«Три сестры» в «Красном факеле»: «Не одна диссертация будет написана по поводу этого спектакля»

11 Сен 2015, 15:21

Спектакль «Три сестры» по пьесе Чехова на жестовом языке представил на сцене новосибирского театра «Красный факел» его главный режиссер Тимофей Кулябин. Зачем из «театральной Библии» изъяли речь, как на это отреагировали первые зрители и есть ли в постановке социальный подтекст, узнала Тайга.инфо.

Премьера чеховских «Трех сестер», которых Тимофей Кулябин репетировал с артистами два года, открыла 96-й театральный сезон «Красного факела». Все билеты на них были забронированы и раскуплены задолго до первого показа, а сам спектакль идет на так называемой камерной сцене театра — зрителей рассаживают на большой сцене, здесь же происходит и действие.

«Первые репетиции начались еще в декабре 2013 года. Ко мне давно пришла идея сделать такой спектакль, где бы мы попробовали некоторым образом исключить из зоны восприятия зрителя или поменять один из ключевых элементов. В данном случае этот элемент — речь, — рассказал перед пресс-показом режиссер. — Я думал поставить классическую пьесу по правилам, но отделить зрительный зал от сцены, к примеру, звуконепроницаемым стеклом, чтобы вы ничего не слышали и построить спектакль так, чтобы вы понимали, что происходит. Но позже эта идея переродилась в то, чтобы поставить спектакль на жестовом языке».
Кулябин пояснил, что «Три сестры» — хрестоматийный текст, практически «Библия драматического театра», поэтому работать с этой пьесой, претерпевшей массу интерпретаций, невероятно тяжело — постоянно находишься в зоне цитаты уже поставленного до тебя. «Но когда мы начали репетировать на языке жестов, проблема сама по себе ушла, потому что изменился способ общения, способ контакта и, по большому счету, весь спектакль, как это принято сейчас говорить, классический — мне не пришлось менять ни действующих лиц, ни сюжета, ничего переворачивать, — заявил режиссер. — В этом спектакле я не занимался интерпретационным театром».Ставя «Трех сестер», Кулябин-младший сверялся с первой постановкой пьесы в Художественном театре, которую сделал Константин Станиславский в 1901 году: «Самое интересное, что мы делали сцены, потом открывали „Режиссерские экземпляры Станиславского“ и смотрели на то, как это было сделано у него. И я вам скажу, что 50% совпадало с партитурами Художественного театра». Таким образом, у «Красного факела» получилось действительно классическое прочтение Чехова, пусть даже его герои и пользуются мобильными телефонами и пишут друг другу смс.

Актерский труд Кулябин оценил как «грандиозный». «Артистам пришлось заново учиться говорить и ходить, потому что привычные для них коммуникации и приемы игры не работали, — отметил он. — Хочу сказать, что это реальный жестовый язык, и герои говорят текст Чехова так, как если бы его произносили слабослышащие люди. Это все по-настоящему, здесь в этом смысле нет ни секунды вранья».
Новичок труппы Илья Музыко, который играет в спектакле Андрея Прозорова — брата трех сестер — рассказал, что столкнуться с жестовым языком было интересно, но самое сложное — это не выучить его, а сделать так, чтобы «твои руки передавали твою мысль, соответствовали скорости, которая предполагает сцена»: «По-другому здесь смотришь на общение с партнером, на сцене ты весь как сенсор, воспринимаешь все не только зрительно, но и осязательно».

В спектакле действительно не говорят в обычном смысле этого слова практически все герои, но в нем есть своя звуковая партитура, которая складывается из скрипа половиц, смеха, рыданий, музыки, выстрелов, колокольного звона, побоев и падений. Директор «Красного факела» Александр Кулябин привел мнения некоторых первых зрителей спектакля в Екатеринбурге: «Это, как многие утверждали, стало событием в театральной жизни. Ведущие критики говорили, что не одна диссертация будет написана по поводу этого спектакля. Большая часть зрителей восприняли его с интересом и восторгом». При этом он признал, что на экспериментальную постановку в нынешних экономических условиях потребовалось немало затрат и мужества.
У постановки сам собой возник и некий социальный посыл, хотя изначально у Кулябина не было задачи рассказать о жизни слабослышащих людей, выбранный прием был театральной условностью. «Но когда мы начали погружаться в эту среду, то выяснили, что все герои прозоровского дома могли быть слабослышащими, — поделился постановщик. — Есть среди них и военные, и музыканты, и учителя — у нас в буклете большая глава про профессии слабослышащих. И то, что, в конечном счете, возникает и социальный правильный подтекст, только добавляет ему ценности».

Консультанты по культуре глухих Тамара Шатула и Вероника Копосова рассказали журналистам, что спектакль им понравился, но для этого пришлось проделать большую работу с артистами, чтобы те научились не просто говорить на жестовом языке, но и показывать свою индивидуальность и правильно выражать эмоции. Пришедшие на пресс-показ зрители приняли премьеру довольно тепло, хотя были и те, кто ушли после первого акта. У некоторых оставшихся до конца также не выдерживали нервы, по крайней мере, только так можно расценить смеховую истерику на средних рядах посреди третьего действия, когда происходит пожар в уездном городе, а между героями в дыму и темноте обесточенного прозоровского дома разыгрываются ключевые драмы.
«Я скептически отношусь к тому, что говорят о героях Чехова: что они друг друга не слышат, ничего не делают, что они — образованная, но бессмысленная интеллигенция, которая не способна к жизни, — ответил режиссер на вопрос о его отношению к расхожей характеристике чеховских персонажей. — Я ставлю спектакль, репетирую, и у меня возникают свои ощущения, и у артистов свои, и они принадлежат только нам. У меня нет ощущения, что они друг друга не слышат, нет ощущения, что они ничего не делают. Я боюсь общих мест в искусстве, потому что искусство заканчивается там, где начинается общее место».

Судя по афише на сайте «Красного факела», билетов на «Трех сестер» нет ни на один осенний спектакль, но можно записаться в «Лист ожидания».

Подготовила Маргарита Логинова