"Русский репортер" о митинге эмо и готов в Красноярске
Митинг субкультур
Депутаты от «Единой России», как известно, внесли в Госдуму законопроект о нравственном воспитании молодежи. Закон должен запретить юношам и девушкам появляться в учебных заведениях в необычных прикидах. Это, дескать, неприлично и вводит сверстников в искушение. Красноярские эмо, готы, панки и металлисты отреагировали по-взрослому — провели в центре города разрешенный митинг
В самом центре серого города, посреди огромной серой площади Революции с бессмертным серым Лениным в центре, прямо возле огромной серой глыбы краевой администрации собралась разномастная, разноцветная толпа. Девочки с розовыми челками и в розовых кофточках. Девочки в черных толстовках с капюшонами и драных колготках. Мальчики в драных джинсах и черных футболках с нарисованной краской кровью, а сверху что-то написано готическими буквами.
По периметру площадь окружили серые милиционеры.
— Ну что, много там уже этих уродов? — донеслось до меня из рации ближайшего патруля.
— Собираются, п…сы, — с каким-то нехорошим предвкушением ответил милиционер. Однако в происходящее они не вмешивались: сборище было разрешенным. Неформалы хотели собраться вечером, но разрешение получили только на утро.
«П…сы» сидели под Лениным и в ожидании начала накачивались дешевым пивом. Их набралось уже под две сотни. Даже трудно было представить, что в Красноярске столько неформалов.
— Прикинь, теперь весь город думает, что я — эмо! — то ли переживала, то ли хвасталась девушка с розовой челкой. — Меня ж по телику показали!
Выглядела она действительно так, как, по общему представлению, и должна выглядеть эмо: безумная розовая прическа, куча браслетов, кофточка-сеточка.
Потом я на всякий случай у нее уточнил — она оказалась «представительницей субкультуры фрик» по прозвищу Асая.
— Это стереотип, что готы — за культ смерти, а эмо все время плачут, — объясняла мне симпатичная студентка Ведьмочка с накрашенными черным ногтями. — А внешность и одежда вообще не главное. Главное — это идеология.
— А какая у вас идеология? — попросил я уточнить.
— Готы все время ощущают присутствие смерти. А эмо хотят привлечь к себе внимание безразличного мира.
— Так и я тоже все время чувствую присутствие смерти. Да и против внимания мира не возражаю, — не унимался я.
— Нас все общество не любит. Гопники бьют. Милиционеры забирают, издеваются. Азербайджанцы пальцем показывают: «Фууу, нефор», — жаловалась мне полная девушка по прозвищу Рут. — А парни в техникуме не хотят со мной общаться.
Я подумал, что именно в этом корень ее гражданской активности. И на всякий случай уточнил:
— А ты эмо или гот?
Будь я лет на десять помоложе, ее ответ мог бы повлиять на мое решение, дружить с ней или нет.
— Я па-а-анк! — возмущенно протянула Рут. — А эмо ненавижу. Они все суицидники и тупоголовые. Не понимают радости жизни. А я не собираюсь умирать. Я хочу посмотреть, как моя племяшка в школу пойдет. Хочу посмотреть, какие у меня будут муж и дети.
Теперь все стало понятно. Передо мной были обычные девушки, просто очень юные.
— Вот. В честь моей первой любви, — сунула мне под нос татуировку Асая. На ее руке было вытатуировано имя «Дэн». — Его гопники в Ачинске избили, и он в больнице умер.
Я не знал, что сказать, и невпопад уточнил:
— А татуировка у тебя настоящая?
— Да, у меня все татуировки настоящие, — Асая расстегнула штаны. На животике и лобке красовался сложный, красивый и соблазнительный узор.
— Может, с общества надо начинать? Пусть закон не примут, но любить-то вас не начнут.
— Да, неплохо бы гопников запретить! — помечтала вслух Асая. — Закон против них надо принять.
— Да, убить всех гопников! — подхватил какой-то школьник.
Два пьяных грязных панка достали растяжку «Человек, его права и свободы являются высшей ценностью».
Я подошел к одному из них. На нем была майка с группой «Пилигрим». Мне трудно было представить неформала, который добровольно надел эту майку: группа создана действующим депутатом-единороссом из Мосгордумы, солидным бизнесменом Андреем Ковалевым. В какой-то момент Ковалев неожиданно для всех решил стать металлистом, чтобы петь для неформалов песни патриотического содержания. Получается у него ужасно. Зато вход на все его концерты бесплатный, а для такой аудитории это важно.
— А ты знаешь, что Ковалев из «Единой России», которая и вносит этот закон? — решил я проверить политическую подкованность панка.
— Знаю! Но он не станет голосовать за этот закон. А майку его надел, потому что мне его музыка нравится.
После этого у меня вопросов к нему уже не осталось.
Неожиданно со стороны краевой администрации появилась совсем другая молодежь — аккуратные одинаковые девочки и мальчики в футболках «Молодой гвардии». Мне показалось, что сейчас будет драка. Журналисты похватали камеры и побежали к месту встречи двух архетипов. Но произошло неожиданное: самый аккуратный и одинаковый молодогвардеец достал мегафон и начал орать: «“Молодая гвардия” против ущемления прав субкультур! “Молодая гвардия” против внесенного в Думу законопроекта!»
— Так это же «Единая Россия» и внесла в Думу этот законопроект, — пристал я к активистке Василисе. Из солидарности с неформалами она надела розовые стринги и золотую шляпку.
— У нас в партии свобода. Думаю, взрослые нас услышат, — отчеканила она. — Мы хотим с неформалами сотрудничать.
— А как?
— Хотим от них инициативу услышать — что они предлагают для развития нашего края.
Мне показалось, что надеется Василиса на это зря. Не для того все здесь собрались. А просто потому, что нравится собираться.
Начался митинг. На ступени, поближе к Ленину, поднялся волосатый парень в потертой джинсовке. Говорил он нескладно, но главная мысль была понятна:
— Все начинается понемногу. Сегодня они решают, что надевать, завтра — что думать!
Он предложил ставить подписи под каким-то обращением против этого закона.
А дождь не унимался и упорно смывал макияж с готических девушек. По их молодым и все равно красивым лицам текли серые ручьи. И готы сдались.
— Ладно, все понятно! Пойдем бухать!
Они разбрелись по окрестным лавочкам, и митинг наконец превратился в обыкновенную тусовку.
Дмитрий Виноградов, корреспондент отдела «Репортаж» журнала «Русский репортер»