Фашизм под гжель и хохлому-3

08 Июл 2015, 03:15

Мы любим называть своих выдуманных врагов «фашистами», но не видим фашизм вокруг нас. Общество глубоко больно, но честно признаться в этом не может, потому что «фашизм» — слово плохое.

Это третья часть, посвященная разоблачению фашизма в окружающей нас действительности. Сегодня я в последний раз буду ссылаться на программный доклад Михаила Хазина «Новая демократия: каким должен быть успешный политический проект». Но в этот раз придется также коснуться вопроса о том, что такое фашизм. Как показывает практика, подавляющее большинство читателей ассоциируют фашизм преимущественно с германским нацизмом, что сводит на нет возможность понимания многих моих доводов. Да и чтение текста превращает в попытки догадаться о том, насколько собственный опыт соответствует находящимся перед глазами фразам.

Итак, Хазин, являясь человеком левых экономических убеждений, в качестве главного препятствия приведения политической системы России в приемлемый для Запада формат видит защиту либеральными политическими силами современной России приватизации, которая обществом не была принята. Основной диалектической проблемой в данной ситуации является не столько то, что в России иная цивилизация и не то, что под патриотизмом у нас обычно понимается что-то противоречащее демократии и либерализму. Нет. Основной диалектической проблемой здесь является тот же самый вопрос, о котором мы говорили в самом начале: в России в качестве политической альтернативы понимают в том числе альтернативу здравому смыслу — то есть те политические взгляды, которые на Западе являются уделом маргиналов, воюющих с ветряными мельницами. На самом деле эти иллюзии носят вполне себе сциентистский характер, являя собой ярчайший пример заблуждений XX века. Заблуждений, предполагающих возможность ручного управления предельно сложными процессами.

В случае с неприятием приватизации (если отбросить в сторону существующее в массовом сознании олицетворение с приватизацией залоговых аукционов) главная беда коренится в отсутствии традиции частной собственности в России и ее ценности как основополагающего принципа существования любого здорового общества. Право собственности у нас воспринимается обычно как право пользования, восприятие частной собственности как капитала же вообще зачастую отсутствует. Соответственно значительных налогов на собственность у нас тоже никто не платит, что также не способствует восприятию ее как ценности.

Экономическое сознание населения России вообще весьма феодально. И дело даже не в том, что существует огромное количество государственных корпораций или что большая часть населения страны вообще работает на государство. В России так и не сложилось общество ответственных граждан. В России не сложились ценности горизонтальных договорных отношений. Так, скажем, возникновение споров на рынке труда влечет последствия административного, а не судебного характера. И в большинстве иных случаев от человека, нуждающегося в защите своих прав следует скорее апелляция к государству, нежели попытка защищать свои интересы в суде. Вообще высшая форма справедливости в России — это участие в рентном секторе экономики. Государство, как мы уже говорили раньше, превратило значительную часть населения в государственных рабов, с которыми делится небольшой частью феодального пирога. Понятно, что это тяжелое наследие советского прошлого, когда каждое промышленное предприятие по сути представляло собой феод, как в виду отсутствия нормальных горизонтальных связей, так и в виду проблем с логистикой, путями сообщения, правовой системой. Сейчас часть среднего и весь малый бизнес избавились от этого. Часть самозанятого населения, фрилансеров, людей, работающих в максимально интегрированных в мировую экономику и мировые культурные процессы сферах тоже свободны от этого. Но подавляющая масса имеет до сих пор системное феодальное сознание.

С другой стороны Россия неплохо включена в мировое информационное пространство, массовую культуру, международное разделение труда, глобализацию. В России, безусловно, сложилось массовое общество. Фашизм же это явление синтетическое, непременными атрибутами которого являются рефеодализация и массовая культура. Фашизм неоднократно возникал в разных странах мира с разным уровнем экономического развития и культуры. Но в основе было одно — возникшее массовое общество. В стране, где ¾ населения живут в деревне, куда газеты даже раз в неделю не завозят, фашизм существовать не может. В связи с тем, что страны были разные, фашизм в них также имел сильные региональные отличия. Даже в Европе, несмотря на большое сходство, отличие итальянского, испанского, португальского, венгерского, румынского и немецкого вариантов фашизма очень велико.

Серьезнейшей проблемой нашего информационного пространства является ассоциирование понятия «фашизм» с германским нацизмом

Серьезнейшей проблемой нашего информационного пространства является ассоциирование понятия «фашизм» с германским нацизмом — одной из самых своеобразных и отличающихся от классических формы фашизма. Более того, при некотором уровне абстрагирования можно сказать, что нацизм — это вообще отдельный тип извращения, имеющий лишь опосредованное отношение к классическому фашизму. Кроме того, с точки зрения теории тоталитаризма, нацистская Германия была гораздо более тоталитарным государством, уходящим в крайности, благодаря чему и просуществовала очень незначительный промежуток времени. На самом деле у каждого фашистского режима есть какая-то своя «фишка», вокруг которой строится все остальное, самый мощный фактор мобилизации и зомбирования, безусловно, заметный индикатор принадлежности. Для режима блистательного гросс-адмирала австро-венгерского флота регента венгерского королевства без короля Миклоша Хорти, установившего фашистский режим на два года раньше, чем в Италии, в стране, не имеющей выхода к морю, этой фишкой была память о великой империи. Для каудильо испанского народа — религия и воинствующее мракобесие. Для доктора Салазара — лузотропикализм и умение жить в новом мире по-старому. Для нацизма — животный расизм, антисемитизм и милитаризм. Для классического же итальянского фашизма это была новая римская империя. Тяжело жить в бывшей империи, которая не готова признать свой закат.

Фашизм — это корпоративизм, о котором мы подробнее поговорим в следующий раз. Фашизм — это имперское мышление. Фашизм — это национализм, шовинизм, расизм. Фашизм — это настолько сильное ощущение чувства национального унижения, что оно способно затмевать реальные национальные интересы и отправлять страну вновь и вновь по кругу, не позволяя вырваться на операционный простор, где в реальном мире существует реальная экономика и настоящие национальные интересы.

Мы любим называть своих выдуманных врагов «фашистами», хотя сами не представляем, что это значит. И, конечно же, не видим фашизма вокруг нас. Не видим в сожалении об СССР и дореволюционной России как об империях. Не видим в отказе человеку в его естественных правах и свободах. В этатизме, патернализме и инфантильном желании снять себя ответственность и передать ее государству. В шовинизме по отношению к окружающим странам, большая часть которых — наши бывшие колонии. В национализме и расизме по отношению к мигрантам. В неприятии интеллектуальности и свободного знания. В ненависти и презрению к модернизму и современному искусству, фундаментальной науке и ко всему остальному, что не понимаем. В ненависти к несогласным с собой. В иллюзиях по поводу окружающего мира, представлениях о том, что важно, а что нет. В подверженности различным теориям заговора, зависти к богатым и свободным странам, в нежелании решать проблемы и работать над собой, заменяемом пестованием своего чувства унижения. В пренебрежении ценностями мира и свободы ради достижения никчемных иллюзорных целей. В постоянных поисках национальных идей, интегрального единства общества и иных архаичных прогнивших ужасов. В откликах народа на популизм в ущерб себе и своему будущему. В вере в то, что название определяет суть. Мы живем в этом каждый день и не замечаем этого. Фашизм гораздо более силен в современной России, чем это могло бы показаться. Одна из главных проблем заключается в том, что мало кто способен его распознать. Еще меньше хотят. Выше я уже писал о величайшем терминологическом заблуждении, когда под фашизмом понимается германский нацизм. Подобная инверсия очень опасна, потому что нацизм как таковой России не грозит, а вот то, что общество глубоко больно классическим фашизмом, у меня не вызывает никакого сомнения.

Приведу для примера еще один ярчайший пример пропаганды чистейшего классического фашизма. Уникальность этой статьи в том, что она использует терминологию, которая совершенно не характерна для российского фашизма. Но если вы просто начнете читать ее последовательно, то вам во всей красе откроются прелести настоящего фашизма: корпоративизм и животная ненависть к тем, кто не хочет или — в виду места занимаемого в современном мире — не может быть частью корпорации; пропаганда феодализма и фашистского элитаризма; блистательное восхваление этатизма и структурно-функционального иждивенчества; отрицание рыночных регулирующих механизмов и воспевание ручного управления, мотивированного загадочным общим благом; отрицание фундаментальной науки и интеллектуальности как таковой; ненависть к гуманитарному знанию; культ мужественности; отказ людям в свободе профессии и свободе передвижения. То есть можно ставить диагноз, тем более, что возникает такое ощущение, что дама перед написанием этой довольно-таки страшной работы внимательно прочитала Умберто Эко, дабы соответствовать.

Основная проблема в том, что подавляющая часть россиян, безусловно, поддержит большую часть тезисов, изложенных в этой статье, и ни за что не признает, что это классический фашизм кристальной чистоты. И даже не столько потому, что для нас фашизм — это Гитлер, свастика и шмайссер, сколько потому, что наше общество глубоко больно фашизмом, но честно признать это не способно, потому что «фашизм» — слово плохое. Фашизм хороший, а слово плохое. Фашизм есть, а слова нет.