Адвокат Сергей Голубок: «Следователи редко думают о том, на кого они работают»

07 Ноя 2016, 11:53

Насколько велик в обществе запрос на судебную справедливость, эффективны ли пытки при расследовании уголовного дел, почему в России не исполняются решения ЕСПЧ и что с этим делать? Адвокат и эксперт по международному праву Сергей Голубок рассказал Тайге.инфо о проблемах российского правосудия.

Тайга.инфо: Когда Конституционный суд в апреле 2016 года впервые разрешил не исполнять решение ЕСПЧ по делу «Анчугов и Гладков против России», стало казаться, что россиянину скоро уже некуда будет обратиться с жалобой на несправедливость отечественной судебной системы.

— По этому поводу есть много отрицательных оценок, они вполне оправданы, и это решение, которого не должно было быть, просто потому, что у Конституционного суда (КС) страны нет полномочий подвергать сомнению решение Европейского суда по правам человека (ЕСПЧ). Решение по Анчугову-Гладкову стало следствием другого решения, которое было вынесено еще прошлым летом по запросу группы депутатов Госдумы, когда КС сам себе выдумал полномочие-де-факто отменять решение ЕСПЧ. И он этим полномочием воспользовался, но это единственный случай за год.

Недаром первым запросом стал запрос об избирательных правах заключенных, потому что та же самая проблема сейчас есть в Великобритании, я имею в виду дело Херста, на которое КС сослался в своем постановлении. Правда, в Британии это решение было принято Палатой общин, а не судом, то есть оно было политическим, а английские суды никогда не говорили и вряд ли когда-то скажут, что не будут выполнять решения Европейского суда.

Поэтому ничего положительного в этом, конечно, нет. Но все-таки КС подчеркнул, что, по умолчанию, пока не будет решено обратного им же, решения ЕСПЧ исполнять надо. Так что отмена решений ЕСПЧ через КС — это не такая большая проблема, как неисполнение решений Европейского суда без всякой отмены их Конституционным судом, и мы видим огромное количество решений по самым разным вопросам, которые не исполняются, потому что не исполняются. Это как в части мер индивидуального характера (приговоры не отменяются, решения по гражданским делам не пересматриваются), так и в части мер общего характера.

Есть множество ситуаций, когда требуется принятие мер общего характера, то есть изменение законодательства, а этого никто не делает, и не важно, что это решение не отменялось через КС. Есть масса других гораздо более важных проблем, чем голосование заключенных, в том числе неоказание им медпомощи, но ничего не делается кроме выплаты компенсаций. Единственное, что железно делается во исполнение решения ЕСПЧ, — это выплачиваются компенсации.

Нам всем надо понимать, что права человека — это не сакральные фразы, а предпосылки для свободного общества, которое может расти

На самом деле, сама наша Конституция указывает, что права и свободы человека и гражданина в России признаются и гарантируются согласно общепризнанным принципам и нормам международного права, а такие нормы как раз содержатся в Европейской конвенции. То есть наша Конституция инкорпорирует в себя нормы Европейской конвенции, и Конституционный суд по целому ряду проблем не раз высказывался именно в этом духе. Противоречия нет, оно выдуманное, а даже если бы оно было, это не снимает с России обязанности выполнять решения ЕСПЧ в силу Конвенции.

Тайга.инфо: Так почему не исполняются решения ЕСПЧ? Почему так?

— Это вообще вопрос №1. Мне кажется, нужно понять, что исполняться решения будут, когда и государство, и общество поймут, что это в их интересах.

Например, под пытками, а мы на семинаре с новосибирскими адвокатами обсуждали пытки, получаются не только аморальные, но и недостоверные доказательства. Есть масса исследований, которые показали, что люди, которых пытают, дают недостоверные показания, просто потому, что под пытками они могут сказать что угодно или, даже если захотят сказать правду, в силу стресса не смогут ее вспомнить.

То есть пытки помимо того, что они незаконны и аморальны, еще и неэффективны как средства получения доказательств. Так же и свобода слова нужна, чтобы государство принимало более обоснованные решения. Есть прямая связь между свободой слова и экономическим ростом. Нам всем надо понимать, что права человека — это не сакральные фразы, а предпосылки для свободного общества, которое может расти. Мне на это ответят, что есть Сингапур или Китай, где ситуация другая, но я считаю, что насчет этих стран еще слишком рано делать выводы, насколько у них там все хорошо.

К сожалению, сейчас в Европе прослеживается тенденция, когда отдельные государства в политических целях пытаются нанести ущерб авторитету ЕСПЧ. Совсем недавно Тереза Мэй, премьер-министр Великобритании, выступила с инициативой сделать оговорку из Европейской конвенции, и эта оговорка, на мой взгляд, не будет соответствовать Конвенции: запретить подавать жалобы, связанные с поведением британских военнослужащих за границей. Этой весной она предлагала Великобритании выйти из Совета Европы, и это нанесло серьезный ущерб ему. Пока этого не произошло, и я не думаю, что произойдет, но подобная риторика была невозможна пять лет назад, и она есть сейчас. И таких действия со стороны западноевропейских государств мы видим все больше и больше. Ну, что делать, такой исторический момент.

Я думаю, исполняться решения ЕСПЧ будут, когда общество этого захочет и поймет, что это в его интересах. Может быть, это будет позже, может быть, этого не будет никогда. Волшебного решения здесь нет, мгновенно это не произойдет.
Европейский суд по правам человека. Фотография с официального сайта

Тайга.инфо: Обществу, у которого одна из главных пословиц «От сумы и от тюрьмы не зарекайся», даже странно ценность прав человека объяснять.

— А мне и кажется, что в нашем обществе в том числе и этой пословицей утверждается запрос на правосудие намного больше, чем в других обществах, потому что доверие к судам ниже, чем оно могло бы быть. Если вы поговорите с разными людьми и будете спрашивать их не про права человека, а про справедливость, правосудие, то увидите, что запрос огромный. А «права человека» — термин политизированый, когда его произносят, все сразу представляют себе либеральную оппозицию. Но политизирован этот термин теми, кто нарушает права человека — этот механизм использовался и в Америке, и в других странах: чтобы дискредитировать саму идею, ее политизируют. Но от этого обычное человеческое желание добиться справедливости не исчезает, правда есть очень мало институтов, куда за ней можно обратиться. Недаром существуют различные суррогаты вроде общественных палат, потому что формальные институты, предусмотренные Конституцией, не очень работают. Но запрос на справедливость есть как со стороны консерваторов, так и с другой стороны.

Это вообще самое главное, что предоставляет государство. Мы можем представить себе государство без армии, без министерства культуры, вообще без всего, и единственная функция, без которого не будет государства, это суды. Особенно по уголовным делам. Даже гражданское правосудие можно аутсорсить, а уголовное правосудие — это центральная функция государства, более того, она возникла до того, как возникло государство. Еще в догосударственных обществах были механизмы, похожие на механизмы уголовного правосудия. Обычно этим жрецы занимались, и наказания были жесткими — от изгнания.

Тайга.инфо: Кажется, сегодня к судьям тоже относятся как к жрецам — преимущественно боятся.

— Жрецы эффективны, когда им верят. Не просто боятся, а еще и верят. По этому поводу говорят: правосудие должно не только отправляться — люди должны видеть, как оно отправляется. И это должно вызывать доверие. У нас суды боятся оправдательных приговоров. А не так важно, какой приговор — важно, каким образом он достигнут. И это задача судов — убеждать общество, что приговор учел все точки зрения.

Опять же, если есть поговорка про тюрьму и суму, значит, люди к этому небезразличны и воспринимают правосудие как такую же ценность, как экономическое благосостояние, а кроме этого видят, что между ними есть связь. Это как приплыть в Африку, где все ходят босиком, и сказать: «Здесь огромный рынок для обуви». А можно сказать: «Как плохо, здесь никто не купит обувь». Так же и у нас с правосудием. Вопрос в том, способно государство или нет удовлетворить запрос на него. Если неспособно, значит, нужно работать над тем, чтобы стать лучше.

Тайга.инфо: Но не видно, что государство считает, что ему нужно становиться лучше. Каждую неделю в редакцию пишут люди, недовольные правосудием, жалующиеся на решения судов, а ведь должны же быть какие-то более эффективные механизмы, чем позвонить журналисту.

— Тут есть несколько уровней. Если говорить о микроуровне, то одним из механизмов является жалоба в ЕСПЧ, и если Европейский суд признает, что приговор вынесен после несправедливого процесса, то это чаще всего приводит к тому, что приговор отменяется. Но процесс длится многие годы, и отмена приговора происходит уже, в основном, когда человек уже отсидел. С точки зрения эффективности это ограниченный вариант, но, тем не менее, такой механизм существует.

Вы не можете обеспечить процесс легитимный с точки зрения результата, если у обвинения и защиты разные возможности

А самый лучший механизм — это хороший адвокат как можно раньше. Если опытный защитник вступает вовремя, то выше вероятность того, что человек будет сидеть меньше, даже если и получит обвинительный приговор. Нужно приглашать адвоката не когда приговор вступил в законную силу, а в самый первый момент, когда человек задержан. Чем раньше, тем лучше! Это лучший способ предотвратить, во-первых, пытки, во-вторых, те показания, от которых потом будет не отказаться, в-третьих, это возможность выработать хорошую тактику по соглашению со следствием.

Конечно, адвокат — не панацея, но возможность смягчить эффект. Илья Новиков по этому поводу говорит, что современная адвокатура — паллиативная. Но и так тоже неплохо: если человека невозможно спасти, это не значит, что ему нельзя помочь.

Тайга.инфо: Если ЕСПЧ — не макроуровень, то что тогда?

— Макроуровень — это публичное обсуждение вопросов правосудия, и в этом смысле обращение к журналистам не менее важно, чем к адвокатам. И обсуждать это надо на уровне структуры. На мой взгляд, состояние российского уголовного правосудия — это один из самых хорошо охраняемых секретов. Ситуация патовая, но люди об этом не задумываются, а когда задумываются, уже слишком поздно. А аспектов тут масса: состояние следственных изоляторов, качество следствия, качество судебного рассмотрения и адвокатуры. Я вижу центральную причину проблем в том, что, несмотря на возможность, после того, как Советский Союз закончился, судебная реформа не была проведена.

Последняя судебная реформа в России была при Александре II в. 1864 году. После этого некоторые фасадные изменения еще были произведены — Россия ратифицировала Европейскую конвенцию по правам человека, появился Конституционный суд — но это добавленные моменты. То, как работает районный суд, никак не изменилось по сравнению с СССР. В Советском Союзе суд был частью правоохранительной системы, элементом конвейера, который начинался с сотрудника милиции. И, поскольку судебной реформы не было, российский уголовный процесс структурно не соответствует требованиям XXI века.

Тайга.инфо: Что это за требования?

— Центральное — это состязательность. Вы не можете обеспечить процесс легитимный с точки зрения результата, если у обвинения и защиты разные возможности, потому что справедливость — это, прежде всего, возможность участвовать в принятии решений.

Есть же две модели. Первая — состязательная, когда доказательства приобретают какую-то ценность только в суде. Все, что происходит до суда — это сбор материалов для суда, а приобщаются они к материалам дела и обсуждаются в суде. У нас же есть стадия предварительного расследования, и когда приходит защитник, ему нужно объяснять суду, что его доказательства должны быть приняты во внимание, а доказательств обвинения — они уже в деле. Такая модель — инквизиционная — тоже может быть, она и существует во многих европейских, латиноамериканских странах. Она возникла в современных Италии, Франции, Испании.

Инквизиционная модель — когда у вас на стадии предварительного расследования есть функция по сбору доказательств, закрепленная за определенным должностным лицом. Но тогда это должностное лицо должно быть независимым, чтобы стороны обвинения и защиты состязались перед ним на стадии предварительного расследования.

Такое должностное лицо существовало в дореволюционной России, это Порфирий Петрович в «Преступлении и наказании», он сам не полицейский, он судебный следователь, который ведет расследование, будучи независимым чиновником. В такой модели материал, который независимый следователь приносит в суд, уже был объектом состязаний на стадии предварительного расследования.

У нас же — кентавр: с одной стороны, нет состязания в суде, потому что есть досье, принесенное в суд, с другой стороны, нет и состязания на стадии предварительного расследования, потому что даже по тексту УПК следователь не является независимым должностным лицом, он представитель стороны обвинения и подчиняется руководству следственного органа, он не независим. Думаю, большинство следователей редко и мало думают о том, на кого они работают. Обычно они думают, что работают на свое начальство.

Тайга.инфо: И никто не думает, что они работают на правосудие и справедливость?

— Да, они должны работать на общество, на страну, но у них, к сожалению, ощущение, что они работают на начальство. Еще они думают, что своими жалобами и ходатайствами защита мешает им работать, потому что они «пакуют» дела. Такое состояние дел не может удовлетворять. И большая ошибка считать, что все это проявляется лишь в резонансных делах — на самом деле, это системная проблема, касающаяся всех.
— Я бы не сказал, что берет отчаяние. Как раз потому, что это повод для общественного диалога, этот диалог должен рано или поздно состояться. Это вопрос жизнеспособности государства. В любом случае, сейчас это обсуждение громче, чем было раньше. Мы видим общественных деятелей, которые эту тему поднимают, а 10 лет назад это не обсуждалось совсем. Была же в 90-х концепция судебной реформы, и провал ее был связан с тем, что общество совершенно не чувствовало необходимости в ней, оно выживало в смысле еды и не видело связи между судебной реформой и продовольствием. Если общество сейчас не протестует против этого, значит его все устраивает.

Тайга.инфо: Чтобы такой протест начался, нужно, чтобы с каждым вторым Кафка случился?

— В общем-то, да. Я считаю, что если с человеком случилась Кафка, то он либо с ума сошел, либо стал сильнее. Никому не советую, но от этого не зарекаются, это часть человеческой жизни. Просто стратегически мы должны понимать, что экономический рост связан с правосудием не только по уголовным, но и по гражданским делам. И офшоры, в которые предприниматели выводят активы, — это ведь не только способ избежать налогообложения, но и способ судиться друг с другом в английских судах. Значительная часть гражданских дел, которые рассматриваются английскими судами, — это споры между кипрской компанией и компанией с Виргинских островов, собственники которых — Иванов и Петров, потому что они сознательно выходят в иностранные суды. И я их за это не критикую, я понимаю, зачем они это делают.

Тайга.инфо: Если вернуться в Новосибирск, то что происходило здесь? Вы же приехали на тренинг для адвокатов, организованный Комитетом по предотвращению пыток?

— Комитет по предотвращению пыток (КПП) фокусируется на насилии со стороны полицейских при производстве предварительного расследования. И они помогают потерпевшим, у которых нет права на бесплатную юридическую помощь. У стороны защиты, у обвиняемого, подозреваемого есть право на какого-никакого, но адвоката, оплачиваемого государством. У потерпевшего такого права нет вообще. Для многих из них, пострадавших от пыток, от изнасилований, отсутствие бесплатной юридической помощи — это настоящий барьер при доступе к правосудию. И КПП помогает этим людям, адвокатам, которые такие дела ведут, иногда сам выступает в качестве представителя потерпевших по таким делам, старается, чтобы дело не попадало в ЕСПЧ и добивается привлечения виновных к ответственности в России. И у них это получается.

КПП смотрит на Новосибирск как на регион для распространения своей деятельности, хотя коллеги говорят, что здесь у вас пытки в полиции не так распространены, как у других регионах.

Тайга.инфо: Значит, просто меньше говорят об этом.

— Я тоже так подумал. Может быть, это не является системным явлением и не всех бьют, но уязвимые группы есть, это представители национальных и иных меньшинств, которые могут подвергаться большему насилию, и любых других меньшинств. Нет ни одной страны, где пыток нет. Вопрос в том, как государство реагирует на них. Европейская конвенция требует эффективного расследования пыток, и мы говорили о том, какие требования Европейский суд предъявляет к эффективному расследованию, как в случае необходимости жаловаться в ЕСПЧ.

Я думаю, здесь, как и везде, есть проблемы, о которых мы уже говорили. Когда Россия присоединялась к Европейской конвенции, были завышенные ожидания, мы требовали от нее того, что она в принципе не могла дать. Она не может быть драйвером изменений — она может предлагать рецепты. Драйвером изменений может быть только само общество — никакие внешние силы никогда и нигде не могут обеспечить изменений, и заблуждаются те, кто думает иначе.

Беседовала Маргарита Логинова