Жизнь с зажмуренными глазами. Почему не умирает сталинизм
18 декабря – день рождения Иосифа Сталина. Для его почитателей это повод в очередной раз публично заявить о своих взглядах. Журналист из Сибири рассуждает, почему культ «вождя народов» настолько живуч, что от него несвободны даже потомки репрессированных, и как с этим может быть связана показная лояльность режиму.
Ко дню рождения Сталина Тайга.инфо публикует рассуждения и наблюдения сибирского журналиста. По его просьбе, связанной с личностями собеседников — на условиях анонимности.
От кринжа к «варианту нормы»
Несколько лет назад понял, что никакого разоблачения культа личности в нашей стране не случилось. Как журналист я общался с детьми и внуками жертв сталинских репрессий. И большинство потомков не против Сталина, а некоторые — двумя руками за.
Откуда в послесталинском СССР взялись сталинисты? Механизмы работы пропаганды неизменны — что сегодня, что 80 лет назад. Если много лет тебе что-то вдалбливают в голову в школе, по радио (главное медиа той эпохи), через фильмы и эстрадные песни — попробуй не стань зомбированным. Культ Сталина активно насаждался с 1930-х годов до самой его смерти. Поэтому доклад Никиты Хрущева на ХХ съезде у многих вызвал не только оторопь, но и отторжение. А при Брежневе Сталина начали потихоньку оправдывать. Перестроечные публицисты назвали это «ползучей ресталинизацией».
Мне не пришлось преодолевать сталинизм в себе. Учился в младших классах, когда началась Перестройка, а вместе с ней и окончательное, как тогда казалось, разоблачение культа личности. Россияне читали Солженицына, Шаламова, Евгению Гинзбург. Я-то, конечно, открыл эти книги, когда стал старше, но в каждом доме был телевизор, по которому выступали либеральные историки, шли документальные и художественные фильмы, доносившие правду о репрессиях. Помню даже ролик для детей в юмористическом киножурнале «Ералаш»: мальчик с помощью машины времени воскресил Сталина, но зрители понимали, что это уже не всерьез, и на экране тиран испарялся через пару минут. Последний промельк ужаса — и только.
На рубеже 1980−90-х признаться в симпатиях к Сталину — это, как сказали бы сегодня, кринжово. Всё равно, что расписаться в собственных невежестве и мракобесии. Потом от темы устали. Правда о Сталине и сталинизме, как думалось, перешла в разряд банальных истин, повторять которые — занудство. Так и жил много лет с уверенностью, что этот дракон повержен. Но что-то пошло не так. В декабре 2008 года телеканал «Россия», завершая конкурс «Имя Россия», огласил итоги голосования телезрителей и интернет-пользователей: Сталин занял третье место, опередив Пушкина. В июле подводили промежуточные итоги, согласно которым Сталин вообще лидировал, причем с большим отрывом. Казус объяснили злой шуткой хакеров, «накрутивших» голоса усатому тирану.
Но была и другая версия. По итогам конкурса Сталин действительно обошел всех, и организаторы «Имени России», испугавшись, сфальсифицировали результаты, отодвинув его. Вероятно, это только слухи, но то, что они есть, показательно. К моему удивлению, миллионы россиян вновь полюбили Сталина или, по крайней мере, стали считать его вариантом нормы. Истово верующие в него уже не стеснялись своих взглядов. В моем городе как-то незаметно появился баннер с портретом «вождя народов», а в других — бюсты и памятники. Всего несколько лет назад это было невозможно, вызвало бы волну возмущения. В школах, насколько понимаю, о нем рассказывают уже не как о преступнике, а как об «эффективном менеджере».
«Правды не узнаем»
Лет семь назад случайно заговорил о Сталине с 20-летним и вроде бы адекватным парнем. Он философствовал: «Одни говорят так, другие — по-другому. А правды же мы никогда не узнаем!» Спросил у этого хипстера-постмодерниста, как он отнесется к тому, если его без всякой вины отправят в лагерь. Он ответил, что, значит, это наказание за какие-то другие, неведомые ему, прегрешения. Как поет Псой Короленко: «Значит, было за что!» В общем, страна безропотно шла к новым репрессиям, и они грянули.
Пару лет назад
Но даже после этого я еще верил, что сегодняшнее обеление и возвеличивание тирана — это наносное, навязанное сверху. Что обычные россияне, пусть и не рискуют осуждать сталинизм, но всё про него понимают. Иллюзии развеялись, когда несколько лет назад съездил в село, половину жителей которого репрессировали в 1930-е годы. Проходили так называемые «национальные кампании». В начале ХХ века село основали «инородцы», в годы столыпинской реформы переселившиеся в Сибирь из западных губерний. Несколько десятилетий спустя чекисты объявили шпионами и врагами народа крестьян, многие из которых едва умели читать и писать, родились уже в Сибири и утратили связь с исторической родиной. Через 80 лет внуки и правнуки репрессированных решили на собственные деньги установить в селе мемориал. Поехал туда, чтобы написать репортаж. Ожидал встретить простых и искренних людей, услышать их семейные истории, но столкнулся с запредельной подозрительностью и недоверием.
На месте будущего мемориала селяне кидали лопатами щебенку, подготавливая фундамент, а рядом дежурила председательница сельсовета. Наверное, пришла проверить, не скажут ли соседи чего-нибудь лишнего журналисту. Спросил, как она относится к мемориалу. Ответила, что никак. Работавшие тоже не обрадовались моему визиту, просили их не фотографировать, будто они что-то постыдное делают, и не отвечали на вопросы.
Один все же согласился пообщаться, но он почти ничего не знал про историю сталинских репрессий — ни в стране, ни в своем селе. Его дед погиб в ГУЛАГе, а он как будто за деда оправдывался: «Вы не подумайте, что мы плохо относимся к Сталину. Мы неплохо к нему относимся. Может, он и правильно все делал».
Я прошел по селу, разговорился с пожилой женщиной. Она оказалась поволжской немкой, родителей депортировали в годы войны. Село вообще-то не немецкое, и мне повезло, что встретил здесь ее — представительницу другой группы репрессированных. Обнадежило и начало разговора: «Не надо думать, что Сталин во всем виноват…». Ждал, что дальше скажет о вине тех, кто был винтиками в системе ГУЛАГа, и тех, кто просто молчал. Но мысль женщины свернула на привычную дорожку: «Мы не знаем. Может было так, а может — по-другому. Сталин и хорошего много сделал».
«Деда расстреляли. Ну и что?»
Другая поездка отменилась в последний момент. На окраине областного центра располагался сталинский лагерь, где в 1938 году массово расстреливали — в основном, местных. Годы спустя тайные захоронения размыло, и обнажились человеческие останки. История, каких в России, в Сибири множество. В 1990-е энтузиасты поставили на месте лагеря обелиск, приглашали потомков погибших, делали интервью с родственниками. СМИ писали об этом лагере и о поисковиках, но редко и не слишком внятно. Даже в этом городе о скромном мемориале мало кто знает, сюда не водят школьников и приезжих.
Поисковая работа в последние годы почти заглохла. Самые инициативные то ли умерли, то ли уехали, то ли поняли, что сейчас это опасно. В черту города эта территория включена недавно, но по укладу жизни — обычное село. Немногие, кто продолжают поиски, базируются в местной школе. Позвонил туда, ответили, что готовы показать и рассказать. Но в последний момент передумали: «Мы спросили в горадминистрации. Нам запретили с вами встречаться. Так что извините».
Вообще-то мэрия не имеет никакого отношения к поисковой работе и к сохранению памяти о жертвах сталинского террора. Мне никогда не понять, зачем спрашивать у чиновников разрешения на встречу с журналистом, и тем более — зачем их безропотно слушаться. Кажется, бывшие энтузиасты просто испугались говорить о репрессиях, и в администрацию звонили, чтобы свой страх завизировать.
В самом городе нашел человека, дед которого погиб в этом лагере. «Да, моего деда там расстреляли. Ну и что? Мы всё забыли. Мы не хотим об этом разговаривать». Я вспомнил этот ответ, когда размышлял, почему большинство моих соотечественников так равнодушны к новостям о гибнущих сегодня жителях другой страны.
«Как я могу ответить? Я же не знала Сталина лично!»
Командировка еще в один сибирский город была результативнее. Поговорил с женщиной, дед и отец которой были узниками ГУЛАГа. Дед погиб в лагере от непосильной работы. Обессилившего старика нещадно избивали прикладами конвоиры, рассказала она. В конце разговора спросил, как она относится к Сталину. К моему удивлению, да что уж там — ужасу — она сказала, что Сталина уважает. Он, дескать, не о личных интересах думал, а за страну душой болел. Так говорил отец, прошедший через лагеря, а отцу она верит.
В этом же городе живёт дочь репрессированного командира Красной армии. Его арестовали в 1937-м. Когда началась война, просился на фронт, но его оставили в ГУЛАГе. Отца женщина боготворит, считает честнейшим человеком, но почти ничего не знает о его тюремном опыте. Он умер в начале 80-х, но она никогда его не расспрашивала. Дело, сохранившееся в архиве, не читала. После освобождения он, герой Гражданской войны, вступивший в партию еще до октябрьского переворота, остался в Сибири, стал уважаемым в городе человеком, выступал в школах.
«Ваш отец накануне ареста занимал в армии достаточно высокую должность, в 1941-м был ещё совсем не старым. Неужели подростки не интересовались, где герой Гражданской войны находился во время Великой Отечественной?», — спросил я.
«Нет, его никогда не спрашивали», — ответила она.
Вопрос о ее отношении к Сталину вывел собеседницу из себя: «Как я могу ответить? Я же не знала Сталина лично!» Список уловок, с помощью которых россияне не отвечают самим себе на очевидные вопросы, бесконечен.
Отношение зависит от режима
Подобных историй мог бы рассказать еще много, но боюсь скатиться в злопыхательство. Судя по моим наблюдениям, большинство потомков репрессированных ничего толком не знают о ГУЛАГе, о своих предках, сгинувших в лагерях, и не желают знать. Их отношение к Сталину зависит от того, насколько нынешний режим отличается от сталинского.
Солженицын, Шаламов, Ефросиния Керсновская и сотни других узников ГУЛАГа написали подробные воспоминания, но сотни тысяч всю жизнь промолчали. И потомкам завещали.
Читал интервью красноярских репрессированных, среди них попадались и такие. Сидел, дескать, в таких-то лагерях. Видел голод и смерть, терпел унижения, но, слава богу, выжил, и теперь у меня всё хорошо, прожил жизнь — дай бог каждому.
30 лет назад интеллигенция решила, что страна, допустившая и пережившая ГУЛАГ, покаялась и очистилась. Но — показалось. Большинство, видимо, не хотело и не хочет знать и понимать, продолжает жить с зажмуренными от страха глазами. Поэтому и во внутренней, и во внешней политике сталинские традиции по-прежнему живы.