«9 мая был самый счастливый день в жизни»: как иркутские дети пережили Вторую мировую войну
Пока этот материал лежал «в столе», один из его героев — мой дедушка — умер. К счастью, осталась диктофонная запись. Такой же удачей была и съемка: фотограф однажды зашла к соседям, чтобы снять учебный материал. Я записала наш разговор с бабушкой и дедушкой 9 мая — в день, который они всегда считали самым радостным.
Когда началась война, Юре Занину и Алевтине Карабатовой было 10 и 9 лет. 22 июня 1941 года был в Иркутске хорошим солнечным воскресным днем. Родители Алевтины отдыхали после обеда и послали девочку в магазин. «Я стояла у косяка двери, и вдруг вся семья услышала знаменитое „напали без объяснения причин“. Это был шок — если не для меня, то для родителей», — вспоминает она.
«Народ, конечно, не понял всего, что означает нападение Германии. Вся страна была воспитана в духе „будем бить врага на его же территории“. Общее настроение было „да ну, быстро разделаемся“. Но эти настроения быстро кончились», — добавляет Юрий. Кажется, он помнит всё до мелочей. Вскоре немцы перешли границу и начали бомбить советские города. В первые дни войны он видел на улицах заплаканных девочек. Может, они уже знали, что их родные попали под бомбежку.
В Иркутск начали приезжать эвакуированные. Кто-то спасался из тех мест, куда пришли немцы, другие — из городов, которые были под угрозой оккупации. Проводилось уплотнение: в квартиры иркутян подселялись незнакомые люди. К Карабатовым приехала жить женщина из Украины, в семью Заниных — женщина с дочкой из Белгорода и родственники из Москвы. В город стали прибывать раненые. В 1942 году здания некоторых школ отдали под госпитали.
Вскоре после начала войны из магазинов исчезли продукты. «В хлебном магазине пару месяцев все полки были завалены крабами — крабовыми консервами с Дальнего Востока, потом и они кончились», — удивленно вспоминает Алевтина. Правда, крабов их семья не покупала. Через несколько месяцев власти ввели карточную систему.
«Все военные годы жизнь была полуголодная»
В первое время иркутяне ездили в сёла и меняли там вещи на продукты. В ход шли не только ценности и одежда. Родители Юрия Занина выменяли на еду иллюстрированную книгу сказок братьев Перро. Проданные елочные игрушки позволили купить топленое сливочное масло с резким запахом из Монголии, рассказывает Юрий: «Отец, пока его не забрали в армию в 1943 году, ездил на велосипеде в ближайшие деревни за 15 километров. Если дома было что-нибудь путное, то все шло на черный рынок, все продавалось. Все военные годы жизнь была полуголодная».
Однажды в конце 1941 года мама Алевтины выменяла вещи на килограмм муки и сливочное масло, чем и накормила всю семью. «Она приготовила нам „затируху“ — это мука, заваренная водой, с маслом. Это было так вкусно!» — мечтательно говорит Алевтина. Потом кончились и вещи.
От голода спасали карточки на хлеб. Школьников подкармливали — выдавали по пончику в день на переменах. «Иждивенцам давали 300 гр хлеба в день, служащим 500 гр, на семью из четырех человек мы получали 1 кг 400 гр на четырех человек. Сейчас эти 300 гр мы два дня едим. А больше практически ничего не было, — признается Юрий. — Жили в основном на картошке. Мешок картошки стоил 500 рублей за 50 кг. Масло стоило 500 рублей за килограмм, булка хлеба — 500 рублей, а это была средняя зарплата среднего служащего в то время. Все это было на базаре, на черном рынке».
В основном семьи садили картошку сами, и этого хватало, чтобы выжить. Но урожай был маленький: у городских не было ни опыта, ни знаний о земле. «В среднем собирали два мешка с сотки. У нас был участок в пять с половиной соток, порядочный участок», — описывает Юрий. Алевтина окучивала картошку вместе с отцом.
«Жили в основном на картошке. Мешок картошки стоил 500 рублей за 50 кг. Масло стоило 500 рублей за кило»
Любая свободная земля в городе шла под грядки, даже возле жилых домов. «У нас во дворе был садик, и мы с ребятами вскопали там грядку, посадили что-то, в том числе турнепс. И вот он вырос большой. Я вырыл одну турнепсину, и мы привезли к отцу на вокзал (отец Юрия был в Иркутске проездом — прим. Тайги.инфо), вроде как гостинец. Вкусный был и прекрасно рос. Откуда семена взялись?» — недоумевает Юрий, посмеиваясь. Он увлечен своим огородом и постоянно сравнивает, сколько картошки вырастил сейчас, а сколько мог тогда, в сороковых.
Отца Юрия призвали на фронт, когда ему было 42 года. Он служил в зенитной артиллерии. «С точки зрения погибнуть зенитная артиллерия немножко безопаснее. Это не передовая, не полевая артиллерия, где в окопе надо тащить пушку на себе. Они охраняли мосты и еще какие-то объекты», — припоминает Юрий. Сначала его отца послали в Монголию, где войска стояли из-за угрозы нападения Японии. Служившие в Монголии потом рассказывали, какие там были ужасающе трудные условия. Военные части просто голодали.
Однажды отец дал телеграмму, что его эшелон приедет в Иркутск на воинскую площадку рано утром. Семья отправилась туда с вечера. «Мы пришли на эту воинскую площадку, где стояла какая-то пустая будочка, — со смехом вспоминает Юрий. — Сели на эту скамейку. Ночью раздались ужасные крики, беготня вокруг. Мы сидим ни живы ни мертвы, как будто преступники. Это я тогда отцу принес турнепс. Потом войска перебросили на Западный фронт. В их части потерь было мало. Он кончил войну в Польше, где-то в Стры, и вернулся домой в 1945 году».
Всю переписку читала военная цензура, так что было запрещено писать, где находится военная часть. «Запечатанной корреспонденции вообще не было. Шли только треугольники. После войны эти треугольники долго были», — разъясняет Юрий.
«Юрик, еще немного, и конец войне. Надеюсь скоро вернуться и облегчить тебя от некоторых забот по дому»
Он зачитывает открытки, которые прислал отец с фронта: «Дорогой Юрий! Поздравляю тебя с Новым годом. Желаю тебе отлично окончить 7 класс в обеих школах (он учился еще и в музыкальной школе — прим. Тайги.инфо). Юрик, еще немного, и конец войне. Надеюсь скоро вернуться и облегчить тебя от некоторых забот по дому. Привет всем домашним». И вторая: «В дни ответственной войны поздравляю тебя с 27-ой годовщиной Октябрьской революции. Надеюсь, это последняя военная годовщина, и что следующие годовщины будем встречать дома, в мирной обстановке счастливой страны свободного труда».
Сергей Карабатов, отец Алевтины, был мукомолом. Его было призвали в армию, но потом пришла бронь, и он вернулся на работу. В 1942 году Карабатов привез из командировки картошку. В грузовике она лежала рядом с бочкой бензина без крышки, и бензин плескался на нее. Пришлось есть ее, пропахшую бензином.
«Самые яркие воспоминания о войне — чувство голода. И что ходить не в чем было. Ели, что попадется: и жмых, и какое-то зерно пророщенное — из него мама сделала лепешки, после чего у моего отца отнялись ноги. Он две недели не мог ходить, даже лег в больницу», — говорит Алевтина.
В 1943 году ее отправили в Челябинск к родственникам. Дядя был хирургом, и потому они жили более обеспеченно. Там девочке сшили пальто из дверной портьеры и зимнее платье.
«Но, несмотря ни на что, пораженческих настроений в обществе не было, — резюмирует Юрий. — Немцы наступали, заняли полстраны, половину европейской карты. У каждого в доме висела карта, и у нас висела. Мы отмечали, где фронт. Страна была уверена, что мы победим».
Во время войны многих школьников привлекали к работе. Кому-то приходилось выгребать уголь с барж в Ангаре. Юрий и Алевтина работали на чае-прессовочной фабрике в цеху, где паковали чай. В основном дети работали ради еды — на фабрике они получали дополнительный обед.
«Я еще на трикотажной фабрике какие-то нитки связывал. Потом нас, двух мальчишек, отрядили на какой-то склад в помощники кладовщице — что-то где-то отнести-принести. Один раз ездили грузить вагон, хотя там взрослые мужчины работали, уж не знаю, какая от нас польза была. Мы как рабочие трудились — приходили вовремя и до конца рабочего дня. Действительно работали, не слонялись. Да и платили нам, по-моему, сдельную плату. Моя первая рабочая профессия — это упаковщик», — с гордостью говорит Юрий, вышедший на пенсию доктором наук.
Большой трагедией для семьи была потеря карточек. Однажды в августе 1945-го Алевтина пошла в магазин за хлебом и потеряла карточку, или ее выкрали. «Мне пришлось устроиться на работу — меня устроили, конечно — в сапожную мастерскую. Тогда не было гвоздей, были деревяшки, которые вколачивали туда. Я чистила подметки и вколачивала эти деревяшки», — признается она.
«Мы как рабочие трудились — приходили вовремя и до конца рабочего дня. Действительно работали, не слонялись»
Хватало и работы по дому. Юрий колол бревна, потом вместе с сестрой они пилили их на дрова, и приносил уголь, которым топили дома.
Он не помнит, когда в Иркутске появились коммерческие магазины, в конце войны или уже после. Занины и Карабатовы там ничего не покупали. «Это не для нас. Были люди, которые во время войны жили очень неплохо, — скупо говорит он. — Во время войны американцы посылали подарки вещевые, одежду. Даже мне по разнарядке раздали какие-то штаны, я в них ходил. А говорят, там были вещи очень дорогие. Все начальство разбирало, конечно. До рядовых, как мы, доходило всякое барахло. Как говорится, есть люди, которые умели устраиваться».
Он пересказывает типичный анекдот того времени: «Мужчина в магазине все время причесывается. „Вы что причесываетесь?“ — „Вы знаете, я как причешусь, подойду к прилавку, на цены посмотрю, и у меня опять волосы дыбом“».
121151
Мама Алевтины завела корову и свиней: «Корову мама увезла на остров, и там она на пастбище была. У нас появилась лодка, чтобы ездить туда — корову доить». Спрятали корову, потому что отец Алевтины боялся, что его обвинят в кулачестве. Он уже сидел в тюрьме по обвинению во вредительстве, регулярно ходил в милицию отмечаться и в партии не состоял.
После войны в каждом доме двора, где жила Алевтина, соседи-мукомолы пекли овсяные блины: «Приходишь, и полный лист этих блинов. Давали лузгу овсяную, ее вымачивали, и там овес оседал. Из этого овса и стряпали».
9 мая 1945 года хороший день стоял с самого утра: «Вдруг объявляют: война закончилась. И вот я надела какое-то шелковое, нарядное платюшко и пошла тоже… Все веселились, праздновали, обнимались. Это я помню. Это был праздничный день», — признается Алевтина.
«9 мая был самый счастливый день в жизни. По радио — а радио у всех не выключалось — объявили о капитуляции. Война закончилась! Весь город высыпал на улицы, — улыбается Юрий. — А я тогда на отцовском велосипеде ездил, уже большой был, мне было 14 лет. Я поехал на площадь Кирова. Это было торжество всенародное».
Но завершение войны не сделало их счастливыми само по себе. Жизнь оставалась очень трудной. «Война прошла по всем по нам. Тот, кто войну не пережил, и кто пережил, — это разные национальности, разные люди», — добавляет Юрий.
***
Юрий и Алевтина познакомились на танцах через два года после Победы, через семь лет поженились и стали учеными. В 1962 семья переехала на работу в новосибирский Академгородок. Алевтина работала в Институте химической кинетики и горения, Юрий — в Институте геологии и геофизики, оба стали докторами наук. У них есть сын и дочь. Юрий умер в 2015 году.
Мария Каргаполова
Фото Ирины Лысенко