«Было очень стыдно, что отец так со мной обошелся»: как сибирячка сбежала от насилия и оказалась в казанском шелтере

© Диана Днепр

В октябре 2021 года из кризисного центра в Казани похитили двух дагестанок с маленьким ребенком. Девушки пытались убежать от жестокого обращения в семьях. Тайга.инфо рассказывает историю другой подопечной этого учреждения — 43-летней сибирячки Юлии Шефер, которая пережила смерть мужа, самоубийство брата и издевательства отца.

Путь семейного насилия

За свое детство Юлия Шефер сменила два города: родилась в Караганде, до восьми лет прожила в Новокузнецке, а потом ее семья снова уехала Караганду «за хорошим климатом» из-за болезни мамы. Родители постоянно ругались, отец Валерий Ганеев часто приходил домой пьяный и жестоко избивал мать, за которую некому было заступиться. А когда та кому-нибудь жаловалась на издевательства — «клал в психушку».

«У нее и астма, и сердце и почки. Пока мама была здоровой и красивой, он ей восхищался, как только заболела — начал издеваться», — вспоминает Юлия.

В октябре 1988 года Валерий Ганеев во второй раз перевез семью в Кузбасс, в свой родной Мариинск. 12-летнюю Юлю, ее девятимесячного брата Валеру и жену Раису мужчина оставил в незнакомом поселке в маленькой комнате общежития без зимней одежды, а сам вместе с сыном Алмазом вернулся в Караганду «за вещами», но больше семья их не видела. Началось «выживание». Позже Раиса узнала, что Ганеев отдал сына на воспитание своей матери.

«Трехкомнатную квартиру в Караганде отец обменял на жилье в Джамбуле, нас выписал и женился второй раз. Через некоторое время у него родились еще два сына. Как военный, отец перевелся на службу в Казань, — рассказывает Юлия. — Я тяжело переживала его предательство, мама тоже папу ненавидела и меня заодно, всегда говорила, что я такая же тварь, как и он».

В Мариинске Шефер окончила школу и поступила в педучилище на педагога начальных классов с «уклоном в физкультуру». После первого курса девушке пришлось перевестись на бухгалтера. Когда Юлии было 17 лет, за ней начал ухаживать 21-летний брат одноклассника, который работал железнодорожником. Они съехались и получили от РЖД неблагоустроенную однушку в бараке на четыре семьи. Через три года сыграли свадьбу, а через полгода муж Юлии погиб при «невыясненных обстоятельствах».

«Я осталась беременная и опять одна. Когда родила Кирилла, материально и морально помогали родители мужа. Люблю их как маму и папу, общаемся до сих пор», — говорит Шефер.

Устроить сына в ясли Юлии пришлось, когда ему было всего 10 месяцев. Туда же женщину пригласили работать бухгалтером. Параллельно она заочно училась в Кемеровском сельхозинституте на экономиста.

Второй раз замуж Юлия вышла в 22 года. Муж, как и отец, вспоминает женщина, часто выпивал, ревновал и избивал ее, а ей, как и матери, «не хотелось жить». Через три года пара развелась.

После института Шефер пригласили работать в управление сельского хозяйства Мариинского района, а позже предложили работу у фермера в селе под Кемеровом, пообещали жилье и хорошую зарплату. Через год за девушкой начал ухаживать тракторист.

«Он потом испортил отношения с руководством и уволился. А мне сказали делать выбор: работа или он. Я выбрала его, вышла замуж и тоже ушла с фермы. Он явно не ожидал такого поворота, очень на меня злился и пытался доказывать, что главнее. Пришлось научиться еще и с мужчинами воевать, — перечисляет Шефер. — Какое-то время мы жили спокойно, но со временем чувства угасли. Я поняла, что этому человеку просто было очень выгодно и комфортно со мной. Я платила за него кредиты. За восемь лет он ни копейки не потратил на семью».

В 2012 году Юлия родила сына Вову. Когда ему было полтора года, женщина начала работать на молокоперерабатывающем комплексе в селе Панфилово помощником главбуха, затем ее повысили до старшего бухгалтера. В 2019 году основатель предприятия умер, работников уволили без зарплаты и выставили его на продажу.

Когда разговор заходит о заводе, Юлия плачет. Говорит, что учредители предлагали сотрудникам выкупить его за 30 млн рублей: «Ну, это вообще нереальная цена, я очень переживала за этот комплекс. Сейчас он так и стоит никому не нужный».

После увольнения Юлия развелась: «Просто ушла от мужа с ребенком без ничего». Женщина купила в селе Панфилово небольшой старенький дом на маткапитал.

«Папулечка наконец-то вспомнил про меня»

Под конец 2019-го впервые за 30 лет Юлии позвонил ее отец Валерий Ганеев. До этого они иногда переписывались в «Одноклассниках» и поздравляли друг друга с праздниками. А тут, неожиданно для себя, женщина на вопрос Валерия «как дела?» пожаловалась, что плохо: в разводе, работы нет, алименты муж не платит, дом разваливается, маленький ребенок на руках и помощи ждать неоткуда. Отец пригласил дочь к себе на новогодние каникулы в Казань и выслал деньги на билет.

«Не верила, что это происходит. Папулечка наконец-то вспомнил про меня. Я была не на седьмом, а на десятом небе от счастья. Прилетела к нему и опять почувствовала себя маленьким ребенком. Вместе смотрели мои детские альбомы. Папа раскаивался, рассказывал про смерть второй жены и про то, как один растил двух сыновей, — делится Шефер. — Отец познакомил меня с братьями. Оба стали чемпионами Европы по регби, работают в полиции, старший дослужился до начальника отдела».

После того, как Юлия вернулась домой из Казани, отец продолжал ей звонить, говорил, что скучает и хочет помочь. Они договорились, что как только ее сын Вова закончит первый класс, семья сразу же переедет в Татарстан. Ганеев обещал устроить дочь на работу, а внука — в школу. Но в феврале 2020 года вдруг попросил Юлию срочно приехать, сказал, что уже нашел ей место в «хорошей фирме», и нужно выходить в офис. Женщина быстро продала машину, собрала вещи и вернулась к отцу. За две недели она прошла ускоренные курсы аттестации для бухгалтеров, а Вова адаптировался в новой школе.

«Дедушка часто баловал внука вкусняшками, мороженым, делал ему молочные коктейли, перед 8 марта мой сын заболел ангиной, пролежал пластом с температурой почти четыре дня», — рассказывает Юлия.

Валерий Ганеев — полковник МВД в отставке. Он долгое время занимал пост начальника по безопасности в минсельхозе Татарстана. Сейчас, по словам дочери, Валерий на пенсии и работает охранником.

В ночь с 12 на 13 марта Ганеев выпивал. Утром Юлия с сыном уехали в больницу, а когда вернулись, отец начал расспрашивать про мать, жаловался, как сильно ненавидит бывшую жену, и требовал ее номер телефона. Юлии удалось уговорить его лечь спать, но через два часа Ганеев проснулся и обозвал дочь «аферисткой», а потом и вовсе достал из сейфа пистолет и стал угрожать. Женщина подхватила ребенка, куртки, телефон и выбежала из квартиры.

Юлия с еще не вылечившимся Вовой оказалась на улице в незнакомом городе. Она позвонила старшему сыну Ганеева, который сказал, что помочь ничем не может, но скинул ей адрес хостела.

«Я прибежала туда раздетая, с ребенком, вся в слезах и соплях, в кармане — 6 тысяч рублей. Администратор приняла нас без документов, у меня только фото были на телефоне, и даже сделала скидку на еду и проживание. Хватило на четыре дня. Она привела меня немного в порядок, поддержала, а то руки вообще опускались, я не знала, что делать дальше, — говорит Шефер. — Воевать и идти в полицию не было смысла, у отца там все знакомые. Я понимала, что он так же, как и мать в свое время, меня куда-нибудь определит и всё».

Вещи и документы оставались у Валерия Ганеева. Забирать их дочери он не разрешал, грозился подать на нее заявление в полицию «за мошенничество». Через четыре дня его сыновья привезли сумки Юлии в хостел: «Отец наложил туда свои старые ненужные вещи, сказал, что пригодятся. А у меня выкрал деньги за машину — хранила их не на карте, а прятала в вещах по его же совету, золотые украшения и свидетельства о рождении и смерти брата Алмаза».

Родной брат Юлии, сын Ганеева от первого брака, в 2013 покончил с собой после освобождения из тюрьмы, где провел 11 лет. В прощальной записке он просил, чтобы на похоронах были родители, но они так и не приехали — в морге его опознавала сестра.

Позже Юлия выяснила, что официально детьми отцу приходятся только сыновья от второго брака. По ее словам, он тщательно скрывал информацию о предыдущей семье, чтобы продвигаться по службе. «Я только потом поняла, какую злую шутку сыграли документы моего брата», — говорит она.

Родственники звали Юлию к себе в Мариинск, но возвращаться туда было, во-первых, не на что, во-вторых, «прыгать с одного места на другое» женщина не хотела, да и первоклассник Вова только-только привык к новой школе. Администратор хостела советовала Юлии обратиться в приюты или монастыри. Никому из друзей женщина не рассказывала о ситуации, а «искала выход дальше».

В соцсетях Юлия наткнулась на фонд «Благие дела», который поддерживает одиноких мам с детьми, оказавшихся в трудной ситуации. Один из проектов фонда — кризисный центр «Мамин дом». Шефер связалась с президентом «Благих дел» Алией Байназаровой.

«Мне пообещали помочь, пока я не найду работу и не встану на ноги. Конечно, поначалу это все было ново и непонятно: как в 43 года женщина с 18-летним стажем работы главным бухгалтером оказалась на улице? Очень сложно такое принять, — делится Юлия. — Появлялись мысли уехать к [сыну от первого брака] Кириллу в Новосибирск, но Алия Ильгизовна подбодрила: „Зачем тебе сыну на шею садиться? Ты самостоятельная женщина и сама можешь всего добиться. Если захочешь остаться в Казани, мы тебе поможем“. Конечно, я хотела попробовать свои силы».

«Сделать добро и отойти»

Алия Байназарова вместе с инициативной группой основала «Благие дела» в 2015 году: «Зачастую женщине нужно подставить плечо и дать немного помощи для того, чтобы она почувствовала себя сильной и пошла дальше. Потому что сильные родители — сильные дети. Если счастлива мама, то и ребенок будет счастливый. Мой проект про то, чтобы дети жили в безопасных условиях».

Однажды в «Благие дела» обратилась женщина с четырьмя детьми, которую пьяный муж выгнал из дома. Идти в чужом городе ей было некуда, и Байназарова поняла, что пришло время для кризисного центра. Фонд арендовал трехкомнатную квартиру. Одновременно там жили три мамы и шесть детей.

«Мы поняли, что система должна быть управляемой, когда столкнулись с большим количеством конфликтов и недопонимания среди подопечных. У нас психологи работали на волонтерских началах. Нужно было выходить на другой уровень, — рассказывает президент „Благих дел“. — Спонсоры помогли нам приобрести коттедж в очень красивом месте. Мы наняли профессиональных психологов, адвоката, специалиста по социальной работе и бухгалтера».

Как правило, женщины обращаются в кризисный центр в «психологически нестабильном состоянии», поэтому с ними сразу начинает работать психолог, объясняет Байназарова. Если становится понятно, что для безопасности подопечной нужно укрытие, то ей предлагают разместиться в убежище (шелтере).

«В офисе мы беседуем с женщиной, составляем индивидуальный план развития. Выясняем, нужна ли ей помощь юриста. Мы также содействуем в оформлении документов, получении справок и поиске работы», — поясняет руководитель программ фонда Алсу Кривель.

Первым делом сотрудники узнают, какие ресурсы есть у женщины. Иногда бывает так, что она просит заселения в шелтер, но при разговоре выясняется, что можно обойтись и без него. Кому-то помогаем в течение двух часов, другим — за неделю, бывали случаи, что семью поддерживали год.

«Женщина звонит и говорит: „Знаете, даже сам факт того, что мне есть куда идти, и я не одна, дает силы двигаться дальше“, — подчеркивает Байназарова. — Бывают и случаи, когда женщины возвращаются к нам спустя время. И мы объясняем, что не сможем их укрывать по семь раз, когда они уходят от мужа. Те, кто продолжают эту игру, как правило, не хотят работать с психологом».

В фонде подопечным помогают прийти к самодостаточности, восстановить утерянные контакты с родными и найти опору в себе. Недавно кризисный центр изменил концепцию. Теперь женщинам дают не более полутора месяцев проживания в шелтере, чтобы найти работу и жилье.

«Мы говорили об этом еще зимой, но реальные изменения начинаем сейчас. Такой короткий срок не дает женщине расслабиться. За это время как раз вырабатывается привычка, и если человек в это время что-то делает, движется, то продолжит и дальше, — объясняет Байназарова. — Конечно, мы не выгоняем подопечную на улицу. Даже после ухода она продолжает работать с психологом, но обеспечивает себя уже сама. Какие-то вещи мы корректируем в процессе. Наша работа построена так, чтобы не было случайностей».

Летом «Благие дела» планируют открыть швейную мастерскую — на проект фонд выиграл грант. Здесь же начнется и обучение подопечных, которые смогут шить постельное белье, продавать его и получать зарплату. В «Мамином доме» откроется ясли-сад, где дети смогут оставаться под присмотром, пока мамы на работе.

В двухэтажном коттедже «Маминого дома» — три больших спальни — в каждой одновременно могут проживать несколько семей — гостиная-игровая, кухня-столовая и продуктовый склад. На территории шелтера также есть огород, за которым ухаживают подопечные. Дом обнесен забором, а ворота всегда закрыты на замок. Попасть в шелтер можно только по звонку. Адрес в целях безопасности не сообщают никому, кроме проживающих. В планах — найти дополнительные финансы, чтобы установить в доме систему видеонаблюдения и тревожную кнопку.

«Я очень много времени провела в полиции, защищая каждую женщину. Донесла до сотрудников суть, они меня услышали, и теперь это наши помощники: все, начиная от уголовного розыска. Конечно, что разные люди бывают, но, как правило, нам удается договариваться, — подчеркивает президент фонда. — Мы не заявления пишем, а обращаемся. И когда это не стопка бумажек, они готовы помогать. В основном, заявления подают мужья, которые преследуют женщин, поэтому полиция на нашей стороне».

В кризисном центре круглосуточно работают администраторы, которые контролируют соблюдение индивидуального плана развития и «строгих» правил проживания: четкий график работ по дому, уважительное отношение ко всем подопечным, никаких сигарет, алкоголя и посторонних людей, в девять вечера дом закрывается.

«Я вытащила из себя эту обиду»

В «Мамин дом» Юлия Шефер с сыном попала в середине марта 2020 года, а через две недели в стране начался локдаун из-за пандемии коронавируса.

«Нам сказали, что если хотим, можем оставаться на самоизоляции в доме. Выбора не было, нас тогда набралось таких четыре мамы. До середины мая все было закрыто, работы никакой не предвиделось, выйти тоже никуда нельзя. И вот мы вскапывали огородик, делали грядки, Вовчик тоже нам помогал», — рассказывает Юлия.

После локдауна число обращений в кризисный центр резко выросло. В августе случился перегруз: в шелтере жили 25 человек — девять женщин и 16 детей. Новых подопечных во время самоизоляции не заселяли.

«Пока я не работала, график в „Мамином доме“ у нас был такой: подъем в 8−9 утра, дальше — обычный быт: готовка, уборка. Администраторов во время локдауна не было, поэтому мы сами следили за детьми, подменяли друг друга, — рассказывает Юлия. — Где-то и ругались, конечно, но каких-то крупных обид не было. Правила там вполне естественные, жизненные. Тебе по-человечески предоставили крышу над головой — и ты веди себя соответствующе».

Сыну Юлии пришлось дольше привыкать к многолюдному дому, он не очень общительный, поэтому поначалу сторонился других детей. «Вова говорил: „Мам, поехали к Кириллу“. Я отвечала: „Вов, надо школу закончить“. Как-то прожили в центре пять с половиной месяцев, всякое было», — вспоминает Шефер.

Вова оканчивал первый класс дистанционно. Он даже несколько раз занимал первое место в школьном рейтинге по успеваемости. «Школа немаленькая. А мы ведь из деревни сюда приехали», — с гордостью замечает Юлия.

Периодически «Мамин дом» устраивал для детей праздники. Так, например, 1 сентября и 1 июня Алия Байназарова связалась с клубом кабриолетов, и они на волонтерских началах катали подопечных по Казани.

«Я бы в жизни себе такого не смогла позволить. И выходы на природу у нас были. Все организовывали так, чтобы люди от чего-то заряжались, — делится Юлия. — Когда карантин закончился, и в доме жили сразу шесть семей, чтобы не было целый день гама, собирала всех детей и шла с ними гулять в центр города. Они такие довольные, и сам на них смотришь — столько эмоций».

В кризисном центре Юлии очень помогал психолог. Раз в неделю специалист приезжала к подопечным в шелтер. И спустя полтора года после «выпуска» Шефер посещает его.

«Раньше я думала, что к психологу обращаются только „ненормальные“. А потом стало интересно — все же мамы ходят на прием, ну, и тоже начала. На первых консультациях говорила, что жить не хочу. К тому же, кредиты были не погашены. Только в 43 года поняла, почему оказалась в такой ситуации, почему в моей семье все происходило не так, как у остальных. Зла на родственников нет. Они и сами очень травмированные люди. Я вытащила из себя эту обиду ради хороших отношений с ребенком», — подчеркивает женщина.

За все это время родственники Ганеевой ни разу не поинтересовались, как она живет. «С другой стороны, если им предыдущие 30 лет это было неинтересно, то после такой ситуации — тем более», — отмечает она.

Сейчас женщина «поменяла свое мировоззрение» и старается жить по-новому: устроилась бухгалтером в крупную розничную сеть и помогает с документами «Благим делам». Накопленных за время проживания в шелтере денег ей хватило, чтобы снять однокомнатную квартиру рядом с фондом и школой сына. Вова начал заниматься футболом и мечтает стать «великим спортсменом».

«Когда есть ребенок, ты понимаешь, что обязан дать ему лучшую жизнь, чтобы он не испытал то же, что и ты. Мною двигало только это. Прекрасно понимала, что никому, кроме меня, сын не нужен: ни моему, ни своему отцу», — говорит Юлия.

Сейчас Шефер с отцом живут в разных концах города и «не трогают друг друга». Но старший сын от первого брака Кирилл периодически просит маму вернуться домой, потому что переживает, что Валерий Ганеев может как-то навредить ей.

«Я отвечаю: «Да пусть только попробует! Алия Ильгизовна всю Казань поднимет на ноги! — парирует Юлия. — Когда ты один, то мечешься, как загнанный котенок, но с людьми, которые вникли в твою ситуацию, понимаешь, что тебя уже точно никто в обиду не даст».

Побег из Дагестана

Но, к сожалению, не все истории подопечных фонда, как у Юлии, заканчиваются хорошо.

В четыре утра 18 октября 2021 года в шелтер приехали две девушки из Дагестана Айшат и Патимат, одна их них — с двухлетней дочкой. Они рассказали, что сбежали из своих семей из-за гнета, невыносимых условий жизни и попросили убежища. В тот же день в шелтер ворвались неизвестные, среди которых были люди в полицейской форме, и увезли девушек.

Айшат и Патимат целый год готовились убежать из Дагестана. При поступлении в центр обе указывали, что их выдали замуж против воли.

«Они сказали, что хотят поставить детей на учет в детский сад, прикрепиться к поликлинике. Они взяли ответственность за свои жизни на себя. Мы увидели, что это действительно важный шаг для девушек, и он им очень нужен», — говорят в фонде «Благие дела».

Позже в соцсетях было опубликовано видео, где девушки утверждали, что находятся в безопасном месте и просили их не искать.

По словам правозащитницы и журналистки Светланы Анохиной, родственники запрещали девушкам учиться и работать. Анохина сообщала, что У Патимат из-за плохого обращения в семье случился выкидыш. Айшат говорила сотрудникам шелтера, что муж постоянно принуждал ее к сексу.

Анохина уточнила, что после побега девушек ей звонили из полиции Хасавюрта. Она переслала сотруднику копии их заявлений и статус обращения, зарегистрированный на сайте МВД. В ответ ей заявили, что Айшат и Патимат могут быть причастны к ИГИЛ (организация признана террористической и запрещена в России), утверждает правозащитница.

После пропажи подопечных Алия Байназарова подала заявление в Следственный комитет.

«От сотрудников СК мы узнали о том, что полиция передала девушек представителям общины, которые заявили, что наша организация является „сомнительной, и относительно нас требуется проверка соответствующих органов, чтобы убедиться, что мы не отмываем деньги“, — рассказали в фонде. — Ситуацию искусственно пытаются обернуть против нас».

О том, что сейчас происходит с Айшат и Патимат, и живы ли девушки, ничего неизвестно.

«Вот почему я в свое время, оставшись без денег на улице, не стала обращаться в полицию — брат работает в уголовном розыске, отец оттуда же, — вспоминает Юлия Шефер. — Я понимала, что это бесполезно. К тому же, мне было очень стыдно, что так отец со мной обошелся».

***

Всего в кризисный центр, по словам руководителя программ фонда Алсу Кривель, обращаются не более 10% женщин из семей с «традиционным мусульманским укладом». В Татарстане такое, скорее, исключение, чем правило.

«Женщины у нас имеют право на всё: и машину водить, и учиться, и загорать в купальнике на пляже. Но, думаю, если у мужчины есть убеждение, что женщина не имеет прав, то религия, скорее всего, здесь ни при чем. Просто этим выгоднее прикрываться, — считает Кривель. — Конечно, Татарстан очень отличается от Дагестана. Там девушку могут в 17 лет выдать замуж вопреки ее воле, в Казани такое не практикуется. Никто не будет здесь покрывать такое поведение».

Казань, по мнению руководителя программ «Благих дел», очень привлекательна для представительниц мусульманства из соседних республик, которые понимают, что «здесь еще имеют права и могут быть свободными».

*По версии Минюста РФ, является СМИ, выполняющим функции иностранного агента. Мы обязаны указывать это по запретительным законам.

Материал подготовлен во время медиатура интернет-журнала «7х7 — Горизонтальная Россия» в Республику Татарстан.

Текст: Ирина Беляева

Иллюстрации: Диана Днепр