Corriere della Sera (Италия) о Владимире Сорокине: Сжечь Сорокина. Последнее искушение Путина

16 Фев 2006, 18:53

«Проклятый» в Москве писатель шокирует добропорядочных граждан

Культовый автор сегодняшней России, Владимир Сорокин, родился в Москве в 1955 году. Ныне широко известный, в том числе как провокатор (обвиняемый даже в порнографии), он начинал писать подпольно. Известность пришла к нему после книги «Очередь», вышедшей в Италии в издательстве Guanda). Его роман «Лед», история секретной секты, ищущей чистые сердца, опубликован издательством Einaudi в переводе Марко Динелли.

Если судить по проявлениям неприязни, которые недостаточно уравновешены проявлениями уважения, то, возможно, нет российского писателя, более ненавидимого на родине, чем Владимир Сорокин. Против него ополчилось даже проправительственное движение «Идущие вместе», которое считает его опасным разрушителем нравственности. Движение приговорило его «порнографические» книги к общественному бойкоту и символическому уничтожению на московских площадях.

И все же Сорокин, если даже не оправдывать направленные против него цензуру и карательные меры, как хотела бы путинская молодежь из «Идущих вместе», в какой-то мере обескураживает даже непредубежденного читателя. Резкий натурализм, с каким в его книгах изображается секс, не нов. Но поражает отчужденность, с которой, без эротического удовлетворения, описывается совокупление в различных его формах.

Новшество состоит в том, что на страницах книги присутствует описание другой физиологической функции человека: корпофилия составляет еще один аспект сорокинской «антропологии», обнажающей человеческое существо, не оставляя никакой тени, в символическом, а не натуралистическом ключе.

И еще: некрофилия и даже некрофагия (в его рассказе есть сильное, сделанное с бесстрастной «научной» точностью описание некроэротического акта) – это моменты «поэтики жестокости» не как превознесения зверской жестокости, но как признание этой существенной составляющей человека-животного.

Повествовательный принцип всех произведений Сорокина – «взрыв»: после начала, написанного в изящной и спокойной манере русской прозы (тургеневской, к примеру) или «социалистического реализма» (к патетическому и отполированному китчу которого писатель испытывает чувство отталкивающей очарованности) рассказ внезапно вспыхивает, и врывается отвратительнейшая жестокость или поразительная непристойность, почти как разрушительное отрицание предшествующей «идиллии» и одновременно ее другое лицо, прежде скрытое.

Мастер стилистики, Сорокин не просто умеет «клонировать» «высокий» стиль «классических» писателей и одновременно воспроизводить современный язык низменной повседневности (его произведение «Очередь», с которого началось знакомство с ним Запада и презентация которого была напечатана лет двадцать назад на страницах нашей газеты, состоит из скомканных диалогов людей, стоящих в очереди перед советским магазином), он, как немногие, чувствует глубокие инстинкты сегодняшней России и, держась своей идеи о литературе как совокупности «знаков, начерченных на бумаге», отвергает отвлекающие моралистические призывы.

Его предпоследний роман «Лед» (переведенный Марко Динелли для Einaudi) – первая часть трилогии, над завершением которой он еще работает. Роман является поворотным моментом в сорокинской прозе и открывает возможность к «прочтению» его произведений вообще. Это история странной секты, которая стремится распознать среди простых смертных («машин из плоти», как их называют) и объединить тех, кто, не зная этого, принадлежат высшей реальности – сынов божественного Света, который сотворил Космос и в нем, «по ошибке», Землю, уже лишенную первых светлых лучей и населенную «мертвыми». Лишь носители первичного света, способные преодолеть любую рационально-механическую схему и говорить на языке «сердца», смогут спасти мир. Когда они узнают друг друга, первоначальный Свет восторжествует и пришедшая в упадок реальность, то есть наша планета, перестанет существовать.

Жестокая процедура распознавания «избранных» (болезненное выстукивание груди молотком из метеоритного льда и смерть тех, кто не прошел испытание, то есть не смог заставить сердце «заговорить») – нить, связывающая различные аспекты нынешней России (от молодежного до делового мира, от среды преступного мира до проституции) и сталинского и постсталинского Советского Союза, а также нацистской Германии и ее лагерей (вторая часть романа – это исповедь героини, которую во время последней войны депортировали из советской деревни, но пощадили, потому что распознали в ней Дочь света).

На фоне двух тоталитарных миров (коммунистического и нацистского) гностическая секта Сынов света тоже кажется тоталитарной, хотя она и не ставит себе целью власть над человечеством и считает своей эсхатологической миссией прекращение существования пришедшего в упадок мира. Это утопия не политическая, а метафизическая, утопия Льда, можно сказать.

Но идет ли речь об утопии, не лишенной научно-фантастического оттенка или, скорее, о пародии на нее? Третья часть романа представляет собой «рекламную кампанию», коммерческую рекламу фирмы «Лед», производителя бытовых приборов, с помощью которых покупатели смогут испытать тот мистический оргазм, который члены светоносной секты получали через священный неполовой эротизм. В общем, в деградировавшем мире все в высшей степени технологизировано, так что под сомнение ставится сама утопия божественного Света.

Последняя четвертая часть романа, очень короткая, представляет собой описание пробуждения ребенка в московской квартире. Это сцена невинности и чистоты, которая кажется лучом надежды. Но, несмотря на ребячество, детям суждено стать копией, иногда худшей, тех, кто произвел их на свет, вырасти в их технологической и меркантизированной среде. Остается мир «машин из плоти», который Сорокин описывает фантастически и невозмутимо, назло всем благонамеренным, которые хотели бы отправить его книги на костер.

Corriere della Sera, 15 февраля 2006
Перевод ТАЙГИ.info