«Дядя Мешалкин в золотых очках»

© meshalkin.ru. Евгений Мешалкин, Михаил Лаврентьев, Никита Хрущев (слева направо)
«Дядя Мешалкин в золотых очках»
25 Фев 2016, 05:17

Евгения Мешалкина называют родоначальником анестезиологии, лучевой диагностики и кардиохирургии пороков сердца. Врач, ученый и гуманист, он не только заложил основы кардиохиругии в Сибири и СССР, но и создал уникальную школу, ученики которой оперируют и сегодня, в день его столетия.

Тайга.инфо вспомнила и восстановила по словам очевидцев, каким был знаменитый хирург, и как институт, задуманный Михаилом Лаврентьевым, стал в Новосибирске «Клиникой Мешалкина».

Из полей в медицину и обратно в поля


Родившись 25 февраля 1916 года и окончив семь классов, Евгений Мешалкин сначала подался в геологоразведку — работал в «полях», позже получил специальность механика-наладчика прокатных станов, мечтал отучиться на инженера. Но однажды он зашел на занятия к своему брату-студенту Московского мединститута и услышал лекцию известного советского гистолога Бориса Лаврентьева.

Е. Н. Мешалкин:

«Это был удивительный рассказ, захватывающий, поднимающий душу, несущий ее туда, где сплошные загадки и чудеса. Наступило прозрение: я понял, что медицина — это мир удивительных знаний, о которых мы, школьники того времени, не имели никакого представления. Короче говоря, я забыл, куда и зачем шел, и сразу после лекции оказался в приемной комиссии мединститута.
По-видимому, мое призвание тогда и открылось, потому что потом никаких колебаний никогда не было. Я обрел профессию, которая полностью меня поглотила. В ней вся моя жизнь».

Накануне Великой Отечественной войны Евгений Николаевич окончил мединститут и практически сразу отправился на фронт. Начав в августе 1941 года младшим врачом кавалерийского полка, Мешалкин вернулся в самом конце войны начальником хирургической группы усиления. Возможно, именно полевая хирургия подвигла его глубоко задуматься над проблемой обезболивания. Уже после войны Мешалкин первым в стране освоил и ввел в хирургическую практику интубационный наркоз.

Отъезд в Сибирь

Е. Н. Мешалкин:

«Позвонил Лаврентьев. Начал без предисловий:
 — Вы не хотели бы поработать в Сибири? Мы формируем институты в Новосибирске — отделения Академии наук.
 — Что за работа?
 — В институте экспериментальной биологии и медицины директором.
 — Я кардиохирург.
 — Но 
вообще-то медицину знаете?
 — Конечно. Но не хочу бросать сердечную хирургию.
 — Можно и не бросать. Разработайте ваши предложения и через двое суток дайте.
Я дал свое согласие. Двух суток было достаточно».


Елена Литасова, почетный директор Новосибирского научно-исследовательского института патологии кровообращения (ННИИПК), супруга Евгения Мешалкина:

«Он принял решение оставить Москву и начать свое дело. С ним согласились поехать его лучшие ученики. Он был немногим их старше, но они пошли за ним. Это говорит о том, что ему верили и доверяли».

Галина Окунева, профессор, заведующая лабораторией клинической физиологии кардиореспираторной системы ННИИПК имени академика Е. Н. Мешалкина:

«Когда мы ехали [сюда], мне показалось, что мы едем в глубокую тайгу. Мы ехали на маленьком автобусе по маленькой дороге, а кругом —
густой-густой лес».

Елена Литасова:


«Евгений Николаевич был как будто погружен в свой особый мир. Он не казался замкнутым, никогда не производил впечатления „рассеянного чудака-ученого“, умел очень интересно рассказывать, невероятно много знал, но совершенно определенная внутренняя работа в нем шла постоянно. Даже когда он просто смотрел телевизор, в любой момент мог задать вопрос, касающийся научных проблем. Становилось ясно, что „сердце“ не отпускало его ни на минуту. И не хотелось лишний раз отвлекать его от напряженного процесса познания».

Е. Н. Мешалкин:

«Для меня хирургия всегда была и методом лечения, и важным инструментом оздоровления, и поиском ответа на самый главный вопрос, мучивший меня всю жизнь: „Что есть что?“. Одним из важнейших факторов, определяющих для хирурга возможность начать практическую оперативную деятельность, является зрелость его гуманизма. Его способность ни на минуту не забывать, что объектом приложения его труда является живой человек со всем его необъятным внутренним миром, его личной жизнью, страданиями и надеждами, его участием в жизни общества, его индивидуальной и общественной значимостью. Гуманизм хирурга — врачебный гуманизм — это мировоззрение, которым должен обладать будущий хирург прежде всего. Ему должно быть свойственно постоянное сознание — от первой встречи с больным до благополучного завершения послеоперационного периода, — что перед врачом находится мыслящий, страдающий человек».

Нина Аверко
, ведущий научный сотрудник лаборатории ишемической болезни сердца центра хирургии аорты, коронарных и периферических артерий, преподаватель группы дополнительного и послевузовского образования учебного центра ННИИПК им. акад. Е. Н. Мешалкина:

«Когда я попала сюда, честно говоря, я думала, что после Ленинграда это несколько провинциальное учреждение. Но то, что я увидела здесь, меня поразило: в клинике интеллектуальная аура, вдохновенный, очень увлеченный труд людей, работа с полной отдачей физических, духовных, интеллектуальных сил».

Мешалкин принял предложение академика Михаила Алексеевича Лаврентьева в 1957 году. Вместе с Евгением Николаевичем в Новосибирск уехала большая группа ученых и врачей, которые развернули здесь масштабную хирургическую деятельность, оперировали все известные к тому времени пороки сердца и крупных сосудов и вошли тем самым в число ведущих кардиохирургических клиник страны. До переезда Мешалкина в Новосибирск в 1960 году кардиохирургии на востоке СССР не было.

Разлад

Юрий Власов, ведущий научный сотрудник лаборатории функциональной и ультразвуковой диагностики ННИИПК им. акад. Е. Н. Мешалкина:

«Медицина стоит дорого, очень дорого. Тогда больные не платили, платило государство. А поскольку институт находился в составе Академии наук, то субсидии на содержание лечебного процесса боли большие. Лаврентьев понял, что тут что-то не так. И Мешалкин понял, что, если его за каждый волдырь будут вызывать на ковер, то как он будет работать? Он должен быть свободен. Он честен перед больным. Но и перед ним должны быть честными».

Михаил Качан, профессор, доктор технических наук, основатель и первый заведующий кафедрой газодинамических импульсных устройств НГТУ:

«Современные исследователи истории Академгородка считают, что с именем Мешалкина связана „интересная, но загадочная история“. На самом деле история эта трагическая. В Сибирском отделении АН СССР была знаменитость, равная по величине (по крайней мере, для меня) академику Лаврентьеву — кардиохирург Евгений Николаевич Мешалкин».

Наталья Куперштох, кандидат исторических наук, автор книги «История первого академического центра Западной Сибири»:

«Очень скоро „перекос“ в выделении институту финансов и оборудования в пользу клинического отдела стал тревожить и самого М. А. Лаврентьева. Еще в начале 1961 году он вызвал Е. Н. Мешалкина и потребовал усилить теоретические исследования в соответствии с академическим профилем института. „Мне было сказано, — вспоминает Е. Н. Мешалкин, — что все наши заявки СО АН не может удовлетворить, так как они слишком велики, и вообще наш институт очень дорогой“».

Стенограмма заседания Президиума СО АН СССР 26 декабря 1962 года:

Лаврентьев: «Задумка с этим институтом: иметь синтез биологических исследований с дальнейшим их непосредственным апробированием в клинике — к сожалению, не получилась. На сегодня институт имеет чисто хирургическую часть и биологическую, но они изолированы друг от друга. Мое предложение: медицинскую часть передать Минздраву, а биологию оставить в составе СО АН».

Мешалкин: «Мы занимаемся физиологией кровообращения, а не хирургией! И наши исследования пока мало кому понятны. Но полеты в космос человека говорят о необходимости исследований на молекулярном уровне. Пока что у нас собираются отобрать и отдать Вычислительному центру здание клинического отдела. Это здание специально строилось как клиника, оснащено специальным оборудованием. Я прошу оставить это здание институту».

С. А. Христианович: «Заслугой СО АН было то, что мы привлекли сюда специалистов, в том числе и в институт Мешалкина, в результате чего он превратился в мощную клинику — центр не только Сибири, но и страны. Закуплено импортное оборудование, сделаны уникальные операции. Был спроектирован и строится первый фактически по-настоящему оснащенный институт-клиника в Союзе, на которую с восхищением и завистью смотрели крупнейшие специалисты Москвы и Ленинграда. Не могу сказать, где этому институту будет лучше, — может быть, в этой сложившейся трудной ситуации институту лучше будет в ведомстве Министерства здравоохранения».

Ю. И. Бородин, и.о. директора ИЭБиМ: «Единого института нет. Но вопрос о будущем института надо решать осторожно. Институт был задуман блестяще — сочетание теории с внедрением в практическое здравоохранение. То, что задуманное реализовалось не в полной мере, — еще не повод передавать его в другую организацию. За таким решением стоят судьбы многих людей. Необходимо создать авторитетную комиссию, чтобы все решить правильно».

Качан

«Для Института экспериментальной биологии и медицины строился специальный комплекс по отдельному проекту. В каждом помещении продумывалась каждая деталь. Под комплекс было заказано специальное дорогостоящее оборудование. Был спроектирован и строился даже специальный лечебный бассейн длиной 25 метров. А затем академик Лаврентьев предложил практически достроенный корпус Мешалкина отдать ВЦ. Так и было сделано».

В 1962 году Мешалкин был отстранен от руководства институтом. Причина: Мешалкин практик, а институт задумывался, как исследовательский, многозадачный, на него должно было лечь все здравоохранение Академгородка, включая санитарные нормы при продаже продуктов питания, качество питьевой воды и т. д. — за все это должны были отвечать сотрудники института и сам Мешалкин. Точку в конфликте поставил заместитель председателя Совета министров СССР Алексей Косыгин: ИЭБиМ передать в ведение минздрава. Это означало, что институт потерял право на здание, в которое должен был переехать из городских больниц №52 и №26. Оно было отдано Вычислительному центру.



Второе рождение


Власов:

«До 1967 года Евгений Николаевич фактически непрерывно дежурил день и ночь: он прооперирует больного, сдает дежурному персоналу, уезжает домой, но телефон рядом. Приказ всему дежурному персоналу: при любых осложнениях немедленно звонить ему. Звонят, он садится в машину и приезжает — и так каждый день!»

Миндзрав долго не торопился с выделением средств на строительство нового здания. А пока клиническая часть института базировалась в здании ЦКБ СО АН СССР. То здание, которое мы сегодня зовем «Клиника Мешалкина», институт занял лишь в 1979 году.

Литасова:

«Между плитами был заложен журнал операций, катетер для зондирования сердца, шприц, иглодержатель — набор инструментов и бутылка шампанского».

Власов:

«Вот эти товарищи, которые ушли к академику Лаврентьеву смеялись: „Ну вот, Мешалкин опять едет с гастролями“. Внешне открытые уроки (Мешалкин проводил выездные „открытые уроки“ по всему Союзу — Тайга.инфо), может быть, это и напоминали. Но для тех к кому он приезжал, это был урок самый весомый, потому что люди своими глазами видели все от начала и до конца — от диагностики до операции и постоперационного периода».

Николай Амосов, торакальный хирург (из книги воспоминаний о 30-м Всесоюзном съезде хирургов в Минске):

«Больше всего потряс доклад Евгения Николаевича Мешалкина: более ста протезирований под гипотермией. Не поверил бы, если бы сам не видел в 1977 году. Остановку кровообращения уже довели до 35 минут. Нигде в мире ничего подобного не бывало, и как получается — непонятно. Железный человек Евгений Николаевич».

Литасова:

«Ему удалось охватить те аспекты медицинских знаний и соединить их вместе, которые до тех пор еще никто не соединял. Ему удалось создать стратегию кардиохирургической помощи».

Александр Караськов, директор НИИ патологии кровообращения:

«Он фактически создал эту отрасль. Он создал в ней все. Это был многогранный человек. Если бы Евгений Николаевич не стал столь выдающимся хирургом и учителем, возможно, он бы стал уникальным политиком. Он был тем человеком, который всегда заряжен на глобальные вещи».

Мешалкин:

«Каждый день хирург рискует жизнью. Но не своей — чужой. Острое ощущение владеет хирургом повседневно: твои руки могут исцелить, дать жизнь и здоровье, а могут и убить. Нет сравнения с тяжестью ощущений человека, рискующего ежедневно чужой жизнью…» 

«Я все б отдал, чтобы моя специальность была не нужна. И совсем не так приятно каждый день вторгаться в человеческое тело и иногда сознавать свое бессилие. Я рад за каждого, кому удается продлить жизнь и вырвать его из лап тяжелой болезни. Простите те, кому не удалось помочь». 

«Хирургическое счастье не в том, что ты сам сделал удачную операцию. Это внутренне удовлетворение есть, когда вы сделали операцию так, как вы ее намечали. Но ведь не в 
этом-то итог — что вы удовлетворены. А что ребенок получил здоровье».

Фрида Дроздова, пациентка Мешалкина:

«Свыше 50 лет назад я получила от судьбы
подарок — встречу с Евгением Николаевичем. Он не только спас мне жизнь, сделав сложнейшую операцию на сердце, но и на долгие годы стал для меня ангелом-хранителем, помогая во всех жизненных ситуациях, поддерживая советом и (или) лечением, как впрочем и многих своих пациентов. Перед операцией он зашел ко мне в палату: „Ты боишься? Ты знаешь, я ведь, вообще-то, тоже боюсь. Но нам надо делать [операцию]. Будем бояться вместе“.

Евгений Николаевич пользовался у ребятишек особой популярностью. Надо было видеть, как малыши уверяли друг друга, что уж 
ему-то операцию делал или будет делать „дядя Мешалкин в золотых очках“. Он очень любил детей и нежно к ним относился. Часто, выйдя из операционной после сложной многочасовой операции, он шел в детские палаты. Много раз я видела профессора, сидящим на стульчике в проходе между кроватями и наблюдающим за играющими детьми.

Как-то у меня разболелся зуб. В стоматологической поликлинике, куда мы пришли с мамой (после операции прошло лет 5–6, я уже училась в институте), врач отказался удалять мне зуб, прочитав в карточке диагноз „Врожденный порок сердца. Операция в 1960 году“. Мол, идите в стационар. Мама прямо из кабинета врача позвонила Евгению Николаевичу, объяснила, в чем дело. „Дайте трубку доктору“, — сказал Мешалкин. Что Евгений Николаевич говорил врачу, не знаю. Только врач, положив трубку, недоверчиво переспросил маму: „Это, действительно, тот профессор Мешалкин? И вот так просто можно к нему обратиться? Кто же ВЫ ему?“ И, по-моему, не очень поверил в наш ответ: „Просто пациентка“. Но, поставив нужные, рекомендованные профессором уколы, зуб благополучно удалил.

Однажды, войдя в кабинет Евгения Николаевича, я увидела его с газетой в руках, задумчиво разглядывающего
какую-то фотографию. Он заговорил горячо, с какой-то затаенной горечью: „Читала? Детей, 10 человек из Москвы, посылают в Америку на операцию сердца. Если бы нашему Институту дали эти деньги, мы бы не только этих 10 детей, но и еще человек 100 смогли прооперировать. Но нет. Это дети „элиты“, нам они не доверяют. А до других им и дела нет“.

В очередной раз я пришла к Евгению Николаевичу с поздравлением и увидела его
какого-то поникшего. Мои поздравления он прервал словами: „Только не желай мне долгих лет жизни, не надо!“ И, увидев мою растерянность и недоумение, Евгений Николаевич заговорил, тихо, с видимым трудом выговаривая слова: „Я не хочу больше жить. Сегодня я консультировал мальчика из Казахстана. У него врожденный порок сердца, нужна срочная операция. Мы могли бы ее сделать и спасти ребенка, но… Казахстан — другая страна, а значит, операцию мы можем сделать только платно. У родителей таких денег нет. Семья простая, и вряд ли их минздрав оплатит эту операцию. Я был вынужден отказать, обрекая ребенка на смерть, если родители не найдут деньги.

Как я, врач, могу жить после этого! Я всю свою жизнь гордился тем, что мою помощь мог получить любой человек, независимо от его материального положения. Я всегда это подчеркивал, выступая за границей. И вот… Я могу попросить врачей прооперировать бесплатно, и они не откажутся, но расходные материалы мне никто бесплатно не даст“.

Сколько боли и 
какой-то безысходности было в его голосе и во взгляде. Последний раз мы встретились в июне 1996 года. Поговорили немного о жизни. И вдруг Евгений Николаевич так задумчиво говорит: „Я уже достаточно пожил. И к смерти готов. Не боюсь ее. Вот только одно жаль — голову нельзя переписать“».
Мешалкин:

«Сегодняшние тридцатилетние, которые стоят у операционных столов, делают то, что творил Бакулев, достигнув шестидесятилетнего возраста. Причем делают уверенно, спокойно. Они быстро взошли на высокую ступеньку потому, что их привел Учитель. Развиваясь дальше, они обойдут Учителя и поднимутся выше его. Такова жизнь».

В материале использованы выдержки из интервью и воспоминаний, находящихся в открытых источниках, а также интервью, созданные студией «Репортер» и ГТРК «Вести-Новосибирск». Иллюстрации — meshalkin.ru.

Подготовила Татьяна Ломакина




Новости из рубрики:

© Тайга.инфо, 2004-2024
Версия: 5.0

Почта: info@taygainfo.ru

Телефон редакции:
+7 (383) 3-195-520

Издание: 18+
Редакция не несет ответственности за достоверность информации, содержащейся в рекламных объявлениях. При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на tayga.info обязательна.

Яндекс цитирования
Общество с ограниченной ответственностью «Тайга инфо» внесено Минюстом РФ в реестр иностранных агентов с 5 мая 2023 года