© Из личного архива. Ольга Варинова

Глухие, которых многие по ошибке приравнивают к недалеким, — это лингвистическая общность, а не инвалиды, но инклюзивное образование в России — часто «грустная история». Завлабораторией жестового языка НГТУ Ольга Варинова рассказала Тайге.инфо, зачем обычные новосибирцы находят общий язык со слабослышащими.

Тайга.инфо продолжает серию публикаций, посвященных жизни глухих в Новосибирске, созданных в рамках медиаэкспедиции образовательного проекта Silamedia.

Лингвистическое меньшинство, а не инвалиды

«Я уже в пять лет знала, что надо отрезать моему папе, а что зашить моей маме, чтобы не рожали таких, как я», — смеется руководитель Лаборатории жестового языка Института социальных технологий и реабилитации Новосибирского государственного технического университета (ИСТР НГТУ) Ольга Варинова. Она родилась в семье глухих, но сама — слышащая. Жестовый язык — родной для нее, и она обучает ему других: «Он стал моим первым языком. Звучащая речь у меня появилась позже».

Институт социальных технологий и реабилитации — единственное в регионе специализированное образовательное учреждение, где могут получить высшее образование люди с ограниченными возможностями здоровья, в частности в инклюзивной форме. В ИСТР НГТУ учатся более 300 студентов из различных регионов России — от Сочи до Камчатки. Лаборатория жестового языка, которой заведует Варинова, открывалась для того, чтоб переводить образовательные программы НГТУ для глухих и слабослышащих учащихся, но сегодня сюда приходят и просто желающие освоить жестовый язык.

«Люди учат его как английский, французский, немецкий, — поясняет собеседница Тайги.инфо. — Кто-то — из любопытства, а кто-то — потому что рядом с ними — в буфете, в общежитии, в одной группе — глухие ребята». Посещают такие курсы и родственники глухих, часто — мамы неслышащих детей. Недавно записалась взрослая девушка, у которой пожилой папа начал терять слух: пришла, чтобы научиться самой и научить папу. Те же, кто хочет заняться переводом профессионально, получают в НГТУ среднее или высшее образование.

Во всем мире таких людей, как Ольга, называют CODA — от английского «child of Deaf adult» — слышащий ребенок глухих родителей. В английском слово Deaf — «глухой» — пишется с большой буквы, как национальность. В Америке глухота уже около 15 лет не входит в раздел дефектологии в отличие в России. Глухих не рассматривают как людей с нарушениями, их видят как представителей другой культуры, как лингвистическое меньшинство.

«У нас неправильное отношение к этому из-за того, что всех инвалидов убрали подальше, — поясняет Ольга. — Школы для особенных детей находятся у черта на куличках. В результате люди не видят инвалидов вообще и не умеют корректно на них реагировать».

Не стоит бояться слова «глухой» и заменять его синонимами, считает Варинова: «Мы делаем это, потому что в русском языке это слово в этимологическом ряду стоит рядом со словами „тупой”, „недалекий”, часто используется как оскорбление. Но называть глухих глухими — корректно. Не нужно пытаться назвать их каким-то другим словом».

Язык формирует восприятие мира и менталитет, говорит Варинова, и они отличаются у слышащего и глухого. «Так же, как у носителей разных мировых языков будут отличаться мировосприятие, культурные нормы. Наша речь — линейна. Я не могу, например, сказать одновременно два слова. Или три. На жестовом языке я могу прямо сразу показать, как мы с вами сейчас сидим», — объясняет переводчик.

Образность жестового языка хорошо видна на примере имен. Их могут произносить, используя дактиль [пальцевый алфавит], но друзьям и известным людям всегда дают какое-то образное, узнаваемое имя.

Жестовое имя Путина похоже на утиный нос, а у Трампа русского имени пока нет

«Имя зависит от многих особенностей. Моя девичья фамилия Черноваленко, и она никого не цепляла . Вот у слышащих — в лицее, в школе, — да. Там Черный валенок — нормально. А в мире глухих не прижилось. Когда я пришла сюда работать, некоторые знали моих родителей, поэтому меня назвали вот так [показывает бегло жест, в котором можно узнать усы]. Дочь усатого. Потом сделала коррекцию зрения, меня стали звать Операцией. А когда замуж вышла и стала Вариновой, то меня стали звать жестом „варить“, ну как бы Повариха».

Жестовое имя Путина похоже на утиный нос. А вот у Трампа имени в России пока нет, произносят по буквам. В интернете видно, что глухие американцы придумали ассоциацию с его летающей челкой. «Но пока это не устоялось, не прижилось. Язык — живой, много меняется», — улыбается Ольга.

Русский жестовый язык признали государственным в 2012 году, но на его распространенность в обществе это пока не очень повлияло. Сегодня обучение происходит по методикам 1972 года, а до этого жестовый язык уничтожался. «При всей моей любви к родине, мы в этом смысле хуже Африки», — с горечью говорит Варинова.

«В метро на нас показывали пальцем и называли обезьянами»

В 2013 году в России приняли новый закон об образовании. Дети и молодые люди с инвалидностью получили право поступать в абсолютно любой вуз, и даже шире — в любую образовательную организацию, начиная со школы. «Какое-то количество глухих пошли в школы рядом с домом, вернее, родители отправили их туда, — комментирует Варинова. — Но если человек пришел в общеобразовательное заведение получать инклюзивное образование из коррекционной школы — история получается совсем грустной. За 18 лет работы могу сказать, что родители, у которых есть ребенок с инвалидностью, просто не знают, что со своими детьми делать».

Смириться с тем, что ребенок не слышит, родителям бывает очень трудно. Часто в случаях, когда глухота не лечится, и можно сохранить только то, что уже дано, мамы фанатически носятся по врачам, теряя время. А если дети уже неслышащие, с ними нужно разговаривать мимикой, жестами как можно раньше.

«Инклюзивное образование хорошо, если только глухим обеспечивают перевод на русский жестовый и учитывают их особенность, культурные нормы, мировосприятие», — утверждает Варинова. Например, в Европе принято, чтобы в одном классе учились как минимум двое глухих: «Потому что получение информации должно обсуждаться, и не с педагогом или переводчиком — у них другая задача».

«Родители, у которых есть ребенок с инвалидностью, часто просто не знают, что со своими детьми делать»

Случалось, что в колледж при ИСТР НГТУ после 9 класса поступали студенты без инвалидности, 1 сентября приходили на учебу, а 5-го уже забирали документы.

«„У меня в группе инвалиды, я не могу с ними учиться”, — цитирует студентов Ольга. — Видят, что по коридору коляски ездят: „Мама, я не пойду туда: там инвалиды”. Или мама сама говорит: „Что, там глухие? Ты туда не пойдешь!”»

Сейчас психологи в НГТУ работают со студентами, чтобы настроить их на совместную работу и чтобы они были морально готовы к однокурсникам с инвалидностью.

«Было бы неплохо повсеместно класса с четвертого рассказывать ученикам о детях с инвалидностью. Говорить, что они вообще есть, воспитывать нравственность . Но опять же, педагог должен быть лояльный сам, а не читать лекцию из-под палки, — уверена Варинова. — Раньше как было? Мы — группа переводчиков — едем в метро. Нам удобно не напрягать горло, общаться жестами. А на нас показывали пальцем, называли обезьянами».

В детстве, когда Ольга ездила с родителями в общественном транспорте и общалась с ними жестами, окружающие, которые не подозревали, что она слышит, говорили: «Что за уродов нарожали!» «Теперь молодежь пишет в соцсетях: “В Макдаке на Студенческой глухие общаются, „руками машут”, смотрите, как прикольно, — отмечает Варинова. — Значит, отношение общества меняется».

По данным ВОЗ, около 10% населения Земли имеют различные нарушения слуха, из них 2–2,5% — тяжкие. Точной статистики по слабослышащим и глухим в России нет (называется цифра порядка 13 млн), но ясно, что многие из них чувствуют себя в своей стране иностранцами — далеко не все объекты транспортной и социальной инфраструктуры оборудованы элементарной бегущей строкой. При этом спрос на переводчиков русского жестового огромный, а подготавливают их лишь в немногих вузах.

В Америке тем временем уже довольно популярна новая профессия — глухой переводчик жестового языка. Они нужны, например, на трансляциях крупных мероприятий. Слышащий спикер говорит, напротив него в зале сидит слышащий переводчик, который переводит на жестовый один в один, глухой переводчик, в свою очередь, транслирует информацию уже не слово в слово, а адаптированно для глухих людей. «Но мы еще к этому не пришли, — вздыхает Варинова. — У нас государство не настолько богатое».

Подготовила Ольга Черникова
Фото — из личного архива Ольги Вариновой

Читайте также: Интуиция вместо слуха — почему глухие новосибирцы ведут себя на дороге ответственнее, чем слышащие