«Маленький Советский Союз»: как помогают детям мигрантов выжить в Сибири

© Наталья Гредина

Почему ложка — лучший подарок маленькой узбекской девочке, переехавшей в Новосибирск, а требовать выкуп больше 20 тысяч рублей, если вы похитили киргиза у родителей, бесполезно, как общаются с русскими учителями таджикские мамы, не знающие языка — чем живут мигранты в Сибири, узнала Тайга.инфо.

90 тысяч приезжих

Маленькие узбеки, таджики, армяне вперемешку с русскими детьми танцуют под забойную песню из мультсериала «Фиксики»: «Дрыц-тыц, помогатор, дрыц-тыц, помогатор с инструментами внутри». Прыгают и скачут так, что взрослые бы свалились на втором куплете, а им хоть бы хны — все-таки дети, какой бы национальности они ни были, существа выносливые, особенно если дело касается танцев.

Танцуют они в клубе для детей из малообеспеченных семей, он же адаптационный центр для детей мигрантов при «Каритасе» — благотворительной католической организации, несколько зданий которой находятся возле Бугринской рощи в Новосибирске. «Такой интернационал у нас тут, — говорит директор „Каритаса“ Петр Соколов. — Родители шутят: „Маленький Советский Союз“».

Центр работает пять дней в неделю с утра до вечера, он похож одновременно на детский сад и школьную продленку, дети здесь и играют, и едят, и гуляют, и, если нужно, делают домашнее задание, пока родители работают преимущественно продавцами на рынках, уборщицами и охранниками. Некоторые говорят по-русски очень хорошо, некоторые — почти совсем не говорят, зависит от того, как давно семья переехала в Россию.

Таких центров в городе два, оба — «каритосовские», примерно на 60 детей. По словам Соколова, аналогичных клубов в Новосибирске больше нет, и адаптацией детей приезжих к жизни в России никто в городе особенно не занимается. Это при том, что в 2015 году из Средней Азии в Новосибирск прибыло почти 90 тысяч человек (из числа поставленных на миграционный учет граждан, приехавших на заработки — цифры даны по информации МВД), в 2016-м — уже более 40 тысяч человек.

«И культурные и религиозные различия, естественно, сказываются в работе, — говорит воспитатель Ольга Пуртова. — У детей в семьях есть традиции, о которых русские не знают. Мы на это смотрим так, что любые новые знания обогащают нас, и мы настраиваем так же детей, что мы узнаем друг друга больше через другую культуру. Национальные праздники мы тоже встречаем вместе. Новруз вот отмечали, родители готовили на всех плов, самсу».

Конечно, это работает и в обратную сторону: в клубе узбекские и таджикские дети не только делятся своими традициями, но и вникают в русскую культуру, жить в которой им предстоит некоторое время. Какое — зависит опять же от того, как устроятся родители.

Первый человек, который начал есть ложкой

«Вообще, у людей, которые приезжают из Азии, ребенок стоит на первом месте. Если просишь родителей что-то сделать для клуба — придут и сделают, а русских не допросишься, — отмечает Соколов. — К нам ходят люди невысокого социального статуса, социально незащищенные. Так вот, чтобы выйти из состояния социальной незащищенности, мигранты делают в тысячу раз больше, чем русские. Они не пьют, не рассчитывают на манку с неба, не ноют, не говорят, что все плохо, а пашут сутками напролет».

Родители Айчурек три года назад переехали в Новосибирск из киргизского города-побратима Оша. Сейчас ей 11 лет, она ходит в пятый класс обычной школы новосибирского левобережья. Родители, выросшие в Советском Союзе, по-русски говорили хорошо, а вот Айчурек и четыре других их ребенка — нет. Очень помогли снять языковой барьер как раз в «Каритасе». Не то чтобы тут специально занимаются русским — просто погружение в толерантную среду, а она в клубе именно такая, очень способствует и обвыканию, и говорению. Если другие дети постоянно дергают тебя, чтобы вместе играть, читать и петь, рано или поздно заговоришь. Да, Айчурек больше любит рисование, чем уроки русского, но на вопрос о проблемах в школе качает головой — всё, кажется, в порядке, друзья есть, никто не шпыняет из-за цвета кожи и разреза глаз. Но так везёт не всем.

«Бывает, наш ребенок пошел в городскую школу, и его там садят на заднюю парту, потому что всех раздражает, что он „не такой“»

«Безусловно, наши дети адаптированнее для жизни в России, чем те, кто такие центры не посещают. Но, так или иначе, они сталкиваются с дискриминацией в школе, просто по внешнему виду, — утверждает Соколов. — К сожалению, так бывает, что наш ребенок пошел в какую-нибудь городскую школу, и его там садят на заднюю парту, потому что всех раздражает, что он „не такой“. Тогда мы идем в школу, беседуем, пытаемся наладить контакт с педагогами. Они не всегда слышат».

Педагоги не всегда слышат, а мигранты — не всегда понимают. Часто языка не знают не только дети, но и их мамы. Некоторые должны были ходить в школу, когда советские республики уже раздирали вооруженные конфликты, и с учебой у них по понятным причинам не задалось.

«Одна из мам рассказывала, что она во втором классе училась, когда на улице начали стрелять. Их под пулями учительница выводила из школы, и потом ее просто больше в школу не отпустили, у нее два класса образования, — объясняет воспитатель Ольга. — Когда такую маму вызывают в русскую школу, она теряется. Тогда я сама иду выяснять, какие у ребенка проблемы. Реакция у учителей разная бывает. Кто-то говорит: „А вам это вообще зачем? А зачем они сюда приехали, пусть уезжают“. А кто-то наоборот очень позитивно реагирует».

Причем часто родители из Средней Азии, не получив хорошего образования сами, очень не хотят такой же судьбы для детей, и едут в Россию как раз, чтобы здесь «поставить их на ноги»: «Мы вынуждены были в Новосибирск переехать. И с работой у нас там тяжело стало, заводы, фабрики перестали работать. И детей надо обучать, — говорит Касым, папа Айчурек. — Вернемся ли, не знаю. По профессии я продавец, а здесь охранником работаю, жена — техничкой, и даже так больше зарабатываем, чем в Оше. Надо, чтобы дети школу закончили хорошо и сами себе хлеб нашли. Старшие дети нас чуть-чуть мучают, что домой хотят, но мы их успокаиваем: „Потерпите. Что дома делать?“»

Айчурек домой не просится.

«Недавно одна наша девочка приходит и показывает мне ложку: „У меня сегодня день рожденья, мне родители подарили ложку“, — говорит Соколов, глядя в спину Айчурек, которая уходит от нас кататься с остальными детьми на велосипеде. — Мы что обычно дарим детям? Ноутбуки, телефоны, всякое такое. А ей подарили ложку, и она счастлива. Почему? Потому что дома все едят руками, и она первый человек в семье, который начал есть ложкой, она инкультурируется, она хочет есть, как все дети в клубе едят — ложкой».

«Мы вынуждены были в Новосибирск переехать: и с работой у нас там тяжело стало, и детей надо обучать»

К слову, в регионе принята и действует программа «Укрепление единства российской нации и этнокультурное развитие народов, проживающих на территории Новосибирской области, на 2015–2020 годы. Как сообщили в пресс-службе новосибирского правительства, в 2015-м году «ряд мероприятий программы был направлен на укрепление гражданского единства и гармонизации межнациональных отношений». В их числе школьные уроки и классные часы «Мы вместе», «Урок дружбы», «Мы разные, но мы вместе», конкурсы «Базовые национальные ценности» и «Красота божьего мира».

В 2016 году в рамках реализации программы и выделенных средств (8,7 млн рублей) региональные власти обещают провести социсследования состояния межнациональных и межконфессиональных отношений, разработать и издать этноконфессиональный атлас Новосибирской области, создать серию социально ориентированных видеороликов, направленных на формирование диалога культур и противодействие ксенофобии и экстремизму на этнической и религиозной основе.

Если ребенок заболел — все платно

Получить место в детском саду и школе, по данным новосибирского минобразования, детям мигрантов можно так же, как и российским гражданам. «Прием обучающихся в образовательную организацию относится к компетенции образовательной организации и осуществляется по личному заявлению родителя или законного представителя ребенка при предъявлении оригинала документа, удостоверяющего личность родителя, либо оригинала документа, удостоверяющего личность иностранного гражданина и лица без гражданства в Российской Федерации», — говорится в ответе регионального министерства образования на запрос Тайги.инфо.

В приеме в школу или садик мигрантам может быть отказано, только если там нет свободных мест. В таком случае чиновники советует родителям «для решения вопроса об устройстве ребенка в другую общеобразовательную организацию обращаться непосредственно в орган местного самоуправления, осуществляющий управление в сфере образования». Но главной сложностью для мигрантов становится не столько место в школе, сколько медосмотр перед ней.

«Самая большая проблема, на мой взгляд — медицинская помощь этим детям, — объясняет Соколов. — Родитель — иностранный гражданин, полис ОМС — не для него, полисы ДМС есть не у всех. Выходит, если ребенок заболел — все платно, начиная от сдачи крови, заканчивая ЭКГ. У многих родителей просто нет денег лечить. Или стоматолог. Ох, попробуйте вылечить зубы ребенку-мигранту — это очень дорого, очень. Или комиссия к школе, которую они проходят, тоже вся платная. И если у одной мамы трое школьников, она выбирает, кто в этом году в школу пойдет, а кто нет, потому что у нее не хватает на всех на медкомиссию».

Когда Соколов или его сотрудники пытаются договориться с участковым педиатром о бесплатном приеме для своих подопечных, те охают и ахают, иногда идут навстречу, но говорят: «Вы нас поймите, мы ее примем, она расскажет своим подругам, и завтра у нас будет тут сто человек». «Это нерешаемый почему-то вопрос — медицина для детей-мигрантов, — сокрушается Соколов. — Я уж не говорю про взрослых, они пусть выкручиваются». Детская медицина, считает он, независимо от гражданства должна быть бесплатной, раз даже миссии «Врачей без границ», куда каждый мог бы обратиться «без бумажки», в Новосибирске нет. «Но это мечтанья все», — устало обрывает сам себя директор «Каритаса».

«Если у мамы трое детей, она выбирает, кто в этом году в школу пойдет, а кто нет, потому что у нее не хватает на медкомиссию»

В новосибирском минздраве подтверждают: бесплатно для мигрантов — только скорая при угрожающих жизни состояниях и несчастных случаях. Если у приезжих нет полиса ОМС, то все медицинские обследования — по договору оказания платных услуг. «Не так давно мы собирали средства для мальчика из Узбекистана, ребенок-инвалид, надо было лечение организовать, и ничего не получалось, не было денег, — вспоминает Соколов. — Но это крайняя ситуация, а бывает просто температура под 40. Простуда или не простуда, надо выяснить, и это тоже платно, и тоже денег нет».

Какой ты тогда мулла?

В июле 2016 года на Хилокском рынке случилась массовая драка с участием, как сообщали очевидцы, 200 человек. Позже полиция заверила, что никакой потасовки не было. Корреспонденты Тайги.инфо, прибывшие на место, застали на рынке разгоряченную толпу торговцев фруктами, которые, собравшись в круг и размахивая руками, обсуждали что-то, вероятно, очень важное на родном языке. Знакомые рассказывали Касыму, что это «таджики и узбеки место не поделили», но точно он не знает: «Где деньги — там война, так получается», — предположил отец Айчурек.

Причины конфликта собирались разъяснить 27 июля президент культурной автономии таджиков Новосибирска Минходжидин Каримов и председатель некоммерческого партнерства «Узбекский культурно-общественный центр» Махамадали Гиясов, но пресс-конференцию «Узбеки и таджики: опыт столкновения на Хилокском рынке» отменили якобы по техническим причинам.

«Я несколько раз бывал в мигрантских трущобах и слушал их рассказы, делил с ними хлеб и чай. Ситуация такая, что мы не знаем в 90% того, что там происходит, — говорит об межэтнических конфликтах Соколов. — Там глубокие национальные вопросы, там страшная боязнь русских полицейских. Бывают случаи, когда русские бы наверняка обратились в полицию, когда один угрожает другому, но мигранты говорят, что лучше отдадут последние деньги агрессору, но в полицию не пойдут».

Мигранты тянут в Сибирь конфликты с родины. Отголоски Ошских событий 2010 года, когда киргизы с узбеками сошлись врукопашную, до сих пор звучат и в Новосибирске. Пару лет назад, по словам Соколова, узбеки похитили мальчишку-киргиза и требовали с его родителей выкуп, а те боялись пойти в полицию, потому что боялись полиции больше, чем похитителей.

«Родители мне сначала говорили: „Поехали с нами, разберемся“. Представляешь, как бы оно выглядело: бледнолицый католик приехал на сходку, человек 125 мусульман говорят про выкуп, а я пытаюсь это все разрулить? — смеется Петр. — Парня держали в лесу в районе Краснообска. Он просто шел с работы, его ударили по голове, забросили в машину, позвонили родителям: „Везите 20 тысяч рублей“. Понимаешь, это очень правильный выкуп, больше-то не попросишь — у них больше нет. И похитители это знают прекрасно, что больше не дадут, а 20-ку наскребут. И родители позанимали у всех дворников и сборщиков металла по 500–600 рублей, набрали эти 20 тысяч».

В итоге в полицию все-таки обратились, и когда похитители увидели полицейскую машину — испугались и разбежались, а парень вышел из леса, и сказал, что там сидят еще четверо похищенных. Никто из них не написал заявление. По мнению Соколова, «как в любом месте, где есть группа людей, которая приехала и живет по своим законам», в Новосибирске напрашивается сравнение с европейским миграционным кризисом и есть опасность терроризма.

«Я не исламофоб ни в коем случае, нет. Ислам достоин уважения, это вера многих миллионов людей. Я с удовольствием сижу с мусульманами за дастарханом, у меня много друзей из Средней Азии, — убеждает меня Соколов. — Но когда я встречаю человека, который говорит, что он мулла и работает на стройке, то я спрашиваю, почему он не в мечети, раз мулла? А он отвечает: „Я не хочу светиться перед вашей полицией“. Ну, какой ты тогда мулла? Какого ислама? Какого толка? Почему тебе не светиться, если ты духовный лидер?»

По официальным данным МВД при этом, «доля преступлений, связанных с иностранными гражданами, в общей массе преступлений, совершенных на территории Новосибирской области ничтожна: в 2015 году составляла 1,6%, в 2016 — 1,8%».

«Там своя жизнь, своя субкультура, и наша-то задача хотя бы ребятишек из этой субкультуры вытянуть»

Соколов на это замечает, что в среде мигрантов процветает внутренний рэкет — «кто-то работает, а кто-то только пенки с этой работы снимает»: «Там своя жизнь, своя субкультура, и наша-то задача хотя бы ребятишек из этой субкультуры вытянуть. Иначе на выходе мы получаем людей, которые абсолютно не адаптированы, хотя живут в стране по 10 лет, и очень легко могут пойти на не совсем законные схемы».

Касым с ним не согласен. На вопрос Соколова о потенциальной «мусульманской угрозе» в России отвечает: «Не-не-не». Он считает, что все, «кто взрывают себя и других», идут на преступление за деньги, причем почему-то за американские, а на уточняющие вопросы советует посмотреть в интернете «признания английского шпиона, который все говорит, откуда начался этот ваххабизм»: «Ислам не такая религия, чтобы народы шли друг на друга воевать». А когда мы просим представить его, что какой-нибудь проповедник начинает вербовать в террористки его дочерей, Касым отмахивается: «Да кому это надо! Ну да, я слышал, что некоторым пообещали много денег, и они уехали в Сирию. Но в Сибири никто в ИГИЛ (запрещенная в России террористическая организация — прим. Тайги.инфо) не вербует».

Китайская стена

Местные власти адаптационный центр для детей мигрантов почти никак не поддерживают. Пару раз в неделю приходят педагоги от Кировской соцзащиты, несколько раз здесь бывали чиновники. «Финансово нам обещали многое, но нынче кризис, денег нету. Раз нету, что сделаешь, — не унывает Соколов. — Поэтому сами стараемся, спонсоры поддерживают, кто молочка даст, кто еще что-то, родители приносят продукты с рынка, где работают».

Однажды он просил денег на работу с мигрантами у одного немца. Тот отказал и объяснил, что не считает политику Германии в отношении приезжих правильной. «Правильно, имея деньги, открывать производства там, чтобы они сюда не ехали, и вкладывать в экономику на месте, а не прикармливать мигрантов здесь», — пересказывает Соколов прагматичного немца и признает, что его мысль отчасти вполне разумна.

«Но мне вложить нечего. Что я могу вложить? При этом у меня за забором появилась куча соседей из Азии. Какие у меня варианты? — спрашивает католик и поляк, десять лет занимающийся социальной работой в Сибири. — Либо я делаю этот забор еще на два метра выше и запускаю по периметру немецких овчарок, либо я делаю калитку, чтобы мы могли общаться. У нас нет выбора, любой большой мегаполис сталкивается с миграцией. Мир поменялся. Мы не сможем огородиться Китайской стеной — не получится».

P.S.: помочь адаптационному центру можно здесь.

Текст: Маргарита Логинова, Петр Маняхин
Фото: Наталья Гредина