Петров отказался оговаривать причастных к делу «Интерры»: «Сев в тюрьму, перестал ее бояться»

14 Дек 2015, 09:55

Вопрос о продлении ареста экс-управляющего партнера агентства «Б-52» Дмитрия Петрова по делу «Интерры» решался 14 декабря. На суд оказывается давление, чтобы он провел в заключении шесть лет, заявил обвиняемый, призвав судью «поступать сообразно совести». Тайга.инфо публикует выступление Петрова.

Заседание прошло в Заельцовском районном суде Новосибирска 14 декабря. Гособвинение посчитало, что Петров может «скрыться от судебного следствия», и попросило оставить его под стражей до 16 марта 2016 года. Он был помещен в СИЗО в марте 2014 года.

Адвокат Петрова Елена Шиповалова предложила изменить меру пресечения на несвязанную с заключением под стражу. По ее словам, когда подзащитный находился под подпиской о невыезде, он ни разу не нарушил условий и ежедневно являлся к следователю для ознакомления с материалами дела.

Кроме того, Шиповалова обратила внимание суда на последнее послание президента России Федеральному собранию, в котором он призвал реже заключать бизнесменов под стражу во время судебного следствия, потому что это отражается на деловом климате страны и приводит к разорению компаний, что и произошло с агентством «Б-52» Петрова. Аналогичное заявление с просьбой отпустить Петрова под залог сделал новосибирский бизнес-омбудсмен Виктор Вязовых.

Тайга.инфо приводит речь Петрова, который не стал просить избрать ему другую меру пресечения и призвал поступить судью «по совести». Марина Матиенко в итоге оставила его в СИЗО до весны 2016 года. 

«Насколько я понимаю происходящее, речь идет не столько о продлении на три месяца моего пребывания в СИЗО, сколько о процессуальной позиции гособвинения и, возможно, суда на все время процесса.

22 июня 2015 года в ходе, как потом определил областной суд, незаконного судебного слушания было принято якобы законное решение о продлении моего заключения под стражу до 16 декабря. Давайте посмотрим, что было сделано за эти полгода: прошло порядка 30 заседаний, в ходе которых были допрошены представитель потерпевшего [начальник управления маркетинга и внешнеэкономической деятельности минэкономразвития региона Александр] Митин и всего шесть свидетелей обвинения, которые на большинство вопросов отвечали „не знаю“, „не помню“, „не в моей компетенции“.

На момент вынесения приговора, когда будет решено, виновен я или нет, я отсижу в тюрьме уже более шести лет

Если судить по первому полугодию нашего судебного процесса, учитывая только список свидетелей обвинения из 75 фамилий, исследование довольно большого количества материалов дела, допросов свидетелей, подсудимых, возможных экспертов, прения сторон, можно предположить, что судебный процесс продлится не менее пяти лет.

Напомню, что речь идет об одном эпизоде дела о якобы похищенных 2,7 млн рублей. На момент же вынесения приговора, когда будет, наконец, решено, виновен я или нет, а доныне я пока юридически не виновен, я отсижу в тюрьме уже более шести лет. Иначе как незаконными репрессиями в отношении меня я эти действия назвать не могу. <…>

Об этом уже много говорилось, я упомяну лишь об одном характерном признаке. Один эпизод дела состоит из 206 томов. Список свидетелей обвинения содержит 75 фамилий. Когда есть дело, то это — 10–20 томов, но никак не 206, когда дела нет, тогда 206. Это явный признак, что дело сфабриковано. Отсутствие события преступления маскируется горами бумаги и толпой якобы свидетелей. Еще одна цель стороны обвинения — максимально затянуть сроки процесса.

Сторона обвинения не представила ни одного доказательства, которое обосновывало бы мое нахождения в тюрьме. Нет никаких фактов того, что я могу скрыться от суда или, что я буду заниматься преступной деятельностью, уничтожать свидетелей или доказательства. <…>

Напротив, есть факты, опровергающие необходимость содержания в тюрьме. Во-первых, семь месяцев следствия, во время которых я безукоризненно выполнял обязательства о явке и надлежащем поведении. Во-вторых, 12 дней на свободе в марте 2015 года, которые были у меня благодаря решению судьи облсуда Бирюковой и во время которых я не допустил ни одного нарушения подписки о невыезде. В-третьих, я не представляю никакой общественной опасности, подтверждением этому служат многочисленные характеристики, отзывы и более 1,3 тыс. подписей, поставленных под обращением о замене мне меры пресечения.

Содержание под стражей влечет за собой нарушение моих прав, в том числе гарантированных Конституцией. Я не говорю про свободу и неприкосновенность личности — гарантированное право, ладно, Бог с ним. Но нарушается мое право на защиту и доступ к правосудию. Судом фактически отказано мне в возможности исследовать материалы дела на цифровых носителях. Помимо этого, содержание меня под стражей приводит к затягиванию сроков судебного разбирательства.

Не только я, но и мои родные, близкие, друзья, все те, кто наблюдает за этой ситуацией, избавляются от последних иллюзий относительной нашей судебной системы

Продление моего содержания под стражей предрешает не только вопрос о моей виновности или невиновности, что в корне противоречит закону, но и, по сути, определяет нижнюю границу моего наказания. На момент оглашения приговора я могу провести в тюрьме более шести лет, в то время как нижняя граница за инкриминируемое мне деяние — ноль.

Чем дольше срок моего пребывания в тюрьме, тем острее встает вопрос об адекватности принимаемых судом решений. Люди, интересующиеся происходящим, все чаще задают вопрос: „Каковы истинные мотивы этого театра абсурда, и когда завершится это инфернальное действо?“ В ходе судебного процесса нам неоднократно давали понять, что вопрос об освобождении меня из-под стражи решается не в этом зале.

Тогда возникает вопрос, кто принимает решение по моему тюремному заключению. Нельзя ли пригласить их в этот зал и поговорить с этими людьми? Что это за человек или группа лиц, которые могут диктовать свою волю судье, назначенному указом президента России? Не содержится ли в их действиях коррупционной составляющей или иных признаков уголовного преступления?

Ваша честь, давайте просто пригласим этих людей в зал, зададим им вопросы! Пусть они изложат свою позицию. Если она законна и обоснована, чего им бояться и скрывать свои имена и лица? Я считаю, что на фоне нынешних коррупционных скандалов, связанных с руководством Генпрокуратуры и Следственного комитета, выявление фактов незаконного давления на независимый суд — наш с вами гражданский долг. Мы просто обязаны внести свою скромную лепту в дело очищения судебно-следственной системы от скверны, коррупции и беззакония.

Люди, которые посадили меня в тюрьму и продолжают удерживать в ней, совершили, на мой взгляд, стратегическую ошибку. Они рассчитывали сломать меня, подавить мою волю, растоптать чувство собственного достоинства, измотать меня и моих близких годами судебно-следственной волокиты. Они рассчитывали и до сих пор рассчитывают, что я начну оговаривать себя и других, они называют это „признать вину“, поскольку именно мое признание вины прикроет все беззаконие, которое они совершали на протяжении последних лет в так называемом „Деле Интерры“.

Но эти люди просчитались. Все вышло ровно наоборот. Есть такая старая арестантская присказка: „В тюрьме сидеть — тюрьмы бояться“. Дело в том, что страх тюремного заключения гораздо страшнее самой тюрьмы. Оказавшись в тюрьме, я перестал ее бояться, и вместе с тем я увидел истинное лицо нашего государства во всей красе его судебно-следственной системы. Мои убеждения и принципы окрепли, я стал сильнее. Более того, не только я, но и мои родные, близкие, друзья, все те, кто наблюдает за этой ситуацией, избавляются от последних иллюзий относительной нашей судебной системы. Государство, не соблюдающее свои собственные законы, обречено.

Я не буду, ваша честь, ходатайствовать перед судом об изменении мне меры пресечения, понимая бессмысленность этого ходатайства. Ваша честь, поступайте сообразно вашей совести и чести».

Ярослав Власов