Лауреат премии «Дебют» Ольга Римша: «Молодые авторы чувствуют подвох в мире»

01 Мар 2012, 07:06

1 марта новосибирской писательнице Ольге Римша, лауреату независимой литературной премии «Дебют-2010», исполняется 24 года. Как она относится к театру, Богу и выборам, о чем и для кого пишут молодые литераторы, Тайге.инфо рассказали сама Римша и текст ее пьесы «В чёрной комнате маленькое окно».

Товарищество сибирских драматургов «Драм-Сиб» представило в театральном зале Новосибирской областной научной библиотеки эскиз спектакля по пьесе «В чёрной комнате маленькое окно» лауреата независимой премии «Дебют-2010» Ольги Римша. Во время обсуждения после читки выяснилось, что главная претензия некоторых зрителей к автору — текст есть, а истории нет. «Просто двое встретились, и она забеременела — вот это вся история», — заявил поэт Борис Гринберг. «Молодой человек уехал за границу, вернулся, а она его разлюбила — это „Горе от ума“», — парировал драматург Дмитрий Рябов.

О чем и для кого на самом деле пишут молодые литераторы, как относятся к театру, Богу и предвыборным роликам, рассказали Тайге.инфо сама Ольга Римша, которой сегодня, 1 марта, исполнилось 24 года, и текст её пьесы «В чёрной комнате маленькое окно».

Артём: Вчера вечером я сделал это в сотый раз. Я достал базуку, вскинул её как пёрышко на плечо и пошёл убивать. Я убивал долго, их было много, как крыс. У меня устали руки и глаза, я ничего не ел. И ни о чем не думал. А о чем думать, когда убиваешь? Потом я захотел спать и выключил компьютер.

Ольга Римша: Очень просто было написать эту пьесу, и очень сложно было организовать всё это. Потому что я автор, писатель — человек, который сидит наедине со своим ноутбуком и создаёт что-то. Когда ему приходится продвигать свой продукт — да, продукт, у меня язык не повернётся назвать это произведением искусства, — своё детище, ты уже не можешь относиться к этому, как к чужому, ты становишься уязвимым.


Маша: Противная собака, она жила у нас меньше года, маленькая, рыжая, как будто ржавая. Невоспитанная, вечно лизала мне руки. Её сестра притащила, потому что каждому нужен друг. Я не очень к ней привязалась, она даже раздражала меня. Её отравил сосед, она многих раздражала. Мы не сразу поняли, что случилось, у неё озноб начался, потом отнялись задние ноги, голова то и дело тряслась, как у припадочной. А в утро, когда ей пришла пора сдохнуть, она забралась ко мне на постель. Я проснулась от того, что кто-то горячо дышит мне в подмышку. Я посмотрела ей в глаза — а там крики, ужасные крики! Только она тише обычного. Я её погладила, ноги у неё свисали с кровати, глаза самые жалкие, что я видела. Я не знаю, почему она просила о помощи меня! И я сказала ей — уйди, если можешь, пожалуйста. Она еле-еле сползла на пол, а я не могла уснуть, но сам посуди, зачем мне мёртвая собака в постели? <...>
Артём: Почему ты не спасла собаку? Почему не помогла ей? Ты же добрая, не то, что я.
Маша: Никто не знает, кто из нас собака.

Ольга Римша: Наверное, это душевный эксгибиционизм. На читке рядом со мной сидела моя сестра. Она узнавала какие-то моменты, которые происходили в нашей семье. Тут буквально всё про меня.

Артём: Как думаешь, у меня есть душа?
Маша: Есть.
Артём: Почему ты так быстро ответила? Ты даже и секунды не думала! Подумай хорошенько! <...>
Маша: Раз ты спросил, значит, ты бы очень хотел иметь душу. Раз тебя волнует этот вопрос, значит, в тебе есть душа.

Ольга Римша: Они не совсем сумасшедшие. В пьесе под названием написано «Люди-фантомы» — вот они такие и есть. Я писала-писала, потом думаю: как же объяснить, почему они такие? И вообще, эта комната, эта окно, человек в замкнутом пространстве — это ведь не люди, а какие-то странные фантомы людей, которые в жизни общаются, и в некой чёрной комнате у них происходит то, что произошло. То есть, это действительно поток сознания, такой перевёртыш.


Артём: <...> Понимаешь, ты ещё глупая. Тебя могут обмануть, навредить, испачкать. А мне такая не нужна. Ты не должна думать. Я буду думать за тебя. Ты со мной не пропадешь, я тебе говорю! У меня есть дом. Мать с отцом давно умерли, никто мешать не станет. <...> Деньги зарабатывать станем, машину купим. Всё-всё купим, что для жизни надо. Мебель разную, стиральную машину, утюг, кухонный комбайн. Собаку заведём маленькую, они как дети смешные. Будем ей каждый день умиляться, сюсюкаться с ней. А потом денег накопим и в Турцию полетим, хочешь? Соглашайся.
Маша: Я согласна.
Артём (невозмутимо): Тогда ноги раздвигай.

По-моему, самый адекватный зритель — тот, кто интересуется театром как любитель

Ольга Римша: У меня нет никакого филологического образования, я очень плохо в этом разбираюсь и не могу свою собственную пьесу разобрать так, как это иногда делает зритель. И вообще, когда что-то другое обсуждается, там находят такие вещи — провалы или авторские находки, которые ты на самом деле написал по интуиции. Не знаю, по-моему, самый адекватный зритель — тот, кто интересуется театром как любитель. Но мне нужна и критика, «разбор по костям». Это всё-таки мнение людей, которые разбираются в том, что я сделала. Но я пишу не для того, чтобы, там, всех людей обогатить. Я пишу для себя, мне это нравится.

Маша: А что ты ненавидишь?
Артём: Много чего. В особенности людей, нет, не самих людей, некоторые из них довольно милые. Я терпеть не могу, когда они мне мешают. Когда мне приходится бороться с ними. <...> Да и потом, с какого перепугу я должен их обожать? Ещё меня бесит общество. Это не совсем то, что люди. Это некоторая другая субстанция. <...> Но вот сама подумай, как только человек рождается, ему сразу на руки и на ноги напяливают бирки. Какая это гадость, а! Только родился — и выбора у тебя нет, общество берет тебя в оборот. За всю жизнь ты как письменный стол обрастаешь бумажками, которыми трясёшь перед рожами каких-то упырей, назначенных для того, чтобы отслеживать твою жизнь.

Ольга Римша: На самом деле, я мечтала [о постановке], когда писала эту пьесу. Там у меня описано всё, вплоть до декораций, весь реквизит, полно ремарок, какая музыка должна звучать. Ну, то есть мечта такая — хорошо бы спектакль такой сделать. До этого на «Дебюте» я познакомилась с Ярославой Пулинович (драматург из Омска, ученица Николая Коляды, — прим. Тайги.инфо) и другими. Я тогда даже не знала о том, что есть какая-то «новая драма». Я спросила: «А как вы пишете?» — думала, это нереально писать пьесу, очень трудно. Мне сказали, что просто берёшь и слева пишешь, кто говорит, справа — что говорит. И всё. Приехала домой и с таким мандражом решила написать пьесу, что буквально за неделю её написала. У меня не было никаких мучений. Видимо, действительно такой поток сознания — всё, что я думала до этого много лет, у меня прорвало. Я её написала и была очень счастлива.

Маша: Я знаю — он тут. Он везде. Куда не пойдёшь, он всюду. Он проникает во все вещи, звуки и движения. Он есть и во мне, и в тебе. Нет места на Земле, где его нет.
Артём: Раз он везде, почему он не спасает? Почему столько страданий и боли?
Маша: Бог не супермэн. Бог только любит.
Артём: Что мне с его любви?
Маша: Я чувствую его любовь и поэтому живу. Кто чувствует его любовь, сильный и всё терпит. Он так помогает.
Артём: Н-да... На него все так надеются, а он всего лишь любит.

У меня вообще странные отношения с Богом. Мне очень страшно про него писать

Ольга Римша: Обычный Бог. Всеобщий такой Бог. Я ещё давно-давно читала в Библии, что Бога мы никогда не сможем представить, это что-то вокруг нас и в самих нас — там реально так было написано. Я не считаю, что он человекоподобное существо. Это люди его таким представляют, чтобы им было легче с ним общаться. У меня почти в каждой пьесе есть про Бога. Он меняется везде. У меня вообще странные отношения с Богом. Мне очень страшно про него писать. У меня даже есть пьеса-монолог «Я тоже Бог», и мне было страшно, что я так написала. Может быть, немножко не хорошо так про Бога, но я так написала. Если уж я об этом подумала, то почему бы про это не написать. Он же не дурак — прощает за такие вещи.


Агитатор: Послушайте, наш кандидат, от лица которого я выступаю, собирается отремонтировать плотину <...>, которая защищает город. Послушайте, это ваша жизненная необходимость, вы умрёте, непременно умрёте, извините, потоните как слепые котята, если не примите моё упоминание к сведению!
Артём: Ну, помру я, выборы-то тут при чём?

Ольга Римша: Год назад, когда я писала пьесу, были какие-то выборы, я уже не помню. Я ведь в это время готовилась к госэкзаменам (Римша окончила Сибирский институт международных отношений и регионоведения, — прим. Тайги.инфо), но смотрела ролики выступлений, президента Обамы в том числе. Мне было очень страшно и смешно от того, ЧТО они говорят — такие вещи, которые они должны говорить. Даже жутко от этого, потому что неизвестно, кто правит этим миром, и от кого мы зависим. Я написала этого агитатора таким, каким мы в принципе и должны их воспринимать, как мне кажется, все вот эти выборы и вообще (нельзя, наверное, так говорить) всех этих чиновников. Обожаю смотреть эти ролики предвыборные, потому что они вроде бы и серьёзные, но такие смешные. Мне вообще очень нравится этот мой агитатор.

Человек насмотрелся телевизора, интернета, и у него переполнена башка, но на самом деле она пуста — просто полна всякого шлака

Артём: Нам нужно сделать подкоп. В интернете написано — скоро конец света. Мы сделаем подкоп. Ну, что лежишь? Думаешь, солнце будет ждать? Ему вот-вот пора взорваться, оно с сотню лет томится. <...> Нужно обо всем позаботиться. Спички, чтобы разжигать огонь, греть пищу, воду, греться самим, отпугивать диких животных. <...> И главное — ружье. У меня есть охотничье ружье. Чтобы отстреливаться.
Маша: От кого?
Артём: После взрыва могут остаться люди.

Ольга Римша: Вся пьеса, это может быть не заметно, но она о человеке, который насмотрелся телевизора, интернета, и у него переполнена башка, но на самом деле она пуста — просто полна всякого шлака.

Маша: Ты будешь стрелять даже в ребёнка?
Артём: Почему я должен жалеть его? Потому что он меньше меня прожил? Нелепое оправдание! Он ничем не лучше, он тоже человек, и я не знаю, что он сделает, когда я отвернусь! И кто придёт за ним! Кто за его спиной! Дети даже хуже, они никогда не бывают одни.

Ольга Римша: Молодые авторы, в основном, пишут не по классической схеме, а таким потоком сознания, как сегодня уже говорили, процветает такой жанр. Это люди, которые чувствуют подвох в мире. Они ждут подставы от мира. Они не наивные и не склонны верить всему, что по телевизору говорят. Сомневающиеся, но сильные люди. Они пишут, может быть, потому что им некому это сказать, не видят других способов что-то донести до людей. Поэтому пишут, пишут, пишут. В основном, о себе.


Артём: Мы только вдвоём, нам никто не нужен.
Маша: Наш ребёнок, Артём, он тоже будет «ты». Ты привыкнешь к нему, как и ко мне.
Артём: Как ты не понимаешь, маленькая моя девочка! Этот мир ужасен! Мы все, все мы попали сюда по ошибке... Из-за таких, как ты. Ты спасёшь его, если убьешь! <...>
Маша: Наш сын вырастет! Тебя на голову выше! А ты будешь старенький, хилый, у тебя никого не будет. Он придёт к тебе и скажет: «Здравствуй, папа!» Ты будешь старый, с постели не встанешь, слабак! А он скажет: «Здравствуй, папа!» И как даст тебе по башке!

Ольга Римша: Я люблю театр, сцену, свет, когда актёры в совсем других людей превращаются, когда смотришь, а голове образуется другой мир. В «Глобусе» малый зал отличный — чёрные стены, я на них смотрю и думаю: «Вот бы здесь мою пьесу поставить». Очень хочется. Я работаю там реквизитором, это такая рабочая профессия. Но при этом я по диплому специалист-международник. Это странно, да. Но мне кажется, что человек, который знает, как делается литература, как она устроена «технически», не то что не имеет шанса написать что-то такое... Я не говорю, что моя пьеса какая-то разрывающая мозг, но она хотя бы странная.

Интервью и фотографии: Татьяна Ломакина
В публикации использованы фрагменты текста
пьесы «В чёрной комнате маленькое окно»