«Вы хотите проверить, знаю ли я УПК?»: бывший следователь Большунов вспомнил на заседании по делу Солодкиных бывшего следователя Фоменко

29 Ноя 2012, 16:22

Очередное заседание Новосибирского областного суда по делу Солодкиных и Андреева, где были допрошены бывшие следователи Владимир Большунов и Александр Фоменко, завершилось убедительной победой адвокатов. В конце допроса следователи признали, что нарушили уголовно-процессуальное законодательство.

Напомним, ранее защита ходатайствовала об исключении из списка исследуемых доказательств протокола дополнительного допроса свидетеля Дмитрия Буоля — одного из документов, лежащих в основе обвинения. Согласно протоколу, 30 мая 2011 года Буоль указал на Солодкиных и Андреева как на членов организованного преступного сообщества. На допросе в суде Буоль назвал «бредом» ряд показаний из следственного документа, сказал, что ничего не знает о причастности подсудимых к ОПС, и сообщил, что он «не знает, почему эти фразы в нем появились». По словам Буоля, у него «было доверие к следователю, я не думал, что он будет что-то дописывать».

Свидетель также заявил, что в тот день его допросил не Владимир Большунов, подпись которого указана в протоколе, а другой следователь — по фамилии Фоменко. Из-за этого адвокаты заявили 3 октября, что доказательство добыто с нарушениями УПК и является недопустимым. По просьбе прокурора Алексея Куликова суд в тот же день допросил Большунова. Тот сказал, что не помнит, проводил ли тогда допрос, но «если там стоит моя подпись, и стоит подпись Буоля, то да». На большинство вопросов подсудимых и адвокатов Большунов ответить не смог, но настоял на том, что никому не мог передать протокол допроса и даже не помнит, чтобы среди его сотрудников был следователь Фоменко. Судья Лариса Чуб поверила Большунову и отклонила ходатайство, заметив, что Буоль просто, вероятно, захотел «помочь подсудимым уйти от ответственности».

Предложение «запросить в СИЗО, кто выводил тогда Буоля на допрос, Фоменко или Большунов», судья отклонила за ненадобностью. Тогда адвокаты направили в изолятор запрос сами. Начальник СИЗО № 11 Руслан Робакидзе официально сообщил, что 30 мая 2011 года на допрос Буоля вызвал действительно Александр Фоменко, а Большунов находился в изоляторе с 10:47 до 11:22. Поэтому защита, апеллируя уже к документальному подтверждению слов Буоля, 23 октября вновь заявила ходатайство об исключении сомнительного протокола из материалов дела. Прокуроры 29 октября предложили до разрешения ходатайства задать Большунову дополнительные вопросы, а заодно допросить и следователя Фоменко. В силу разных причин сделать это удалось только 28 ноября.

Бывший следователь по делу Дмитрия Буоля Александр Фоменко сейчас работает юристом в ЗАО «Памп»

Первым на допрос пригласили Александра Фоменко, 28-летнего уроженца Прокопьевска, сейчас, по его словам, работающего юристом в ЗАО «Памп». Организация с таким названием выступает застройщиком жилого комплекса «Театральный» на улице Костычева. Весной 2011 года Фоменко был сотрудником СКП РФ по Новосибирской области и «был прикомандирован в следственную группу СКП РФ по СФО по делу Буоля». Он признался судье Чуб, что из троих подсудимых знает только Солодкиных, потому что работал с ними, будучи членом следственной группы.

В конце мая 2011 года в рабочие обязанности свидетеля входило ознакомление Дмитрия Буоля с материалами дела, которое Фоменко и его коллеги, поскольку обвиняемый заключил досудебное соглашение, уже готовились направлять в прокуратуру. На вопрос, работал ли он с Буолем 30 мая, Фоменко ответил: «Точную дату не помню, но если это рабочий день, то должен был». Морковина спросила, проводил ли в тот день допрос следователь Большунов. «Когда я зашел, Большунов уже работал с Буолем, — подтвердил Фоменко. — Не в курсе, по какому делу, я не спрашивал, у меня была другая задача».

Требование на вывод Буоля из камеры для проведения следственных действий Фоменко заполнял, «как всегда, накануне» и вписал туда Большунова по его просьбе. «Как подписывался протокол допроса?» — спросила Морковина. «Там такая ситуация получилась: не оказалось принтера», — сообщил Фоменко. По его словам, Большунов набрал текст на ноутбуке и уехал в следственный отдел, а, когда вернулся, проходить в СИЗО не стал. «Сказал мне спуститься, я вышел, взял у него допрос, поднялся обратно, Буоль ознакомился и подписал», — рассказал Фоменко. «Протокол был уже на тот момент подписан Большуновым?» — «Я не вчитывался, к сожалению, просто передал и всё». На вопрос, допрашивал ли он Буоля сам, свидетель ответил, что «никогда не допрашивал».

Адвокат Александра Солодкина-младшего Николай Украинцев, получив от Александра Фоменко подтверждение того, что бесконтрольный проход в следственные кабинеты невозможен, спросил, «отмечался ли о проходе в кабинеты» он. Фоменко ответил, что в тот период он «работал каждый день» в СИЗО и проставлял время работы с обвиняемым в талоне вывода. «Почему вы запомнили именно этот допрос?» — спросил Украинцев. «Это был первый допрос Большуновым Буоля, — сказал Фоменко. — Ну, возможно, не самый-самый первый, но первый при мне». «Не спрашивали Большунова, надо ли вам подписывать протокол?» — «Я не присутствовал при допросе, входил и выходил по своим делам». — «Защитник при ознакомлении Буоля с документами присутствовал?» — «Насколько я помню, было заявлено ходатайство об отдельном ознакомлении».

Когда Большунов уехал в следственный отдел, Фоменко продолжил работать с Буолем, но, был ли у него 30 мая обеденный перерыв, он не помнит. Руководителем следственной группы, указания которого следователь Фоменко выполнял, был Большунов, подтвердил свидетель Фоменко. «Его просьбу подписать протокол вы расценивали тогда как распоряжение, которое вы должны были выполнить?» — уточнил Украинцев и получил утвердительный ответ. «Давал ли он вам указания передать Буолю запрещенные к нахождению на территории СИЗО предметы? Передавали ли вы Буолю запрещенные предметы? Не помните, задерживался в тот день кто-нибудь за обнаружение запрещенных предметов?» — все три вопроса адвоката Украинцева, заданные подряд, прокурор Морковина потребовала снять, но Фоменко успел ответить на них отрицательно.

«Давал ли вам Большунов указания передать Буолю запрещенные к нахождению на территории СИЗО предметы?»

«А как вам стало известно, что Большунов ждет вас внизу?» — поинтересовался второй адвокат Солодкина-младшего Александр Петров. «Я не помню, — сообщил Фоменко. — возможно, кто-то зашел и сказал. Кто-то там всё время ходил». На вопрос, как чувствовал себя Буоль в тот день, он ответил, что тот жалоб не высказывал, к медикам не обращался, самочувствие было нормальное. Адвокат Солодкина-старшего Светлана Ткаченко спросила, по какому, собственно, делу работал следователь Фоменко. «По делу Буоля и Трунова». — «Номер дела помните?» — «Не помню». — «Ну Солодкины в нем были?» — «Да», — подумав, подтвердил Фоменко. — «Большунов был в какой группе?» — «Которая направляла в суд дела по Буолю и Трунову». — «Сколько по времени Большунов допрашивал Буоля, можете сказать?» — «Около часа, по моим ощущениям».

«Александр Сергеевич, вы на многие вопрос моих коллег сейчас ответили „Не помню“, — обратил внимание Фоменко адвокат Солодкина-старшего Михаил Книжин. — Почему все обстоятельства, связанные с Большуновым, вы — помните? Может быть, вас кто-нибудь просил их вспомнить?». Свидетель повторил, почему он запомнил именно этот допрос. «Скажите, кто был руководителем следственной группы по делу Трунова?» — спросил Книжин. «Снимается вопрос, дела Трунова у меня в производстве нет», — сказала судья. «Ваша честь, так у вас и дела Буоля не было, а мы вот, получается, его рассматриваем», — отметил адвокат. «Вопросы в рамках заявленного ходатайства задавайте», — попросила Чуб. Сколько человек входило в одну группу с Фоменко и сколько дней он, по его словам, ежедневно находился в СИЗО, свидетель не вспомнил. «А 27 и 29 мая кто Буоля допрашивал?» — «Я не помню». — «А 30 мая помните», — удивился Книжин.

«Я правильно понимаю, что Большунов больше в СИЗО не проходил, и Буоля больше никто в тот день не допрашивал?» — спросил Николай Украинцев, и Фоменко ответил утвердительно. По его словам, Большунов приехал из следственного отдела «ближе к концу рабочего дня». Фоменко взял у коллеги протокол сам, но не может вспомнить, на скольких листах он был распечатан. Вопросов у Буоля после прочтения не возникло, он сам подписал протокол. Как долго Буоль знакомился с текстом, вписывал ли он что-то своей рукой в протокол и кто проставлял в нем время окончания допроса, Фоменко не помнит. «Весь протокол был напечатан за час в СИЗО? — спросил адвокат Петров. — Лично вы за час сколько страниц напечатаете?» На первый вопрос бывший следователь ответил утвердительно, ответить на второй не смог.

Андрей Андреев спросил свидетеля, как называется документ, который служит основанием для вывода арестованного из камеры в следственный кабинет. Марина Морковина заявила, что «это теоретический вопрос», а «у нас тут не экзамен по теории». «Талон вывода», — ответил Фоменко. Андреев возразил, что так называется внутренний документ СИЗО, но так и не смог дождаться от него словосочетания «разрешение на подъем». «Вы не помните этого? Несколько лет многократно заполняли и не помните?» — спросил Андреев. Его вопросы, изготавливал ли Фоменко протоколы ознакомления Буоля с делом в следственном кабинете и помнит ли он вообще, как распечатывал документы, работая в СИЗО, судья сняла, как не имеющие отношения к заявленному ходатайству. «Где был Буоль, когда вы спускались к Большунову?» — спросил подсудимый. Фоменко ответил, что оставил Буоля одного в кабинете, дверь которого находилась в поле зрения дежурного. «Когда вы спускались к Большунову, вы отметку проставили?» — «Нет, я сказал, что я на пять минут, не нужно меня отмечать. Так частенько бывало», — пояснил удивленному Андрееву Фоменко. С его слов, он действительно отсутствовал не больше пяти минут, при возвращении предъявил на входе свое служебное удостоверение, а «талон второй раз не заполняли».

«Александр Сергеевич, я с вами, наверное, больше всех общался, — сказал Александр Солодкин-старший, — мы много раз встречались, ни разу такого не было, чтобы вы куда-то, как вы говорите, выходили и заходили. И чтобы кто-нибудь приходил в кабинет что-то вам передать, тоже не было. — Фоменко молчал. — Вы так хорошо помните все нюансы с Большуновым, но не помните, куда вы ходили? Никто никуда не уходил, зачем вы искажаете?» Солодкин вспомнил, как он работал с Фоменко после допроса им Буоля, «и к нам зашла Светлана Михайловна, мой адвокат, и спросила, помните, „Что за порошок здесь просыпан?“». Фоменко не вспомнил. Солодкин-младший спросил, не говорили ли при нем Большунов и Буоль о том, что «были утеряны какие-либо материалы его дела». Фоменко ответил отрицательно. «В связи с чем Буоля стали допрашивать после подписания 217-й» статьи УПК РФ об ознакомлении обвиняемого с материалами дела, он сообщить не смог.

Солодкин вспомнил, как работал с Фоменко после допроса Буоля, «и зашла мой адвокат и спросила, что за порошок здесь просыпан»

«Скажите, свидетель, правильно ли, что основанием для вывода арестованного является фамилия следователя?» — спросил Андреев. Морковина попросила снять вопрос, заявив, что подсудимый потребовал от свидетеля «оценки — правильно это или неправильно». «Если была ваша фамилия, а вас не было, мог ли Большунов вызвать Буоля?» — «Прошу снять вопрос, это предположение». — «Но он же [бывший] следователь!» — напомнил прокурору Андреев. «Если Большунов был там [в талоне вывода] указан, то мог», — согласился Фоменко. Андреев рассказал ему, что, согласно справке из СИЗО, Большунов провел в изоляторе чуть более получаса, до 10:47 до 11:22, а Буоля вывели только в 11:15, так что допрашивать его Большунов мог не больше семь минут. Фоменко не нашел, как отреагировать на сведения. Попытаться вспомнить номера телефонов, которыми он и Большунов пользовались год назад, и номер служебного удостоверения Большунова свидетелю не позволила судья Лариса Чуб, сняв эти вопросы Андреева как не связанные с ходатайством.

Адвокат Ткаченко спросила, не было ли у Фоменко каких-либо конфликтов с Буолем («Не было») и почему Буоль утверждает, что его допрашивал именно Фоменко, а не Большунов («Не знаю»). «Когда Большунов уезжал, он вам что-то говорил, указания давал?» — «Нет, просто взял и уехал, ничего не сказал». Защитник Андрея Андреева Татьяна Титова поинтересовалась, кто всё-таки и когда готовил протокол ознакомления обвиняемого с материалами дела. Когда еще Большунов допрашивал Буоля, если 30 мая был, по словам Фоменко, его «первый при мне» допрос? Часто ли Большунов обращался к Фоменко с просьбами передать допрашиваемому протокол допроса для подписи? Судья объявила, что все эти вопросы снимаются, потому что не связаны с ходатайством. «Ваша честь, а как нам тогда проверить достоверность показаний свидетеля? — спросила адвокат Титова. — С чем сопоставить?»

«Вы сообщили, что Большунов допрашивал Буоля, по вашим ощущениям, около часа. Скажите, на чем ваши ощущения зиждятся?» — спросил Книжин. «На предположении», — ответил Фоменко. «А Большунов нам здесь в прошлый раз говорил, что он проводил допрос с 11:15 до 16:25. Как это соотнести с вашими ощущениями? — осведомился адвокат. — Может, вы заблуждаетесь? Почему вы уверены, что это было 30 мая, а не 29-го, не 27-го?» Чуб попросила задавать более конкретные вопросы и не давить на свидетеля. Андреев сообщил судье, что по тому, как снимаются вопросы, может сложиться ощущение, что она не понимает, почему они задаются, потому что сама ни разу не переступала порог СИЗО. «Я переступала порог, — заявила ему Лариса Чуб. — Когда работала в Дзержинском суде. Давайте на личности не переходить, хорошо?»

«Скажите, когда следователь дает обвиняемому на ознакомление и подпись протокол, это является следственным действием?» — спросил Фоменко Андреев. Морковина заявила, что подсудимый вновь хочет, чтобы свидетель озвучил свое предположение. «Какое предположение, он же работал следователем, должен знать, процессуальное ли это действие. Скажите, свидетель», — потребовал Андреев. «Я не знаю», — признался тот. «Но вы ведь следователь!» — даже судья уже не смогла сдержать улыбку. «Скажите, а вы по этим основаниям уволились? Или вас уволили?» — спросил Книжин. «Так, снимается вопрос», — вновь стала серьезной Чуб. «Скажите, факт изъятия у Буоля после вашего ухода двух телефонов и вещества растительного происхождения вам известен?» — спросил подсудимый. «Я не помню», — ответил свидетель. «Не помните? Был такой факт, вы же знаете. Там проводилась проверка, всё это всплывет», — пообещал Андрей Андреев. Александр Фоменко молчал. Вопросов к нему не осталось.

После этого в зал вошел и занял место за трибуной бывший следователь Владимир Большунов. Судья предложила прокурору задавать вопросы. Морковина сказала Большунову, что свидетель Фоменко только что сообщил, как он ездил распечатывать протокол в следственный отдел, и все адвокаты вместе с подсудимыми чуть не задохнулись от возмущения. «Ваша честь, я возражаю! — прогремел Михаил Книжин. — Почему Марина Евгеньевна оглашает свидетелю то, что Фоменко говорил? Почему суд на это не реагирует?!» Инцидент был улажен спустя несколько минут, за которые Чуб успела заявить Книжину в ответ на его «Они в прокуратуре всё уже перетёрли!», что Марина Морковина и Алексей Куликов «сидят и ничего не перетирают», однако замечание прокурору судья в итоге так и не сделала.

«Ваша честь, я возражаю! Почему прокурор оглашает то, что Фоменко говорил? Почему суд на это не реагирует?!»

«Кажется, там по времени неточность. Я полагаю, что всё-таки больше был, — ответил Большунов на вопрос о справке за подписью Робакидзе. — Почему такое время предоставило СИЗО, не знаю. Время моего прихода — да. В части выхода из СИЗО — я не согласен». Морковина спросила, кто заполнял талон на выход. «Честно говоря, не помню, но обычно Фоменко заполнял», — сообщил Большунов. Как и его бывший коллега, он сказал, что 30 мая 2011 года «не оказалось принтера», поэтому «я Фоменко попросил остаться с Буолем и уехал». На вопрос, почему он не стал заходить в СИЗО, когда вернулся, а сказал Фоменко спуститься, Большунов ответил, что оставил сумку со служебным удостоверением в следственном отделе, и поэтому попросил «заходящего человека» найти в изоляторе его коллегу и передать, что он ожидает внизу. В документе, когда Большунов вручил его Фоменко, еще не было подписи ни Буоля, ни следователя.

Николай Украинцев спросил, почему раньше Большунов не помнил, был ли у него в следственной группе человек по фамилии Фоменко, а сейчас смог сказать даже, что тот «обычно» делал. «После окончания прошлого допроса я сам долго вспоминал тот день», — объяснил Большунов. Адвокат попросил сообщить, обязан ли был Фоменко выполнять его распоряжения. «Или обжаловать, — кивнул Большунов. — Согласно УПК. Вы хотите проверить, знаю ли я УПК?» — «Хочу проверить правдивость показаний», — пояснил Украинцев. «В чём? В УПК?» — улыбнулся Большунов. «Вы ответьте на вопрос, — прервала его судья. — Должен был Фоменко выполнять ваши указания?» «Законные — да, или обжаловать».

Когда Большунов покидал территорию, где находятся следственные кабинеты, работники СИЗО ни о чем его не спрашивали, и сам следователь ничего им не говорил. Про Буоля в кабинете он тоже не сказал, потому что «там оставался Фоменко». Распоряжений продолжать ознакомление с материалами дела Большунов Фоменко не отдавал, потому что «у него была своя работа, он и так знал об этом». Чтобы Фоменко расписался в протоколе, Большунов также не просил: «Фактически я допрашивал, а не он. Зачем его подпись была там нужна?» «Когда он вам отдал протокол?» — спросил Украинцев. «Не помню. Либо сразу вынес, либо потом, потому что я уехал», — ответил Большунов. Передать Буолю какие-то запрещенные предметы он Фоменко не просил, и ему неизвестно, были ли такие факты. «Наркотическое вещество растительного происхождения зелёного цвета» в конкретном вопросе Андреева Большунов также не вспомнил.

Светлана Ткаченко спросила, была ли забытая сумка единственной причиной не заходить в СИЗО. «Другой причины быть не могло», — ответил Владимир Большунов. «Какая необходимость была в этот день завершить допрос? Почему нельзя было на следующий день привезти распечатанный протокол?» — «У меня было желание завершить его именно в этот день». Александр Солодкин-младший попросил вспомнить, был ли уже Фоменко в СИЗО, когда Большунов выводил Буоля для допроса, и тот не смог ответить. «Как же так? Столько было знаменательных моментов в тот день, — принтера не оказалось, вы сумку забыли, — а об этом вы не помните», — не поверил Солодкин.

Книжин напомнил Большунову, что на прошлом допросе он давал иные показания и говорил, что подпись Буоля под протоколом появилась при нем. «Почему сейчас всё изменилось?» — спросил адвокат. «Первый раз я не знал в принципе, о чем меня будут допрашивать, — сказал Большунов. — Уголовное дело большое, допросов было много, я всех обстоятельств точно не помнил, а потом начал сопоставлять...» «А нам, адвокатам, суд говорит: „Ребята, много или мало, какая разница, вы всё должны помнить“, — усмехнулся Михаил Книжин. — Но вам же показали протокол, какое время там указано, вы видели и всё подтвердили! Тогда вы говорили, что распечатали протокол в СИЗО...» «А вы помните, что делали 30 мая 2011 года?» — поинтересовался Большунов, но судья Лариса Чуб попросила его не задавать вопросов. «Адвокат прав, и вы это знаете. Другие показания вы давали», — заметила она, и Большунов вынужден был с ней согласиться.

«Адвокат прав, и вы это знаете. Другие показания вы давали», — заметила судья, и прокурор вынужден был с ней согласиться

Андрей Андреев спросил, почему в протоколе допроса не было сделано отметок о многочасовом перерыве, во время которого Большунов ездил в следственный отдел. «Я не могу ответить», — сказал тот. «То есть вы нарушили УПК? Вы дали поручение Фоменко выполнить следственные действия до конца, значит, получается, он закончил следственные действия? Почему в протоколе не указан Фоменко?» — спросил Андреев, больше похожий в этот момент на прокурора, чем на подсудимого. Адвокат Петров спросил Большунова, как тот ухитрился напечатать за час, как он сам теперь утверждает, десять страниц текста. Большунов ответил, что просто быстро печатает. «То есть вы успевали задавать вопросы, выслушивать и печатать ответы, при этом потратить на всё это час? А за семь минут десять страниц вы напечатали бы?» — спросил Петров. Большунов подтвердил, что не смог бы. Адвокат Украинцев спросил, докладывал ли он своему руководителю о том, что ездил в следственный отдел, оставляя Буоля с коллегой. «То есть об участии Фоменко никто не знал?» — уточнил у Большунова Украинцев. «Видимо, да», — согласился тот.

Солодкин-младший поинтересовался, зачем Большунов, оставивший Буоля на три-четыре часа и не указавший это в протоколе, проставил в нем время обеденного перерыва. «Я не готов ответить на этот вопрос», — сказал Владимир Большунов. «Когда вы выходили, вы показали работникам СИЗО служебное удостоверение?» — спросил Солодкин. «Я показал удостоверение, а записали или нет, я не знаю», — ответил Большунов. Солодкин напомнил, что в справке из СИЗО указано время выхода 11:22, а сам бывший следователь утверждает, что это ошибка, и он, придя в 10:47 и начав допрашивать Буоля в 11:15, поехал в отдел не раньше чем через час после этого. «Я вот и не пойму — вы не проходили мимо них, а они взяли и раньше вас записали! — указал на еще одну нестыковку подсудимый. — Я еще понимаю, если бы позже».

Большунов молчал. «Скажите, как вы составили протокол? В соответствии с УПК?» — спросила его сама Лариса Чуб. «УПК позволяет составлять протокол допроса позже...», — сказал тот. «Вы, — повторила судья, — составляли протокол в соответствии с УПК?» «Не совсем», — согласился бывший следователь. Чуб спросила, знает ли он, что доказательство, полученное с нарушениями УПК, признается судом недопустимым. Владимир Большунов подтвердил это. «А вы сами-то как считаете? Допустимое ли это доказательство?» — задала судья вопрос о протоколе допроса Буоля, и сотрудник окружного управления Генпрокуратуры РФ Большунов фактически согласился с тем, что протокол следует исключить из списка доказательств по делу, как того требуют адвокаты. «А прокурор готова дать свое заключение по ходатайству?» — поинтересовалась Светлана Ткаченко, когда Фоменко и Большунов уже покинули зал судебных заседаний. «Нет, конечно», — ответила Марина Морковина, сообщив, что озвучит мнение прокуратуры в пятницу, 30 ноября.