «создание проблем было подстроено Солодкиными», чтобы сойтись с Филипповым таким образом поближе, так как «объективных причин для отказа не было». Когда Филиппов рассказал Солодкину-младшему, что нашел помещение на Державина и собирается занять деньги под «бизнес в сфере общественного питания», тот заявил: «Да зачем занимать, возьмите меня в долю, у меня есть связи». По словам Верещагиной, ее муж предложил Солодкину долю в размере 49%, «всё-таки это была наша идея — открыть кафе», но тот уговорил его вложиться 50 на 50.

Филиппов и Верещагина договорились с арендодателем Давыденко, что сделают ремонт в помещении на Державина в счет аренды. Ремонт начался в октябре 2000 года, подрядчики контактировали с Филипповым. ООО «Пикник АБС» было образовано в январе 2001 года: сочетание букв «АБС», по словам Верещагиной, являлось аббревиаутурой — «Андреев, Бляхер, Солодкин». Первые деньги от Льва Бляхера поступили только в марте 2001 года, а большую часть затрат взял на себя сам Филиппов, что не помешало Солодкину-младшему впоследствии «кричать, что мы его кинули». Олег Альянов во время ремонта фактически «проживал в кафе»: «не было времени ночевать дома». Бляхер оскорблял и унижал его, «Олег ходил с синяками часто», и Верещагина не исключала, что «постоянный прессинг мог служить поводом для самоубийства Альянова».

Кафе «Пикник» открылось в сентябре 2001 года. Согласно показаниям Верещагиной, на открытии присутствовали Солодкины, Александр Трунов, Анатолий Радченко, Сергей Андреев, братья Ганеевы, «сын Городецкого», «главный врач больницы скорой помощи, фамилию не помню» (в то время эту должность занимал депутат областного парламента Олег Иванинский, — прим. Тайги.инфо) и другие известные люди. Со слов потерпевшей, Солодкин-старший во время торжества подошел к Филиппову и Верещагиной, приобнял их и сказал: «Вадим, посмотри, с кем тебе довелось общаться, это цвет города, а мы здесь хозяева. Вот сидит человек из Центральной налоговой, там у нас нет проблем, а вот там — из администрации области человек, там мы тоже всё решаем...»

Судя по протоколу допроса, потерпевшей было известно, что «в кафе отмечали гулянки члены труновской преступной группировки». Вели они себя нагло, «могли кинуть бокал в барную стойку», если им что-то не нравилось. Случалось и такое, что в кафе «для друзей Солодкина и Бляхера пели артисты российского масштаба» (в суде потерпевшая, в частности, вспомнила певца Славу Медяника). Верещагина наблюдала в кафе разговоры Трунова с Солодкиными, и ей казалось, что «они ставили себя выше него». «Я поняла, что Трунову приходится лебезить перед Солодкиными, чтобы легализовать с их помощью свой преступный доход», — зачитала показания потерпевшей Марина Морковина.

На открытии кафе «Пикник» в сентябре 2001-го присутствовали Солодкины, Александр Трунов, Анатолий Радченко, Сергей Андреев, братья Ганеевы, «сын Городецкого»

Филиппов и Верещагина предложили Солодкину и Бляхеру «посчитать, кто кому сколько должен, уравнять сумму затрат и дальше работать», но те «начали жестко давить». «Они сказали, чтобы мы искали деньги на ресторан: „Продавайте квартиру, машину, делайте что хотите“». По словам Верещагиной, Бляхер требовал от Филиппова 300 тысяч рублей, «чтобы что-то изменить» в интерьере кафе, а потом «распорядился нас не пускать»: «Кафе охранялось, как охранялись сами Солодкины». Когда Филиппов уехал из города, домой к Верещагиной в 23:00 приезжал Бляхер и кричал на нее, что кафе не работает, а ее супруг неизвестно где. «Я спросила его: „А как кафе будет работать, если вы окружили охраной и не пускаете посетителей? Заходят ваши люди, а у них то пистолеты выпадают, то ножи“». Верещагина попыталась напомнить Бляхеру, что он должен ее мужу денег и что это они, вообще-то, изначально решили открыть кафе, однако тот заявил: «Мы уже всем в городе сказали, что это наше кафе, и туда приходят серьёзные люди, а от вас одни проблемы». В других строках протокола допроса сообщалось, что Бляхер предлагал Филиппову «купить в счет долга» два автомобиля.

Вернувшись из Бийска, Вадим Филиппов сказал Светлане Верещагиной, что «надо идти к Александру Наумовичу, наверное, он не знает, что творят эти Лёня и Сашка». Александр Наумович же заявил при встрече, что «мой сын вложил в это кафе последние деньги, а вы затянули с ремонтом, так что это правильно, что вы нам должны». «Мы аж рты открыли», — зачитала прокурор. Верещагина убедила Филиппова написать заявление в милицию, после чего выслушала угрозу от Солодкина-младшего: «Ты бы не бегала по милициям, а следила за дочкой — одна-одинёшенька ведь в школу через дорогу ходит». Впоследствии потерпевшая узнала от своей подруги Светланы Нестеровой, что кафе продается, и сама столкнулась на крыльце агентства недвижимости «Сайл» с Бляхером и Инной Беляковой. Тогда Бляхер рассказал ей, что Игорь Давыденко в счет долга «забрал оборудование» из кафе, а сам он избавляется от «Пикника», «чтобы с долгами твоими рассчитаться».

Дочитав протокол допроса, прокурор Морковина спросила Верещагину, подтверждает ли та звучавшие показания. «Всё подтверждаю», — ответила потерпевшая. «Чем можно объяснить противоречия с тем, что вы говорили сегодня?» — поинтересовалась прокурор. «Прошло много времени, и я очень волнуюсь, поэтому могла ошибиться здесь и забыть», — призналась Верещагина. «А на допросе у вас почему этой забывчивости не было?» — спросил Книжин. Потерпевшая сказала, что тогда «времени больше было» и адвокаты на нее не давили. «Откуда вы знали фамилии названных вами людей? Вам никто, случайно, на следствии их не подсказывал?» — «Нет, они же говорили в кафе, называли друг друга».

«Машины они когда на стоянке начали ставить?» — продолжил Михаил Книжин. В 1998 или 1999 годах, сказала Верещагина, сообщив, что не сможет вспомнить марки автомобилей. «Лица вы помните, а машины нет, — заметил Книжин. — А они сами ставили их на стоянку?» — «Когда как. Иногда с водителями», — ответила потерпевшая. «Иногда? То есть чаще всего сами? То есть Трунов и Александр Наумович Солодкин сами управляли машинами?» — «Я лично не видела, у нас велась запись. Я сужу по тем документам, которые мне передавались каждое утро». На вопрос адвоката, означает ли это, что потерпевшая тоже руководила стоянкой, она ответила отрицательно.

Сообщить, кто представлял ей Трунова, потерпевшая не смогла: «Я его помню внешне: светлый, с острым носом, безликий, неяркий такой»

Книжин обратил внимание, что следователю Верещагина описала их визит к Солодкину-старшему так, словно присутствовала при разговоре, хотя раньше Филиппов говорил, что она ждала его в машине. «Там было много народу, я зашла и сразу вышла, стала ждать в машине», — объяснила Верещагина. «Как вы проходили в кабинет?» — спросил адвокат. «Сейчас не помню», — сказала потерпевшая. «Сейчас не помните? Нам до понедельника подождать?» — поинтересовался Михаил Книжин (допрос проходил в пятницу) и получил за этот вопрос замечание от судьи Ларисы Чуб.

Сообщить, кто представлял ей Трунова, потерпевшая не смогла: «Я узнала, что это он, из его разговора с кем-то. Я его помню внешне: светлый, с острым носом, безликий, неяркий такой». При этом, по словам Верещагиной, тогда она «не связывала» Трунова, которого ей показали в кафе, с тем, о ком читала в документах на автостоянке. Солодкина-старшего ей тоже никто специально не представил: «Они же похожи с Александром Александровичем, я поняла, что это его отец». Книжин попросил прокомментировать слово «лебезит». «Они вообще все разговаривали высокомерно и громко», — ответила Верещанина. Почему она решила, что Трунов и Солодкины — друзья? «Я поняла это из их общения. Знакомые так не здороваются». О чем Трунов разговаривал с Солодкиными, она при этом не слышала.

Адвокат Украинцев обратил внимание, что Верещагина подробно говорила на допросе о долях в ООО «Пикник АБС», и выяснил, что Филиппов обсуждал с ней эти 51% и 49%. «Регистрируя юрлицо, почему вы выбрали именно ООО?» — «Какое отношение к делу это имеет, не понимаю». — «Вы осознавали, что у участников ООО есть не только права, но и обязанности?» — «Нет». — «Вас не смущало, что затраты несет ИП, а не ООО?» — «Ваш вопрос снимается, к предъявленному обвинению отношения не имеет». Украинцев спросил про «черновые записи», содержавшие подсчеты, кто кому сколько был должен, и упомянутые в протоколе допроса. «На допросе вы ими пользовались? — поинтересовался адвокат. — Вспомнили ведь все цифры, до запятой, и даже курс доллара на тот период». «Нет, они дома были. Перед тем, как пойти на допрос, я их все просмотрела», — ответила Верещагина. «А следователь вас спрашивал про источник информации?» — осведомилась адвокат Ткаченко. Этого Верещагина не помнила и, когда Филиппов передал эти бумаги следователю, также сказать не смогла. «Вас 18 мая одновременно на допрос вызывали?» — спросил Украинцев. «По-моему, нет», — ответила потерпевшая.

Гособвинитель также зачитала протокол допроса Светланы Верещагиной от 27 октября 2010 года и протокол дополнительного допроса от 28 ноября, содержавшие перечисление «фактических расходов», которые та подсчитала с Ириной Исаковой. «Да, в протоколах записано всё верно», — вновь согласилась потерпевшая. Марина Морковина попросила пояснить, почему Верещагина описывала следователю распределение расходов между Львом Бляхером и Вадимом Филипповым, но не упоминала Александра Солодкина. «Я уже говорила, что для меня Солодкин и Бляхер — одно и то же», — сказала Верещагина.

«Вот видите, вы за решеткой себя так ведете, а представляете, как вы себя тогда вели»

Михаил Книжин попросил указать происхождение 60 тысяч долларов, которые Филиппов, по словам потерпевшей, вложил в ремонт помещения. Вопрос удивил Верещагину: «Я же не спрашивала Солодкиных, откуда они берут деньги». «Да вы же про Солодкиных ничего и не говорите, — заметил адвокат. — Как подтвердить, что у вас эта сумма была?» «Эту сумму мы освоили. Чем я должна подтверждать? Эта сумма у нас в семье была. Я почему должна объяснять вас источник доходов?» — раздраженно спросила Верещагина. Книжин объяснил ей, что должна, потому что сама обвиняет Солодкиных в вымогательстве как раз этих денег. «Что у вас вымогал Солодкин-старший, если об этом ничего не сказано?» — «Он мешал получить деньги, которые отобрал его сын!» — ответила потерпевшая. «А я у вас что-то брал?» — с вызовом спросил сын. «Александр Александрович, вам, что, мало замечаний?» — отреагировала на реплику Солодкина судья Чуб. «Брали! Вот видите, вы за решеткой себя так ведете, а представляете, как вы себя тогда вели», — заявила ему Верещагина.

Украинцев удостоверился, что все эти годы Филиппов и Верещагина хотели вернуть свои деньги, и спросил, что же им мешало сделать это через суд. «Мы боялись Солодкиных», — ответила потерпевшая. Адвокат спросил, известно ли ей о вынесенных в январе 2007 и июне 2010 года судебных решениях по взысканию кредитных обязательств с Филиппова и с нее как поручителя. «Вы в деле фигурируете как одна из сторон», — напомнил адвокат. Прокурор возразила, что к настоящему процессу, где Верещагина выступает истцом, а не ответчиком, они не имеют отношения. «Эти документы подтверждают, что никто ее не ограничивал в правах», — заявил Украинцев. «Как?» — «Если потерпевшая выступала ответчиком, она знает, что у нее есть не только обязанности, но и права, она просто не стремилась их реализовывать!»

«Скажите, что я у вас вымогал?» — попросил Верещагину Солодкин-младший. «Вы нам не отдавали деньги, которые мы вложили в кафе», — сказала потерпевшая. «Вы мне эти деньги дали?» — «Нет, но вы были представителем Юры». «Вы понимаете разницу между „не отдавал“ и „вымогал“?» — поинтересовался адвокат Петров. «Ваша честь, я возражаю, — заявила прокурор Морковина, — вопрос не к ней, это юридический термин». «Так вот я и спрашиваю, понимает или нет», — пояснил Петров. «Я — нет», — сказала Верещагина. Солодкин-старший вспомнил, как она говорила, что до смерти Олега Альянова не бывала в кафе. «Я могла ошибиться». — «Вы ошибаетесь, а мы сидим!» — «Вы не за это сидите». На вопрос Солодкина, зачем ему надо было оставлять автомобиль на улице Красноярской, потерпевшая ответила: «Когда в ДКЖ были мероприятия, там ставились машины». «Ваша честь, у меня никогда не было машины своей, — обратился к Чуб подсудимый. — У меня была служебная машина, был шофер...»

Николай Украинцев заявил ходатайство об оглашении текста упомянутых им судебных решений и показаний Светланы Верещагиной об обстоятельствах приобретения квартиры в 2003 году. Адвокат обратил внимание, что потерпевшая, как поручительница по взятому в банке кредиту, рассчитывала почему-то на возвращение долга. Вадим Филиппов заявил, что кредит он брал в 2004 году, а иск к нему был заявлен банком в 2007 году, и это никак не связано с кафе «Пикник». Украинцев повторил довод о том, что до 2010 года никто не ограничивал Филиппова в реализации его прав и обязанностей. Судья Чуб удовлетворила ходатайство частично, позволив зачитать протокол одного из допросов.

Верещагина зло заявила Филиппову, попутно отпуская непечатные выражения в адрес Солодкиных: «Надо было сразу начинать гавкать, а то растерялась что-то»

Адвокат огласил показания Верещагиной, из которых следовало, что до 2003 года они с Филипповым снимали жилье, а потом решили купить квартиру, для чего взяли кредит и одолжили денег у друга. «Мы рассчитывали, что нам вернут долг», — прочитал Украинцев и спросил потерпевшую, подтверждает ли она свои показания в этой части. «Я надеялась на их совесть», — ответила Верещагина. Адвокат сказал, что рассчет и надежда — разные вещи. «Вы рассчитывали?» — «Я надеялась». — «В протоколе ошибка?» — «Я рассчитывала на их совесть и порядочность, чего не оказалось», — заявила потерпевшая. Украинцев спросил, из каких средств Филиппов рассчитывался по взятым в 2001 году кредитам. Морковина заявила, что это не относится к обвинению, и судья сняла вопрос.

Верещагина сообщила, что купила квартиру на улице Объединения, и там жила ее сестра. Вопрос о согласии органов опеки на продажу Верещагиной квартиры в 2001 году судья Чуб вновь сняла. Адвокаты пояснили, что на вырученные деньги супруги должны были обеспечить дочь жилплощадью, «а они говорят, что потратили их на погашение долга». Потерпевшая в ответ заявила, что «у ребенка была квартира с детства, ее оставила мне бабушка». Выяснить, сколько получил Филиппов от продажи квартиры, судья не дала, сняв и этот вопрос. «У нас со Светланой были общие деньги, — заявил в свою очередь потерпевший, — и я их не делил, так же как мы не делили вклад Бляхера и Солодкина».

Михаил Книжин обратил внимание, что стоянка на Красноярской приносила потерпевшим доход до 2005 года. «Вы накопили за три года, чтобы кафе открыть, а потом, как вы говорите, вас разорили. Да неужели стоянка вам не помогала? Зачем вы занимали?» — «Ваше какое дело? — огрызнулась потерпевшая. — Почему я должна вам говорить? Это наше личное дело!». «Но вы же занимали в связи с преступной деятельностью подсудимых». — «Вот именно. Именно из-за них я занимала!» Когда допрос завершился, и судья объявила заседание закрытым, Светлана Верещагина зло заявила Вадиму Филиппову, попутно отпуская непечатные выражения в адрес Солодкиных: «Надо было сразу начинать гавкать, а то растерялась что-то». Сказано это было таким тоном, словно она винила супруга за то, что в свое время он втянул ее в плохую историю. Супруг промолчал.