«Идеальные условия для создания власти жуликов»: Алексей Мазур о наследстве ГКЧП
Спустя десятилетия видно, что три дня путча, запомнившегося аббревиатурой «ГКЧП», были последними судорогами умершего государственного механизма. Политический обозреватель Тайги.инфо вспоминает август 1991 года и рассуждает о том, чего хотели и что получили простые советские люди и представители тогдашней номенклатуры.
Этот текст был впервые опубликован в августе 2011 года.
Сегодня, спустя много лет, видно, что августовский путч 1991 года, запомнившийся аббревиатурой «ГКЧП» был не попыткой спасти СССР, не противостоянием «коммунистов» и «демократов», а последними судорогами уже умершего государственного механизма.
Да, были еще громады ЦК КПСС, ВЛКСМ, КГБ и прочих министерств и ведомств. Была армия, «тушившая» «горячие точки» одни за другими, которые тут же вспыхивали вновь. Был гигантский пропагандистский аппарат, включавший телерадиовещание. И не было никакого интернета, никаких социальных сетей, в которых почему-то сегодня видят угрозу «стабильности».
Но все растаяло, как дым, исчезло, расползлось по углам и по норам — в течение буквально нескольких недель после провала ГКЧП.
Как сказал один умный человек — странно, что в развале СССР винят «Беловежские соглашения» (если кто не в курсе, это соглашение между главами России, Украины и Белоруссии о роспуске СССР и создании СНГ).
Если губернаторы нескольких штатов подпишут где-то в лесу соглашение о роспуске США, они на следующий день окажутся даже не в тюрьме — в психушке. Ничего не произойдет с США, и другие штаты не начнут один за другим объявлять о независимости.
Советского Союза же как единой страны на момент подписания Беловежских соглашений уже не было.
Как показал ГКЧП, не было и дееспособных государственных органов. Не было сил, готовых защищать СССР, а точнее — управлявшую им номенклатуру.
К сожалению, уже не в первый раз в российской истории крах правящего класса привел и к обрушению государства.
Трехдневная история ГКЧП хорошо иллюстрирует кризис номенклатуры. С одной стороны, верхушка руководства СССР решилась на путч, временное или постоянное отстранение Горбачёва от власти и введение чрезвычайного положения. С другой стороны, они оказались неспособны ни провести необходимые мероприятия, ни просчитать развитие ситуации хотя бы на шаг вперед. Преемники Владимира Ленина напрочь забыли его науку государственных переворотов.
Судя по показаниям, которые давали организаторы ГКЧП на суде, многие из них вечером 18 августа в момент принятия столь важных решений были попросту пьяны.
Из показаний министра обороны Дмитрия Язова (опубликовано в журнале «Огонёк», №32 (5191), 15.08.2011)
«— Вы, Павлов, кто еще? Был при этом Янаев?
— Да, он подошел после восьми... Был создан комитет... Потом прибыл на самолете Лукьянов, его вызвали, он был в отпуске... Янаев к этому времени был довольно пьян, он в какой-то степени как следует повеселился...
— А Крючков тоже был пьян?
— Пуго, я и Крючков...»
19 августа во время выступления ГКЧП по телевидению у вице-президента СССР Геннадия Янаева, ставшего вдруг «президентом», тряслись руки. Советский народ решил — от испуга.
Премьер-министр СССР Валентин Павлов на допросе утверждал, что он был невменяем и путча не помнит: «Во время заседания, на котором был образован этот комитет (ГКЧП), у меня начались уже очень сильные головные боли, очень поднялось давление, и я принял таблетки... Во время этих очень резких дебатов нам принесли кофе и к тому же немного алкоголя. Через какое-то время я, вероятно, потерял сознание... Участвовать в дискуссиях или решениях я просто был не в состоянии...». К середине дня 19 августа Павлов «потерялся» у себя на даче, и никто его до конца путча больше не видел.
Нерешительность и колебания наверху приводили к полной растерянности «внизу». Александр Лебедь в своих воспоминаниях описывает, как ему отдавались противоречивые приказы «едь туда, стой здесь», как час от часу таяло число участников совещаний, решавших вопрос о штурме Белого дома.
Подобные колебания мы могли наблюдать и в провинции.
В 1991 году мне было 23 года, я был студентом, депутатом Новосибирского облсовета и активистом «ДемРоссии». Путч застал меня в Иркутске.
Руководители Иркутской области и города сразу высказались против ГКЧП. Юрий Ножиков, возглавлявший тогда регион, резко осудил путч. Это тем более было значимо, что Иркутск «просыпался» на пять часов раньше Москвы. Мэр Иркутска (и будущий губернатор) Борис Говорин «дал добро» на проведение митинга против ГКЧП. Собственно, сторонников ГКЧП в Иркутске обнаружить и вовсе не удалось, но демократы-активисты выходили на ночь сторожить «серый дом» с Ножиковым от гипотетического «штурма».
Как мне рассказывали, новосибирское руководство города куда дольше определялась с симпатиями. Митинг против ГКЧП в итоге был разрешен — на 21 августа. А когда 21 августа настало, и провал путча стал очевиден, первым оратором на митинге оказался мэр Новосибирска Иван Индинок.
Организаций КПСС в ходе этих трех дней было практически не слышно и не видно. Тогдашняя партия власти «слиняла по-тихому».
Помню, Юрий Ножиков жаловался, что не может узнать у руководителя местного КГБ его позицию. Все очень опасались, что сейчас начнут арестовывать и сажать, но ничего похожего так и не случилось за все три дня. Также многочисленные сотрудники КГБ не стали препятствовать аресту своего босса Владимира Крючкова, когда тот прилетел из Фороса в одном самолете с освобожденным Горбачёвым.
Это полное бессилие и беспомощность сегодня вроде бы всемогущих силовиков стали для них чем-то вроде непонятного помутнения, позора, который гнетет и не дает покоя. «Если б нам дали приказ, мы бы отстояли СССР!» — говорят одни, которые были вдали от происходивших событий. «Сейчас мы не допустим развала России!» — говорят другие, вроде бы «сделавшие выводы».
Но они забывают тот факт, что защищать было уже нечего. Янаева с трясущимися руками? Павлова, «отменившего» сторублевые купюры? ГКЧП был нелегитимен даже по законам СССР, президентом которого являлся Михаил Горбачёв.
Хотя потом и появились утверждения, что большинство граждан СССР поддерживали ГКЧП, а многие офицеры и политики, если их послушать сегодня, чуть ли не рвались в бой на его защиту, в реальности я не помню ни одной мало-мальски массовой акции в поддержку ГКЧП.
Как никто не пошел защищать Временное правительство во главе с прохиндеем Керенским, не понимая, что Россия отдается во власть жестокой диктатуры большевиков, так никто и не стал защищать ГКЧП, не понимая, что вместе с ним рухнет и СССР.
И представители номенклатуры не рвались в бой. Поведение Павлова было характерным для регионов. Мне рассказывали про одного руководителя регионального ГТРК, который на второй день путча просто «ушел в запой» на два дня, чтобы не принимать решения — кого пускать в эфир, а кого нет. Почему-то тогда в среде «советского менеджмента» запой считался уважительной причиной «отсутствия в строю». Номенклатура много и часто пила, не знаю уж, почему.
Крах СССР произошел еще и потому, что он был выгоден существенной части номенклатуры. Руководители союзных республик становились полновластными хозяевами своих стран. Мечта узбекских «партийных баев» о том, чтобы бухгалтерская отчетность велась на узбекском, а не на русском, чтобы «проверяющие из центра» ничего понять не могли, — сбылась. Не стало и проверяющих, и самого «центра». Каждый что-то получил. Кто область, кто город, кто район, кто заводик.
К сожалению, никакой альтернативной элиты к тому моменту не было и не могло быть. Оппозицию КПСС во времена перестройки составили интеллигенты, студенты и маргиналы.
Почти как сейчас.
Мы не знали ни своей страны, ни своего народа, верили в простые утопичные идеи, отвлечённые принципы. И совсем не верили официальной пропаганде.
Почти как сейчас.
«Демократы» по своим моральным качествам оказались не лучше своих оппонентов. Выросшие в тепличных условиях советской системы науки и образования, они не сталкивались до того с испытанием властью, деньгами и трубами (хотя по фильму «Гараж» можно понять качество «человеческого материала»). Помню одно из первых своих неприятных открытий в области человеческой природы — массовое превращение вчерашних трибунов в мелких дельцов с бегающими глазами.
Не будем осуждать их слишком строго. В те же годы комсомолки массово шли на панель, спортсмены — в рэкетиры, а научная интеллигенция бежала из страны, проклиная свое прошлое.
Пороки, от которых, чисто механически, оберегала советского человека власть КПСС, расцвели пышным цветом. Советские люди хотели водки, разврата и «потреблятства». И некоторые — свободы и демократии.
Ничего этого мы не знали и не понимали. А если б кто-то и сказал, то не поверили бы. Одним из самых главных заблуждений «борцов с КПСС» была наивная вера в человеческую природу. Люди делились не на хороших и плохих, не на жуликов и честных, а на «демократов», «коммунистов» и «патриотов».
Идеальные условия для создания власти жуликов.
От некоторых болезней нельзя вылечиться, не переболев. Не получился бы у нас «китайский вариант»: КПСС уже слишком разложилась, чтобы твердо управлять государством в условиях рыночных соблазнов, как это удалось КПК. Из КПСС получилась бы в результате всё та же самая «Единая Россия». Ну, так мы ее сейчас и имеем, и в основном — из бывших членов КПСС.
Но не всё так плохо. Хотя в целом качество народа сильно ухудшилось, но в «лихие девяностые» и «затхлые нулевые» в стране появились свободные, самостоятельные и адекватные люди, выросшие отнюдь не в тепличных условиях.
При всем неуважении к «вертикали власти», все же невозможно себе представить, чтоб кто-то принимал решение о введении чрезвычайного положения на пьяную голову.
Период «стабильности» оказался достаточно долог, чтоб в оппозиции все друг друга успели как следует узнать, чтобы начался «межконфессиональный диалог».
В обществе сегодня достаточно здравого скептицизма, чтоб не хвататься за скороспелые рецепты.
Будущее делается в момент всеобщей усталости и упадка — теми, кто не сложил руки.
Сегодня — именно такой момент.
Алексей Мазур