© Виктория Малькова

Российская конституция гарантирует равенство всем, от эвенков до поляков, а ежегодные отчеты о национальной политике демонстрируют рост толерантности. Но цыгане до сих пор воспринимаются многими как опасные чужаки. Рита, Гутя и Оля Козловские знают об этом не понаслышке. Историю трех сестер из одной цыганской семьи рассказывает Тайга.инфо.

Дом

Деревянный дом с высоким потрескавшимся бетонным фундаментом и стеклянными окнами в деревянных рамах стоит недалеко от остановки. Вдоль крыльца кривой дугой идут дощатые перила. Пять скрипов ступенек и тяжелая железная дверь отделяет улицу от двух комнат в аварийном доме в Первомайском районе. В жилище семьи Козловских половину сеней занимает печка, еще четверть — малознакомый жильцам мужчина в грязной черной куртке, еще пятачок — мальчик на детском горшке. Он стесняется, прячет глаза, но другого туалета в доме нет.

В комнате с голубыми потрескавшимися стенами светло. Большие окна завешены застиранными белыми шторами, рядом видны ошметки обоев. На полу расстелены одеяла, пледы и матрасы, на них лежат, сидят и прыгают дети, восемь мальчиков и девочек разного возраста. На единственном стуле возле двери сидит низкорослая бабушка в косынке и длинном узорчатом платье. Зовут ее Любовь, для своих — тетя Люба. При виде меня она вскакивает, чтобы уступить место, и отходит вглубь комнаты.

Дети гуляют на улице два часа в день. Остальное время они играют дома с одеждой, обувью и плюшевыми игрушками, которых отдали им в церкви

У стены под разноцветным пледом лежит женщина в розовой майке с пучком темных волос на затылке. Это Рита — старшая дочка тети Любы, ей 37 лет. Она внимательно и немного устало слушает, как ее мама рассказывает про дома, где семье приходилось жить последние полтора десятка лет.

За всю жизнь у 65-летней тети Любы и ее 68-летнего мужа Николы, седого, плотно сбитого мужчины, был один собственный дом. Купили его Козловские в 90-х вскладчину с сестрой мужа, Саружей. Оформили жилье на золовку, остальных зарегистрировали. Отношения с Саружей не ладились: несколько раз тетя Люба и Никола с детьми уезжали в Алтайский край к другим родственникам. В один из таких отъездов Рите, Оле, Гуте и младшему сыну Николе пришлось бросить школу, в другой они лишились дома. В 2004-м году Саружа, как законный собственник, продала общее жилье, а остальных Козловских выписала якобы через суд. Тетя Люба уверяет: решение суда, что до совершеннолетия ее внуков дом продавать было нельзя, лежат в чемоданах. Так она уверяет больше недели, но ничего не находит.

«Жили, где придется. Заходили в пустой дом и жили до сноса»

Оставшись на улице, семья стала «кочевать» по ветхим и пустым домам в Матвеевке. За пять лет из Первомайского района они добрались до Октябрьского и обратно. «Жили, где придется, — говорит тетя Люба. — Заходили в пустой дом и жили до сноса или договаривались с хозяевами, присматривали за домом, пока те его не продавали». Так они сменили около двадцати домов. Сначала жили все вместе, а когда дочки Гутя, Оля и Рита вышли замуж, а сын уехал вставать на ноги, остались одни. Правда дети всегда старались быть рядом: на соседней улице, в соседнем поселке.

Вареная картошка, лук и хлеб — ужин в семье Козловских

«Вы были зарегистрированы в каком-нибудь из домов, кроме проданного?» — спрашиваю, глядя то на тетю Любу, то на Риту. Говорят: не были. При этом сейчас временная регистрация есть у всех, кроме тети Любы. Деда Никола и Рита с детьми числятся у родственников в Мошково, Гутю и Олю прописали знакомые. Козловские рассуждают о том, что временная и постоянная регистрация — дорогое удовольствие, называют ценники от 1000 до 9000 рублей, не забывают прибавить госпошлину и умножить все это на количество человек. «Вот и где мы столько денег возьмем?!» — удивляется Рита.

«Регистрация — бесплатная процедура, — говорит на это сотрудник областного отделения паспортного стола Елена Шильникова. — Паспортному столу вы не обязаны ничего платить. Разговор заходит о деньгах, если люди между собой договариваются: „Ты мне тысячу, а я тебя зарегистрирую“. Мы, к сожалению, никак не можем установить, когда человек помогает, а когда пытается строить бизнес».

Работа и школа

В барак на Матвеевке, где они живут сейчас, Козловские пришли в 2016-м. Раньше в этом доме были зарегистрированы их родственница и ее знакомые. Семья сделала себе ключи и стала считать «своими» сени с печкой, комнату с потрескавшимися стенами, набитым вещами шкафом, голубым стулом и еще одну комнату со старым телевизором и печкой поменьше. Электричество в доме под снос не отключили — прежние жильцы еще оставались здесь зарегистрированными.

Козловские живут в двух комнатах ветхого дома. Остальное пространство занимают такие же бездомные

Разговоры о сносе барака и еще тридцати домов в Первомайском районе начались в 2012 году, а зимой 2017-го на площадь перед домом приехали тракторы. Тогда Козловские поняли: скоро придется искать новое жилье. Накануне президентских выборов старшие Ритины дочки подтвердили опасения родителей, пришли и сказали: «Дом снесут в мае — так депутат учителям объяснил». В школе говорят, что официальной информации о сносе нет, зато в администрации Первомайского района отмечают, что в связи с недавней трагедией в Кемерове скоро начнутся полицейские проверки аварийного жилья.

Постоянно переезжая с места на место, деда Никола заболел астмой и теперь не зарабатывает ничего для семьи, хотя с виду выглядит здоровым. Основной доход Козловских — две пенсии и детские пособия.

За свои 37 лет Рита, старшая дочь тети Любы, где только ни работала: перебирала овощи в цехах, мыла полы и посуду в забегаловках, убиралась на улице. Об этом она рассказывает монотонно и грустно, но, задумавшись, улыбается. «У меня хотя образования пять классов всего, но я в восемнадцать лет работала продавцом, — Рита резко садится, — правда работала. Сначала была там фасовщицей, потом хозяйственником, а потом и продавщицей». Затем, по словам Риты, директор магазина стала специально «делать недостачи» и из-за них уволила девушку.

Каждый вечер семья убирается: подметает и моет пол. Рита вешает только что постиранную в тазике штору

Сейчас женщина нигде не работает, но говорит, что уже присмотрела себе несколько «специальных газет» и даже попросила знакомых поискать ей что-то на «Авито». Пока Риту греет надежда: за день до нашего разговора она нашла в газете объявление, что в «Ленту» на Ине нужна уборщица. «Мне сказали: приезжайте, посмотрим. Я хотя и знаю, что нас, цыган, не берут, но надеюсь, — сбивчиво говорит она. — Через телефон не видно национальность. Понимаю: много есть цыган, которые живут и плохое творят. Я только не согласна с тем, что из-за них я не могу нигде работать. Некоторые так и говорят: „А вдруг утащишь что-то, знаем мы вас“. Пытаюсь объяснить, что меня-то они не знают — бесполезно».

За мечту поработать в «Ленте» Рита держится крепко: впервые получилось найти что-то близко к дому, чтобы доехать без пересадок. На других работах женщина надолго не задерживалась: «Сегодня деньги на дорогу есть, а на следующий уже не хватает», — объясняет она.

«Много есть цыган, которые плохое творят. Я только не согласна с тем, что из-за них не могу нигде работать»

Ни Рита, ни ее сестры не стоят на учете в Центре занятости — не понимают, как это поможет найти работу. «К нам вообще очень редко приходят цыгане», — подтверждают в приемной Первомайского отделения центра. При этом отмечают, что те единицы, которые значатся в списках, так и не получают предложений от работодателей. В главном отделении Центра занятости утверждают, что не разделяют людей на национальности. Козловские, тем не менее, считают, что работодатели чаще обращают внимания на этническую принадлежность, чем на способности. В семье уверены: официально работать им не дадут, даже несмотря на то, что у сестер есть паспорта и временная регистрация. В статье 64 Трудового кодекса Российской Федерации говорится, что необоснованный отказ в заключении трудового договора запрещен — об этом сестры не знают и потому воспринимают отказы как данность.

Последнее время искать работу Рите стало сложнее. Уже второй год ее беспокоит аритмия, которая, по словам Риты, началась из-за стресса: тяжело было потерять любимого Артура. Познакомились они в 2000 году, а через год стали жить вместе. Брак пара не регистрировала: после исправительной колонии Артур остался без документов. Через восемь лет у него начались проблемы с желудком и печенью. Артура положили в больницу. Когда ему стало хуже, он уехал в Бийск к родственникам. Там и умер.

На могиле мужа Рита с детьми не была ни разу, пять билетов до Бийска ей не по карману

Детей у Риты четверо: 15, 14, 13 лет, все они учатся на очно-заочной форме в пятом классе школы, в которую ходили в детстве их мама, тети и бабушка. Старшие девочки сидят рядом с Ритой. Они внимательно слушают маму, на вопросы отвечают синхронно: учиться им нравится, уроки они обычно не пропускают. Рита надеется, что ее дети получат аттестат и поступят в вуз. Двум предыдущим поколениям семьи это так и не удалось. Сама Рита до сих пор мечтает стать хирургом и периодически ходит с детьми на биологию, послушать «про природу».

139671

«Не думаю, что ребята доучатся до 11 класса, — сомневается бывший куратор детей, преподаватель по русскому и литературе Людмила Кабитская, — За всю историю школы у нас только один мальчик-цыган доучился закончил девять классов. К тому же с жильем у них сейчас не все понятно. Вообще, дети могли бы хорошо учиться, но они не очень посещают школу. Они здесь с января прошлого года, сначала ходили прекрасно, а потом почти перестали».

Последнее время Рита не ходит в школу — плохо себя чувствует, много спит и по пять раз на дню капает пустырник. Она ложится раньше всех. Обычно в доме Козловских засыпают в десять-одиннадцать вечера, затопив печку, искупавшись в тазиках и расстелив по полу простыни, пледы и спальники. Раз в неделю, а то и реже семья ездит в баню или к тете, помыться по-настоящему.

Ворожба и наркотики

Сестры Козловские не отрицают, что некоторые цыганские семьи зарабатывают ворожбой: «У нас народ такой, все может, — смеется Гутя, — Но я не понимаю, как с ними общаться, они же грешные?» Другие цыгане — богатые — торгуют наркотиками, добавляет Оля.

62280

В массовом сознании цыгане ассоциируются с фразой «позолоти ручку». Этот и другие национальные стереотипы — одна из причин, по которой цыгане остаются «проблемным» народом. Так, в отчете о «Состоянии межэтнических и межконфессиональных отношений в Новосибирской области» за 2017 год сказано, что жители муниципальных районов и города Искитима называют отношения с цыганами одним из факторов повышения межэтнической напряженности (остальные факторы связаны с трудовыми мигрантами). По данным «Росстата» на 2013 г доля цыган среди населения, указавшего свою национальную принадлежность, состоит 0,11%, 81,5% из них — городское население.

В том же докладе возможным способом снижения межэтнической напряженности власти признают использование опыта НКО по оказанию социальной помощи мигрантам. К их списку относят и католическую благотворительную организацию «Каритас».

129202

«Национальные стереотипы — априори неправильная система оценок, — считает директор „Каритаса“ в Сибири Дарья Рассказова, — Да, работая, допустим, с цыганами нужно учитывать их тесные кровные узы и склонность менять место жительства. Конечно, так не у всех, но на всякий случай нужно обговорить этот момент. В общем, если человек умеет слушать, ему можно показать, что правильно. Менталитет не играет здесь никакой роли. На самом деле, основная проблема в том, что и мигранты, и некоторые местные народности не знают свои права и обязанности. Поэтому наша помощь часто первична: ты просто подталкиваешь человека, показываешь ему путь, и он сам делает правильные шаги. Ты берешь человека за руку, провожаешь куда нужно, а дальше он добивается всего сам».

Козловские говорят, что цыган объединяет «закон» — честь и достоинство. Девушки должны выходить замуж не раньше 20 лет и только девственницами (у мужчин таких ограничений нет). Кроме того, все цыгане избегают появлений на экране. Не распространяют они и свое родовое прозвище — специальное слово, которое передается по линии отца, помогает завоевать доверие других родов и случайно не жениться на дальних родственниках.

Гутя с племянницей украшают дом к Пасхе

В остальном цыгане разные: кутлярские, влажские, крымские, молдавские цыгане. Они отличаются друг от друга не только поведением, верой и традициями, но и языком. Козловские — русские цыгане, и главные праздники в их доме — православные: Рождество и Пасха.

Церковь

Четырехчасовая служба в церкви в честь Введения во храм пресвятой Богородицы заканчивается без пяти полдень. Люди толпой высыпают на лестницу. Сестры Гутя и Оля расправляют длинные юбки, натягивают привычную, не то просящую, не то скорбную мину. Тетя Люба осторожно садится на ступени. Прихожане через одного дают мелочь и, немного толкаясь, уходят. Мужчина в куртке цвета хаки задерживается. Он смотрит на тридцатилетнюю Гутю и спрашивает, как зовут ее детей. Та шепотом перечисляет. Мужчина крестится, но денег не дает.

В Кольцовскую церковь Оля, Гутя и тетя Люба ездят каждое воскресенье

У старшего сына Гути подозрения на пневмонию. Третьего марта от этой же болезни умер ее брат. Он — не первая потеря для Гути. В октябре 2010-го года сгорел ее дом: ветхая проводка аварийного здания не выдержала. Гутя с мужем Русланом и сыном на руках вылезли в окно, а свекровь и две дочки погибли. Еще шесть лет пара скиталась по пустым домам, пока Руслан не собрал вещи и не сказал Гуте, что больше не хочет. Чего не хочет — не объяснил и ушел, оставив Гутю у мамы с четырьмя детьми.

Женщины дожидаются ухода последнего прихожанина и аккуратно складывают собранную на троих тысячу рублей в потрепанные кошельки. Они не замечают, как мальчик лет девяти в ярком пуховике и шапке с помпончиком останавливается и, улыбаясь, бросает им: «Чурки». Он смеется, повторяет громче и бежит на улицу.

За семь лет в Кольцовской церкви к цыганам с Матвеевки привыкли. Впервые тетя Люба приехала в рабочий поселок в 2011 году, чтобы забрать вещи от женщины, которая обещала помочь ей. По пути на остановку она зашла в церковь — не то посмотреть, не то поставить свечку. Тетя Люба была готова к тому, что ее могут не пустить в храм, так уже бывало раньше. Но отец Александр не только разрешил ей пройти, но и благословил всю семью на прошение милостыни в храме.

После службы женщины помогают в храме с уборкой — отскабливают застывший воск, пока служители моют полы и протирают иконы.

До Кольцова семья едет с двумя пересадками. Ни в одну церковь ближе их не пускают

Оля, младшая из сестер, выходит из церкви последней. В руках у нее четыре полиэтиленовых пакета: теплая одежда, ботинки, что-то из техники. Ей стыдно просить деньги, но голодным детям это не объяснишь. Шесть лет назад Олин муж Сережа ушел к русской женщине. Обе они были беременны, одна первым, другая четвертым ребенком. Оле 28 лет, она говорит быстро, с сильным цыганским акцентом и не замечает, как, ускоряя шаг, оставляет маму и сестру позади. Дома, всего в двух улицах от барака Козловских, ее ждут трое детей.

Женщина боится оставлять ребятишек одних — не может привыкнуть к новому «сожителю». Заезжая в свой нынешний дом, она знала, что его хозяин Леша сидит в тюрьме за ограбление дачи и вот-вот должен освободиться. Около десяти вечера 2 марта он стоял у порога и кричал: «Убирайтесь, хозяин пришел!»

Оля решила сразу не сдаваться: «Ты один пропадешь, — сказала она Леше. — Тебе надо работу искать, что ты есть-то все это время будешь?» Леша смягчился, цыганка и бывший заключенный стали жить соседями. Оля ведет хозяйство, Леша ищет работу, что для бывшего зэка так же сложно, как и для цыганки.

С приходом Леши у Олиных детей появились два развлечения: починенный телевизор и черный котенок. «До этого смотрели на стены», — говорит Оля

***
Через месяц Рита не поправится и так и не найдет работу. Гутя доделает ремонт в бараке под снос, который затеяла еще в Пасху: «Пусть нас выкинут, зато отпразднуем, как положено», — скажет она. К Оле вернется муж. Примет она его не сразу, но ради детей согласится. Жить ему тоже негде, но хозяин дома Леша по доброте пускает его днем пообщаться с детьми.

Текст и фото — Виктория Малькова