The Washington Times: Путинская "перестройка"

21 Июн 2005, 15:49

Недавний срежисированный Кремлем приговор в завершение судебного преследования (действительно преследования) главы ЮКОСа Михаила Ходорковского должен наконец подтвердить сомнения в приверженности российского президента Владимира Путина своему обещанию, которое он дал президенту Бушу, вести Россию по пути демократических реформ. Помноженный на недавний захват Путиным СМИ, притеснение политических оппонентов и незаконную конфискацию частной собственности, этот показательный суд в советском духе разоблачил истинную автократичную душу Путина и политбюро настроенных против Запада "силовиков" эры КГБ, которое сейчас заправляет в Кремле.

К сожалению, реакция администрации Буша на приговор была неутешительно тихой, хотя в Докладе Госдепартамента США по правам человека в 2004 году приводились тревожные свидетельства того, как Кремль манипулирует российской судебной системой для достижения своих политических целей. Действительно, как бы кто ни пытался найти последовательность в подходе президента Буша к откату российской демократии, политика США в отношении России или то, что нам предлагают как эту политику, похоже, вечно находится на "внутреннем пересмотре" – и, да, подобный пересмотр действительно идет, как будто он сам и является политикой.

Все это тем удивительнее, так как госсекретарь Кондолиза Райс является в администрации "царицей" политики в отношении России, так как она на протяжении своей карьеры занимается американо-российскими отношениями.

Перед лицом застоя американо-российских отношений мисс Райс, похоже, движется в направлении тех ошибок, за которые сама же бранила администрацию Клинтона – а именно за отказ "говорить правду" о том, что происходит внутри России, и за игнорирование последствий все более авторитарной политики Путина в отношении национальных интересов США.

Если политический дрейф продолжится и Путин не услышит громкого укора, появится реальная опасность того, что скоро Райс придется отвечать на рефрен, который ее коллеги-республиканцы постоянно обрушивали на администрацию Клинтона: "Кто проиграл Россию?"

Что стоит на кону для Соединенных Штатов?

Во-первых, имеются неопровержимые доказательства того, что "ресоветизация" Кремлем энергетического сектора внесла вклад в эскалацию цен на энергоносители, замутив энергетические рынки и вызвав перебои в российском экспорте нефти. Установление кремлевского контроля над крупным энергетическим сектором России не сулит ничего хорошего США. Это не случайность, что Путин считает энергетические резервы России экономическим и стратегическим активом для российского влияния над нуждающимися в энергии прибалтийскими и восточноевропейскими странами, которые сейчас являются союзниками США.

Более того, государственный контроль над нефтяным сектором России также вносит в арсенал иностранной политики Путина инструмент, который, учитывая нашу зависимость от российского экспорта нефти, должен, как он полагает, сдержать шаги, с помощью которых США могут попытаться заставить его свернуть с выбранного им курса.

А какими могут быть долгосрочные цели Путина.

Становится все более понятно, что – если судить по его внешней и внутренней политике – Путин смирился с очевидным: в ближайшее время России не светит быть принятой в ЕС.

В отличие от бывших советских республик на границах России, которые начали проводить реформы, чтобы соответствовать требованиям вступления в ЕС, у Путина нет такого же стимула и требований. В результате Россия не соответствует серьезным демократическим стандартам ЕС.

Путин агрессивно проводит политику, нацеленную на восстановление господства Кремля – и на внутреннем, и на внешнем фронте, которая вписывается в откровенно одностороннюю программу "матушки-России".

Если эта программа требует от Путина консолидировать и централизовать власть за счет законности и демократических реформ, то, по его оценке, это невысокая цена. И если эта программа требует от него проведения враждебной в отношении США политики, то для него это партия в шахматы, которую он готов сыграть.

Путин не оставляет места для воображения. Под его руководством Россия проводит внешнюю политику, напрямую оспаривающую интересы США, связанные со стабильностью и демократическими реформами не только вокруг России, но и на Ближнем Востоке и в Латинской Америке.

Поставляя ядерные технологии Ирану, Путин подрывает совместные американо-европейские усилия по прекращению ядерных программ этой страны. Поставляя ракеты ближнего радиуса в Сирию, он поддерживает режим, который напрямую питает действия боевиков в Ираке. Расширяя экспорт российских вооружений в Китай, он помогает сместить военный баланс власти на Дальнем Востоке. Недавно Белый дом был застигнут врасплох решением Путина продавать российское оружие Уго Чавесу в Венесуэлу.

Более того, Путин и пальцем не пошевелил, чтобы помочь США в глобальной войне с террором или в стабилизации Ирака.

Когда бы Белый дом при Буше ни завершил свой последний пересмотр американской политики в отношении России, это не внесет никаких изменений в пейзаж внутренней и внешней политики, который пытается создать Путин. Поэтому администрации Буша надлежит:

1. Перестать обманывать себя в том, что деградация демократических реформ в России никак не мешает американским интересам.

2. Полностью и эффективно поддержать демократические силы в России.

3. Оказать давление на Кремль с требованием пройти особое испытание его предполагаемой приверженности демократическим реформам, включая немедленное освобождение Ходорковского, введение свободы для независимых СМИ и прекращение притеснения Кремлем неправительственных организаций, поддерживающих гражданское общество.

4. Убедиться в том, что Путин понимает, что его антидемократический путь не сойдет ему с рук и цена будет включать возможную отсрочку вступления России в ВТО и переоценку полноправного членства России в "большой восьмерке" и ее роли хозяина следующего саммита "большой восьмерки".

Президент Буш наверняка должен быть разочарован тем, что он неправильно оценил намерения Путина. И для того, чтобы превратить эту разочарованность в эффективную реакцию, время уже почти не остается.

Марк Гинсберг, The Washington Times (США), 20 июня