Центральная Азия: Турбулентность постсоветского пространства и растущее влияние Китая
Второй из серии круглых столов, проводящихся в НГУЭУ при поддержке Фонда публичной дипломатии А. М. Горчакова, был посвящен теме «Политические факторы межгосударственного сотрудничества в Центральной Азии». О месте России и русского языка, росте связей с Китаем, влиянии ситуаций в Украине и Афганистане, а также удобстве ЕС рассказали эксперты из Таджикистана, Киргизии и Казахстана. Подробнее — в отчете с мероприятия.
«Суверенитет стран Центральной Азии интересен больше внешним акторам, чем самим этим странам»
Кандидат политических наук Ризоён Шерали Шукруллозода (Душанбе, Таджикистан) считает, что в Центральной Азии есть потребность в сотрудничестве, но ему мешает немало проблем:
— Есть факторы, которые способствуют расширению межгосударственного сотрудничества стран Центральной Азии — например, это консультативные встречи глав государств. Скоро в Душанбе состоится уже пятая такая встреча. Второй момент — обоюдная заинтересованность. За последние пять лет мы видим, что внутренний товарооборот в Центральной Азии заметно вырос. Это показатель того, что в регионе есть очень большой потенциал — ранее не используемый и нереализованный. Он может быть направлен на укрепление самого региона.
С точки зрения наличия природных богатств при укреплении кооперации Центральная Азия в состоянии быть самодостаточным регионом. Еще один важный момент — транзитные коридоры. Мы не имеем выходов к морю, соответственно, для нас расширение транзитных коридоров — жизненно важный вопрос.
Но есть и сдерживающие факторы: внешнее влияние, соперничество между странами региона, хотя мы можем говорить о росте тенденции на понимание межрегиональных интересов. Кроме возможного соперничества есть еще и фактор пограничных конфликтов. Надеюсь, что между Таджикистаном и Киргизстаном в ближайшее время это будет завершено.
Многие эксперты говорят о приоритетности именно сотрудничества между странами региона. Для любого из пяти государств Центральной Азии наш регион — это первое кольцо национальных интересов. Отрадно, что и в Туркменистане создали Институт международных отношений.
Мы нацелены на формирование пояса безопасности и доверия вокруг границ. В нашей концепции внешней политики упоминаются 56 государств. Первая — Россия, дальше — Узбекистан, Казахстан, Туркменистан, Киргизстан. Далее СНГ, наши соседи Китай и Афганистан, далее Иран и США. У России со всеми странами Центральной Азии подписаны, подготовлены очень много документов. В рамках СНГ подписано столько документов, что когда человек, который вхож в эту тему, все это читает, то у него в глазах появляется такая яркая как бы звезда: что у нас не осталось практически ни одного вопроса, который мы не решили… Но к большому сожалению, когда вы видите вопрос имплементации этих документов именно на межгосударственном уровне, то вот этот элемент создает некую неловкость. Есть документ, но он не исполняется!
Какие вызовы и перспективы есть для стран Центральной Азии? Основной вызов — факты соперничества и кооперации внешних акторов. Получается так, что суверенитет и территориальная целостность стран Центральной Азии интересны больше внешним акторам, чем самим этим странам. Убежден, что это такой посреднический подход, но лучше самих стран Центральной Азии никто не знает их национальные интересы. А мы видим: Россия и Китай против США, соперничество Пакистана и Индии, Ирана и Саудовской Аравии, соперничество Катара, Саудовской Аравии и части стран Персидского залива, Турции и России.
С 2020 года мы переживали ситуацию с ковидом, сегодня — ситуацию, разворачивающуюся вокруг Украины. Это тоже влияет на наши страны. В этом ключе пять стран придерживаются фактически такой нейтральной позиции. Турбулентность постсоветского пространства формирует как внешние, так и внутренние угрозы.
Важный момент — фактор вторичного прихода «Талибана»* (движение признано террористическим и запрещено в России). Три страны имеют общую границу с Афганистаном, и они имеют разные подходы по взаимодействию с «Талибаном»*. Из всех стран Центральной Азии более активный подход осуществляют Туркменистан и Узбекистан, потому что они соседи и должны быть гарантии безопасности от нынешних властей Афганистана. Соответственно, надо развивать торгово-экономическое сотрудничество. Более взвешенный подход имеют Казахстан и Киргизстан, а Таджикистан не проводил консультаций с «Талибаном»*, никого не приглашал в Душанбе и не отправлял своих официальных представителей в Кабул.
Но у стран Центральной Азии были очень серьезные ожидания от «Талибана»*, поскольку думали, что раз с ними ведут дела, то и могут на них повлиять. Но тот факт, что уже начали строительство канала, который ведет воду из Амударьи и используется для орошения четырех провинций Афганистана, создает для двух соседей — в первую очередь для Узбекистана и Туркменистана — огромный вызов. Потому что с 2018 года регион вошел в период маловодья.
Бассейн Амударьи вырабатывает в лучшем случае 80 кубических километров, а минимум 40. Но до 10 кубических километров может забирать Афганистан, поскольку это было обговорено еще во времена Советского Союза. Представьте себе, какая нехватка воды и какой большой кризис! Поэтому фактор «Талибана»* — это то, что влияет на процессы в Центральной Азии.
Русский — официальный язык в Киргизии
Алибек Мукамбаев — независимый эксперт из Бишкека (Киргизия) — изложил свое видение языковой политики в Киргизии:
— Если посмотреть наш закон о национальном языке, то он не говорит, что надо исключать русский язык. Там даже слова такого нет. Говорится, что взаимодействие между госорганами должно вестись на государственном языке — я думаю, что через 30 лет независимости это можно себе позволить. Все-таки у нас есть один государственный язык — киргизский. На каком же языке общаться между собой двум министерствам?
В законе подчеркивается, что если обращение идет на официальном языке, то и ответ будет на официальном языке. А русский язык, напомню, является официальным языком Киргизской республики — не языком межнационального общения, а именно официальным языком, который имеет хождение на территории республики. То есть, если обращаются на русском, то и госорган отвечает на русском языке.
Еще спрашивают: почему вы переименовываете советские названия районов как бы тоже в ущерб русскому языку? У нас в недоумении: да, мы меняем названия, но ведь время идет! Есть государственная политика, есть государственный язык. Я даже скажу, что этот закон защищает государственный язык, потому что он не имеет сильного хождения в столице. Только сейчас в Бишкеке молодежь переходит на госязык! Это объективный процесс. Если посмотреть на школы, то в национальных меньше набор. Именно поэтому и озаботились власти. Ни о какой дерусификации речи быть не может — вопрос только в поддержании госязыка не в ущерб опять же всем остальным.
Наши трудовые мигранты делают огромный вклад в экономику республики — они переводами присылают столько же денег, сколько составляет доходная часть бюджета — около 3 млрд долларов. Но важно понимать, что не все они хорошо владеют русским языком. Это выпускники сельских школ, которые поехали работать, потому что нет работы на местах. От них знания тонкостей поэзии Серебряного века ждать не стоит. Для примера: сейчас идет набор таких же трудовых мигрантов в Европу и Британию. Там вообще язык не требуют! Там он не нужен: ты пошел в поле, отработал и уехал. С кем ты там будешь коммуницировать? Зачем тебе там коммуницировать?
Если мигрант будет работать в сфере обслуживания, то бизнес сам выберет: он же не поставит на кассу человека, не знающего русский язык! Дайте возможность бизнесу это отрегулировать: он сам выберет, кто ему нужен. А сидеть и тестировать человека, который приехал работать... Если он увидит, что со знанием языка он заработает больше, то он пойдет учить язык. Он еще и заплатит за это из своего кармана. Почему сейчас популярны курсы английского, китайского, турецкого языков в странах региона? Потому что это дает возможность заработать больше.
Нишу РФ начинает занимать Китай
Ильяс Бактыгалиев — исследователь из Общественного фонда «Международный институт социологии и политики», (Алматы, Казахстан) — рассказал о внешнеполитических приоритетах республики:
— Внешняя политика Казахстана в целом очень осторожна. Приоритеты расставляются, хоть и не гласно. В первую очередь — это Российская Федерация, затем мы делаем акцент на Китайской народной республике, далее идут США и Европейский Союз. Во всех прочих показателях такая динамика прослеживается — в этом в дальнейшем можно убедиться.
Отметим активизацию гуманитарной дипломатии. Такое явление, как гуманитарная дипломатия, это, можно сказать, идея-фикс первого президента Нурсултана Назарбаева. Она состоит в том, что главная задача Казахстана во внешней политике быть посредником в разрешении международных конфликтов. На протяжении всего периода независимости эту идею пытались проводить. Ее и сейчас стараются реализовывать. Можно вспомнить прошлогодний опыт с начавшимся конфликтом между Киргизией и Таджикистаном — тогда Казахстан пытался проводить миротворческие мероприятия.
В целом, больше всего у нас договоренностей с Российской Федерацией — внешнеполитических и торговых. По ним можно проследить общую динамику развития отношений. Но в процентном отношении динамика постепенно уменьшается и получается, что ту нишу, которую занимала РФ, начинает занимать КНР, общий объем договоренностей с которой растет. Хотя по-прежнему лидирует РФ.
Если говорить по партнерству с Китаем, то наш президент лично владеет китайским языком — это ему облегчает взаимодействие с китайскими дипломатами, в том числе и с председателем КНР. Также он длительное время проживал в Китае. Это даже приводит к некоторым конспирологическим теориям, довольно смешным, что Токаев — это агент Китая. В цифровизации у нас тоже опираются на китайский опыт, поэтому можно сказать, что в целом идет рост связей с китайской стороной.
Европейский Союз — это выдержанный игрок. Он в отличие от Британии и США не такой агрессивный. Общие красивые слова, общие программы, минимум острой дискуссии… Больше говорят о своей культурной и образовательных программах. Это наиболее удобный игрок для наших элит, потому что никаких острых углов: саммиты, встречи, заграничные командировки — все хорошо…
Турция с момента получения Казахстаном независимости пыталась вести максимально активную политику. В принципе и наша страна тоже заинтересована в тесном сотрудничестве. Интересной была инициатива Нурсултана Назарбаева по включению Турции как бы в рамки Евразийского экономического союза. Российская сторона в штыки восприняла эту инициативу, и от нее отказались. Иран, на мой взгляд, ведет менее активную политику в отношении Центральной Азии — он сосредоточен на интересе вокруг каспийского региона.
*движение «Талибан» признано террористическим и запрещено в России
Владимир Кузменкин
Читайте также
Гегемона нет, но интересы есть: Центральную Азию досконально разберут в Новосибирске