Юрий Итин: «Заслуженный, народный — какая разница, ходят на хорошего артиста»

02 Июл 2014, 06:02

Российский академический театр драмы им. Фёдора Волкова в конце июня показал пять спектаклей в новосибирском «Красном факеле». Директор старейшего театра страны Юрий Итин рассказал Тайге.инфо о логистике гастролей, ответственности художника, нетерпимости общества, перестройке, самоцензуре и медузах.

Тайга.инфо: После окончания ГИТИСа в 1986 году вы мечтали стать директором театра? Какие планы были у выпускника театроведческого факультета?

— Меня сразу забрали в армию, тогда не было никаких отсрочек. Мечты у меня были совершенно другие. Когда я вернулся, был 1987 год, решением Политбюро создавался Государственный театр дружбы народов для выполнения очень важных и, как мы теперь понимаем, практически неразрешимых проблем единения культур и народов. Театру должны были передать здание на Тверском бульваре, 22, там сейчас доронинский МХАТ. И меня в 21 год пригласили на руководящую должность в новый театр. Очень интересное время — становление демократического общества, кооперативного движения, каких-то надежд. Мы прекрасно провели три года. Я, по крайней мере, многому научился. Потом попал в Америку. В общем, у меня не такая интересная биография.

Тайга.инфо: Удалось тогда объединить народы и культуры или хотя бы к этому приблизиться?

— Понимаете, идея-то правильная декларировалась: создать в Москве мощный продюсерский центр, материальную базу, такой конгресс, национальный театр по подобию парижского, куда будут приезжать лучшие спектакли со всего Советского Союза. У нас был прекрасный театр — грузинский, литовский, армянский. И начинали мы очень интересно. Гия Канчели, «Музыка для живых» в Большом театре, потом Хашин Гадоев, «Царь Эдип» — гениальный таджикский спектакль. Сейчас вообще никто не знает, какие спектакли были в Средней Азии, какие актёры. Это была такая идеалистическая попытка, правда, подкреплённая бюджетом. На «Музыку для живых» приезжали восемь автобусов одних артистов. Из-за экономических послаблений можно было в тысячу раз проще, чем сейчас, нанять людей на погрузку-разгрузку, оплатить декорации, найти спонсоров, без объяснений. Такой, знаете, медовый месяц капитализма. Сейчас я оглядываюсь назад и понимаю, что мечтал бы работать директором театра в ситуации 1988-1991 годов.

Это был медовый месяц капитализма. Сейчас я понимаю, что мечтал бы работать директором театра в ситуации 1988-1991 годов

Тайга.инфо: Ваши нынешние гастроли — тоже довольно грандиозные. Как артисты себя чувствуют, не устали ещё?

— Двоякое ощущение. Спроси у артиста, скажет: «Мечтаю много работать». Даёшь ему много работы, говорит: «До каких пор мы будем с утра до ночи вкалывать?» Наверное, это экстремальный месяц, такое нельзя вводить в постоянную практику, это серьёзное испытание. Но очень важное для нас, для самоощущения, что мы это можем. Поверьте, когда декорации по всему миру растамаживаются-затамаживаются, театр переезжает из Касселя в Новосибирск, из Крыма в Казань, из Севастополя опять в Новосибирск — это непростая логистика и серьёзная работа административной команды. Каждая площадка — новый стресс. Как говорят планеристы, каждая посадка у планера — управляемая авария. У нас каждый выезд на новую площадку — это управляемая авария, потому что везде разные стандарты техники, звука, света, выходов, планшета сцены. Спектакль «Ромео и Джульетта», который открывал гастроли, у нас идёт совершенно на другой технике, на другом световом оборудовании, сцена намного шире. К сожалению, мы не смогли даже половины декораций здесь поставить — не вошло бы.

Тайга.инфо: Вы были на гастролях в Крыму. Как там сейчас настроение у людей?

— Я родился в Крыму, закончил там школу, поступил в Симферопольский университет в 1981 году. У меня дедушка, в честь которого меня назвали, погиб в 1941 году в Севастополе. Крым для меня — это не просто география. Настроение позитивное у людей. Это было голосование за лучшую жизнь. Но им сейчас непросто, потому что цены выросли. Радости, митинги — это всё очень хорошо, а дальше начинается жизнь. Серьёзные проблемы и с платежеспособностью, и с банками, и с бизнесом, и с безработицей, и с иждивенческими ожиданиями. Для украинских пенсионеров сразу резко стало лучше, если говорить про материальную сторону.

Тайга.инфо: А принимали вас как?

— Принимали прекрасно. Мы там были второй раз уже, до этого ещё в украинском Крыму были, и нам тогда говорили: «Вы прорвали блокаду». Потому что в течение 20 с лишним лет ни один репертуарный театр России не приезжал в Симферополь. Мы привезли им три спектакля [художественного руководителя театра Евгения] Марчелли, выдающегося режиссёра. Они увидели то, что увидели вы здесь — «Дом Бернанды Альбы», «Екатерину Ивановну», «Двух бедных румын, говорящих по-польски».

Тайга.инфо: От чего зависит, какой спектакль в каком городе будет показан?

— Есть понятие: театральный город — не театральный. Когда выступаешь в театральном городе, в котором искушённый зритель, который может сравнивать и, в хорошем смысле, избалован, то, конечно, требовательность иная. Если бы мы смогли привезти вам «Без названия», мы бы привезли, просто полтора месяца декорации должны идти в Израиль. То, что мы привезли в Иркутск, мы не можем привезти сюда, и наоборот. Мы поставили в гастрольную афишу «Дом Бернанды Альбы» и «Орфея и Эвридику» последними, рискуя: фура с декорациями должна была прийти из середины Европы в Новосибирск. Есть какие-то объективные вещи логистики. А есть причины технические — не поместится, и всё. Наши «Таланты и поклонники» по параметрам сцены не встают сюда. Много есть факторов. Например, нельзя провозить облегчённый материал. Мы понимаем, что Новосибирск — театральный город со своими традициями, и хотим привезти лучшее.

Тайга.инфо: Вы руководите театром, так что со знанием дела можете сказать, должен ли он что-нибудь обществу сегодня? И как это понимание долга менялось со временем?

— Я слово «должен» бы не употреблял. Что значит «должен»? Обществу нужен театр, а театр ответственен перед обществом. И тут должно быть чувство меры. Можно сколько угодно говорить о свободе, что, дескать, вы нам даёте деньги, а мы за это будем творить, как хотим. Это одна крайность. А вторая: мы вам даём деньги, и вы будете делать только то, что мы вам говорим. Одну крайность, предположим, представляет некоторая газета. Вторую крайность представляет какой-нибудь радикальный журналист. Это крайности провоцируют друг друга.

Цензура недопустима, но есть ответственность художника. Никто не запрещает, но есть флажки, за которые ты не переходишь

Цензура недопустима, но есть ответственность художника. Для меня высшая форма ответственности художника — это, простите за пафос, история, произошедшая между Пушкиным и Николаем I. Николай пригласил к себе поэта, понимая его масштаб. Был час беседы, стенограммы нет, но Пушкин уверяет, что вышел оттуда другим человеком. Николай ему сказал: делай всё, что хочешь, пиши всё, что хочешь, твоим цензором буду только я. То есть Бог. Ты понимаешь, что никто тебе не запрещает, но у тебя есть флажки, за которые ты не переходишь. Призыв к бунту, вытаскивание самого низменного, проповедование зла — такие глобальные вещи. Вы же не можете прийти на спектакль и выйти оттуда разрушенным. Это не значит, что искусство не должно обжигать, но вы не должны разувериться в базовых вещах — уважении детей к родителям, понимании, что добро лучше зла, что гуманизм лучше, чем человеконенавистничество. Вот в этом и есть ответственность художника.

Тайга.инфо: Но обе крайности декларируют обычно одно и то же, то есть примерно то, о чём вы сейчас говорили. Вопрос же в интерпретации. В Новосибирске к добру, гуманизму, уважению к родителям иной раз призывают откровенные мракобесы, например, добиваясь отмены концерта Мэрилина Мэнсона.

— Оппонировать больным людям нельзя. «Больным» — в смысле заряженным тем, что их мнение правильное, а за остальное нужно расстрелять. Когда есть такие шоры, как оппонировать каким-нибудь религиозным фанатикам? Ну как? Вы сейчас пришли ко мне на встречу, у вас голые плечи, непокрытое лицо, вас можно побить камнями? Вы мне сколько угодно можете объяснять, что в вашей системе ценностей этого быть не может. А я вот так воспитан, я не должен видеть ваши глаза, например. И всё, тут не может быть дискуссии. А эти вещи должны быть отделены от художественного процесса. Просто их сейчас боятся, заигрывают с ними. Мало ли, кто и что говорит, это же не значит, что это должно быть фактором государственной политики.

Тайга.инфо: Ну, государство уверенно говорит, что оно действует в правовом поле, что нужно получить правовую оценку мероприятия, чтобы отменить или запретить.

— Тогда подавайте в суд, докажите в суде, что произведение призывает к насильственному свержению строя, к пропаганде расовой или национальной вражды. Вот если докажете, то на основании постановления суда запрет будет в правовом поле. Но по жизни это не так бывает. По жизни мы просто запретим, и всё.

Мы — общество очень нетерпимое, и государство в этой ситуации пытается обрести себя. Раньше оно жило по принципу «пусть распускаются все цветы». Сейчас оно говорит: «Пусть распускаются все цветы, но мы будем поддерживать только те, которые считаем нужными, а другие мы не будем поддерживать». А наша российская традиция значит, что «мы их будем топтать». А на какие ещё деньги театр может существовать в нынешней ситуации? При отсутствии закона о спонсорстве, меценатстве? Как ещё могут существовать «Красный факел» и театр Волкова, продавая билеты по 300-500 рублей, выводя на сцену по 30-40 артистов?

Оставьте мне одного Стаса Садальского, пошлую пьесу и какого-нибудь артиста из «Универа» — с этими спектаклями я буду ездить по гастролям, быстренько собирать выручку и уезжать. Вот это будет экономически целесообразно. И роль буду учить в самолете по дороге в Иркутск. Пять часов летим — пять часов репетируем. Давайте, и такой театр можно сделать. Минимизировать расходы.

Тайга.инфо: Вы сказали, что цензура недопустима, но по закону с 1 июля со сцены, например, не должен звучать мат, который есть в ряде ваших спектаклей.

— Смотрите, пока мы живём без цензуры. Это не значит, что нет каких-то советов и намёков — иногда один звонок действенней любого официального запрета. Мы живем в понятийном обществе и по понятиям, и этого никто не отрицает. Я сейчас не говорю, хорошо это или плохо, но это абсолютный факт.

Тайга.инфо: Но чисто технически теперь спектакли будут сдаваться комиссиям местных минкультов или как?

— Я в это не верю. Всё может быть, конечно, но не думаю, что цензура будет формализована в том виде, в каком она была, когда на сдачу приходила комиссия, а в ней рабочий, ткачиха и представитель райкома комсомола. Мы сейчас не понимаем, что такое запретить спектакль, но у государственного руководителя всегда есть возможность позвонить директору театра, который у него на контракте, и сказать: «Друг мой, давай-ка ты это больше играть не будешь». И всё, никакой цензуры не нужно, особенно в регионе.

У общества есть стереотип, каким должен быть театр. Огромное количество людей могут сказать: «Такого на сцене Большого быть не может»

Тайга.инфо: На волковцев, наверное, давит ещё коллективное зрительское представление о том, каким должен быть первый русский театр? Вы, судя даже по репертуарной афише, с этим представлением, кажется, пытаетесь бороться.

— До создания театра [Петра] Фоменко у общества не было стереотипа, каким должен быть «театр Фоменко». Зато у общества есть стереотип, каким должен быть Большой театр. Огромное количество людей имеет право сказать: «Такого на сцене Большого быть не может». То есть они — знают, а режиссер, балетмейстер, директор, художник — не знают. Волковскому театру 264 года, и он именно из этой серии. Есть сложившееся мнение о неких традициях, о том, что может, а чего не может позволить себе первый русский... Стереотипы! Надо с ними не революционно, а эволюционно работать. Нельзя говорить, что всё, что до меня было, — это полный ужас.

Тайга.инфо: Вы ведь озвучиваете нормальную логику нормального руководителя, почему она нуждается в артикуляции?

— Ну, хотя бы потому, что есть люди, которые считают, что жизнь начинается с них. Когда человек приезжает из большого города в маленький, возможны две крайности. Первая — это такой комплекс конкистадора. Я тут к вам, туземцам-каннибалам, пришёл и всем своим видом показываю, что вы нелюди. Ничего не знаете, ни как строить дело, ни как строить театр, ни как играть, ни как продавать билеты, ни как оформлять фойе. У вас просто «пошехонье» полное! Вторая крайность — это комплекс народника. «Мне так стыдно перед бедными пасторальными пейзанами, что я езжу на Порше Кайен. Боже мой, только бы эту первозданность и аутентичность не спугнуть!» Первое чаще бывает, второе реже. Я это видел среди наших знакомых, и это неудачный опыт. И для меня неприемлем. Мы выстраиваем в коллективе и городе уважительные партнерские и творческие отношения.

Тайга.инфо: Многие театры живут без главного режиссёра или художественного руководителя, только с директором и разными штатными или приглашёнными режиссёрами. У вас есть и худрук, и директор. Такое двуначалие и есть идеальный вариант управления театром?

— На мой взгляд, у репертуарного театра должен быть художественный руководитель. В каком формальном статусе — не важно. Формально можно назначить кого угодно, главное, чтобы он был неформальным лидером. Его художественный вкус должны признавать даже его оппоненты, непререкаемо. А что написано — не важно. Это как с актёрами: заслуженный, народный — какая разница, ходят-то на хорошего артиста. В театре могут быть какие-то удачи, но если мы говорим про выстраивание политики вдолгую, сроком хотя бы на пять лет, то не мог быть Ленком без [Марка] Захарова, «Таганка» без [Юрия] Любимова. Я говорю это не в оппонирование своим коллегам, которые считают, что может быть директорский театр. И театр Волкова мог бы существовать без худрука, и спектакли бы выпускались, и на гастроли бы ездили, только это был бы другой театр.

В театре должен быть художественный руководитель. Правда, это совершенно штучный товар, как и директор. Я считаю, это идеальная модель, хоть и трудная. Всегда есть объективные противоречия между экономической целесообразностью, логикой и творчеством. И надо их всё время решать — должны быть опыт у людей, такт, взаимопонимание и ежедневный компромисс. Вы в море купались, медузу представляете? Вы выходите из воды и идёте по камням с большой медузой в руках, и она у вас всё время выскакивает из рук, а вы её пытаетесь донести — вот я себе такой образ представляю.

Беседовала Маргарита Логинова