Режиссер фильма «Август восьмого» Джаник Файзиев: «Сослагательное наклонение в нашей жизни не работает»

21 февраля в российский прокат выйдет «Август восьмого», первый за семь лет после «Турецкого гамбита» фильм режиссера Джаника Файзиева. Судя по тем фрагментам, что он лично представил новосибирским журналистам 11 января в «Победе», третья попытка рассказать языком кино о военном конфликте в Южной Осетии отличается от «5 дней в августе» и «Олимпиус инферно», с которыми ее уже отчаянно сравнивают.

Похоже, что фильм Файзиева — на самом деле не о том «принуждении к миру», а просто о выживании на войне, которая всегда является катастрофой вне зависимости от чьих-то политических игр. Собственно, об этом же режиссер сам рассказывает во всех интервью, однако многие заранее считают «Август восьмого» агитацией, пропагандой и госзаказом. Всё-таки Фонд кино выделил картине 250 млн рублей (общий бюджет — около $16 млн), признав ее социально значимым проектом. Тайга.инфо обсудила с Джаником Файзиевым песок в голове кинокритика, вкус сметаны, безумцев с улицы, ошибку Саакашвили и закон Хеопса-Ресина.

Тайга.инфо: Не знаю, следите ли вы за кинопрессой, но вас ведь, кажется, каждый третий критик заранее, еще до выхода фильма, проклял и заклеймил: «Август восьмого» — пропагандистское кино, снятое на деньги Кремля. Хочу поэтому спросить: вас вообще эти все разговоры насколько сильно раздражают?

Почему-то кто-то решил, что это пропагандистский фильм, еще не зная ничего, сделав вывод на основании своих умозаключений

— Вы знаете, поскольку я много лет делаю большие заметные проекты, меня трудно чем-то удивить. Я отвечу вам так. Во-первых, я ничего не знаю про то, что меня прокляли, поэтому вы мне открыли здесь… Или вы тоже в данном случае употребляете фигуру обобщения? Ну, это вот и есть, собственно, болезнь, как мне кажется, коллег — эта вот бесконечная любовь к обобщениям. Потому что истина очень конкретна, и каждая конкретная вещь требует конкретного к ней подхода. Как я могу серьезно относиться к людям, которые за глаза меня женили? Почему-то кто-то решил, что это пропагандистский фильм, еще не зная ничего, сделав вывод на основании каких-то там своих умозаключений. Есть поговорка замечательная: «Песок не в пустыне, песок — в голове бедуина». И я, к сожалению, не Господь Бог, не джинн, не волшебник, не могу этот песок из голов выветрить и высыпать. Хотя, честно сказать, иногда хочется, чтобы кто-то умел это делать, потому что песка у коллег крайне много в голове.

 

 

— Да, обычный зритель в этом смысле гораздо более прост и легок. Он приходит в кино, и ему или интересно, или не интересно. Его не волнует, где взяли деньги, кто дал деньги, какие фильмы были до этого и так далее, вся вот эта вот возня. Но вы знаете, чем хороши большие проекты и большие селебрити? Это блестящая платформа для большого количества людей, сублимирующих свою жизнь, для того чтобы высказаться не по поводу конкретного явления или о фильме конкретно, а обо всём, что у них накипело за всё это время. И вам не советую, и вашим читателям не советую обращать внимание на подобных людей. Они всегда есть, они всегда будут, победить их нельзя.
 

 

 

— Да нет, ни в коем случае. Я помню эту статью, это был прекрасный молодой человек, очень умный, но очень дерзкий внутри. Он назвал так статью не потому, что в этом была суть нашего с ним разговора, а потому что у него в голове остались сублимированные и нереализованные какие-то слова, с которыми он ехал, приехал и не получил внятного подтверждения, так это или не так. Притом что он сделал действительно, вы правы, неплохую статью, он услышал всё, что я ему сказал, он понял это, но ему так хотелось сказать какую-то гадость, которую, видимо, ему в жизни не удается говорить регулярно, что он её всё-таки вот так вставил. А где он там «ответ Саакашвили» нашел? Почему это «ответ Саакашвили»? Ну, в конечном итоге, каждый ведь считает нужным говорить то, что считает нужным.

 

 

Сейчас в Грузии происходит много очень позитивных вещей, и мне не хочется, чтобы одна политическая ошибка испортила впечатление

— Вы знаете, у меня нет какого-то специального к этому отношения. Да, это гигантская трагедия для какого-то количества людей, очень неприятно. Но я, вообще, такой человек, что не люблю педалировать чьи-то ошибки. Я сам не идеальный, я сам их часто совершаю — иногда просто не подумав, иногда под воздействием обстоятельств. Я в этом смысле человек эмоциональный и часто, как все эмоциональные люди, становлюсь заложником своей эмоциональности. Я понимаю, что Саакашвили и его правительственный аппарат чуть-чуть просчитались, хотя расчет был идеальный. Многое из того, что происходит сейчас в Грузии, меня очень интересует, я считаю, что там много очень позитивных вещей делается, и мне не хочется, чтобы одна эта политическая ошибка испортила впечатление. Многие после той войны называли Саакашвили «политическим трупом», а ему хватило безумия не обращать на это внимания и удержаться у власти всё равно, тут уж мы ничего сделать с вами не можем. Но я всё равно считаю, что каждый человек имеет право на ошибку. Правда, опять меня не поймут политики и скажут: «Да, если только это не цена жизни». Но пусть это решают политики, это их дело: они бьют морды, воюют, сажают, казнят, а я никогда на себя это не возьму.

 

 

— А я очень опытный, я давно уже этим занимаюсь. Знаете, первые мои работы, которые получали общественный резонанс, — это же были гигантские трагедии. Я просто первое время воспринимал всё за чистую монету, я думал, что все люди так же разумны, как и я, адекватны и понимают, что говорят. Особенно пишущие люди. И только потом, когда я понял, что среди пишущих людей так же много безумцев, как и просто на улицах, я понял, что надо к этому относиться по-другому.

 

Это приобретенное качество, я сейчас уже просто умею отфильтровывать мнения людей. Вот ко мне приходит человек и начинает высказывать мнение о какой-то работе, моей или чьей-то еще, а я понимаю, что это он не о том, что я сделал, сейчас говорит, а о том, что он бы сделал, если бы у него была такая возможность. И эти люди мне не интересны. Мне всё равно, что он мог бы сделать. Сослагательное наклонение в нашей жизни не работает. А если приходит человек и говорит дельные вещи, пусть мне неприятные, но дельные… Но должен вам сказать с грустью, что людей, которые могут прийти и сказать мне больше, чем я сам знаю о своей работе, — ну, их реально единицы. И они все вокруг меня, они все рядом со мной, потому что я каждого из них дёргаю, чтобы проверить, правильно я делаю или нет.
 

 

 

Страна жила в эмоциональном дефиците, и вдруг все подумали: «Ой, как давно мы не слышали песен, с которыми мы выросли!»

— Вы знаете, давайте уберем слово «фе-ти-ши-за-ция», потому что в нем есть какой-то негативный привкус, и оставим слово «соскучился». Не знаю просто, можно ли каким-то существительным назвать этот процесс, мне даже слово «ностальгия» не нравится. Оно уже обросло большим количеством значений, тоски по Родине, по чему-то безвременно утраченному и так далее. Я к этому отношусь очень просто. Вот так же, как у меня бывает иногда спорадический выплеск, хочется съесть, не знаю, оливье или, там, пельменей из советской столовой, такой же момент был тогда. Страна жила много лет в перестройке, в каком-то эмоциональном дефиците, и вдруг все подумали: «Ой, как давно мы не слышали песен, с которыми мы выросли!» И эти песни им дали, они их тогда послушали, получили невероятное удовольствие и забыли. Ну и ничего же не случилось.

 

 

— Конечно, я невероятно по всему этому скучаю, это же моя юность, как я могу по этому не скучать? Недавно я вычитал в одной статье, что выражение «В мое время сметана была вкуснее» имеет абсолютно физиологическое объяснение. Рецепторы на языке у человека стареют, а память — нет. И когда рецепторы были новые, в 14 лет, когда вы попробовали сметану, они вам дали полноценное стопроцентное ощущение ее вкуса, а потом эта их способность уменьшилась на 30 или на 40 процентов. Поэтому вкус сметаны, которую вы едите в 55 лет, не соответствует вкусу, который вы чувствовали раньше. Сама сметана не изменилась, изменился только ваш вкус. Но многие люди искренне уверены, что вопрос в сметане. Мы же не понимаем, что язык такой же механизм, как и всё остальное.

 

Это нормально для любого человека — скучать по временам, когда он был молод. Когда ему всё казалось ярче, сочнее, красивее, богаче, умнее, тоньше и так далее. И так будет, было во все времена, ничего удивительного в этом нет. И всегда, естественно, найдутся люди, которые меньше скучают, и будут говорить: «А, ты специально мне сейчас про это рассказываешь, потому что ты то-то и то-то». И на это тоже не стоит обращать внимания, потому что, опять-таки, большинство говорит не о том, что является темой для разговора, а о том, что у них осталось невысказанного.

 

 

Большинство говорит не о том, что является темой для разговора, а о том, что осталось невысказанного

— Ну, вот смотрите, цикл производства фильма — два года. При этом, знаете, говорили, что есть закон Хеопса-Ресина — «Ни одна стройка не укладывается в сроки и бюджет». И в этом смысле кинематограф — это классическая стройка. Никогда ни один человек не даст вам гарантии, что фильм выйдет в нужное время. Поэтому планировать его выход к выборам было бы бессмысленно. Представляете себе, что такое снять кино, в котором пятьдесят танков, три тысячи человек массовки, взрывы, компьютерная графика, и пообещать, что оно выйдет в нужную дату? Ну хорошо, пусть люди думают так, никого не переубедить, конечно. Тем более что у нас есть в картине президент. Собирательный образ президента, но опять-таки — это человек, который принимает решения.