Иван да Марина: как дождаться мужа из сибирской тюрьмы
Большая часть российских заключенных — мужчины, многих на воле ждет женщина, иногда не одна. Одни снисходительно называют их «ждули», сами они часто зовут себя «зао» — заочницы. Тайга.инфо поговорила с жительницей Новосибирска об отношениях на расстоянии, здравоохранении за решеткой и унижении всех, кто туда попадает, даже если приехал на свидание.
Марина: звонок с зоны
Марина не знает, как номер ее телефона попал в тюрьму, но однажды ей стали названивать оттуда сразу двое. Сперва говорили: «Девушка, у вас приятный голос». Потом: «Отправь фотку».
«Я была молодая, но уже очень злая на мужиков, и мне было интересно их за нос водить: и одному говорила, что его люблю, и второму. Они были друзьями и оба были должны мне деньги, — вспоминает девушка. — Обещали отдать, но не отдавали. Естественно, все, что они говорили мне — „любимая“, „родная“, „хочу семью и детей“ — стоило в одном случае 300 рублей, а в другом — 1000. Они названивали, просили еще денег, но я считала, что мое развлечение уже оплачено».
Созвоны с парнями продолжались до тех пор, пока третий их сокамерник по имени Иван не сообщил ей, что звонят «возлюбленные» с камерного телефона, постоянно его занимая, и не попросил их унять. Марина ответила, что, раз ему это мешает, пусть он и наводит порядок. С тех пор те двое постепенно притихли, зато звонить начал Иван — «просто поговорить за жизнь».
Когда Марина попала в больницу, и ей вырезали яичник, ее парень «с воли» расстался с ней со словами «а чего с тобой делать теперь, раз у тебя яичника нет». Иван же звонил каждый день и успокаивал, а в конце концов подарил кольцо, чтобы не расстраивалась. «Пришел родственник кого-то, кто вместе с ним сидел, мы сходили в ювелирный магазин, я выбрала кольцо, и Ваня его оплатил. Кольцо было не единственным подарком. Он дарил мне цепочку, золотой браслет и перед Новым годом, когда еще не знал, что его осудят, подарил шубу. У него были деньги. Параллельно звонкам он стал писать мне письма, — говорит Марина. — После кольца я начала ходить на его суды».
Иван: две ходки
Отношения Марины и Вани начались, когда он сидел в СИЗО №1 Новосибирска. Марина говорит, что первый раз он сел, потому что они с пацанами вскрыли гараж: «Ему семнадцать тогда было, остальные были совершеннолетние, сказали ему: „Ты малолетка, возьми на себя“. Пока суд да дело, ему стукнуло восемнадцать, и он сел на восемь лет. Хороший был гараж, большой. В 26 освободился, в 28 сел обратно».
Второй раз Ивана посадили за тяжкие телесные повреждения: побил мужика за украденный у соседки по коммуналке телефон. «Ваня решил за девушку заступиться. Помахал кулаками, телефон вернул, но побитый им человек попал в больницу. Если бы Ваня не был ранее судим, никто бы дело не стал заводить, — уверена Марина. — Но если ты сидел, то ты всегда „попадаешь“».
На свободе Иван занимался грузоперевозками и был женат на другой женщине, но она не захотела ждать окончания срока — его осудили на семь лет. Учитывая год, проведенный в СИЗО, он вышел на свободу через шесть лет после знакомства с Мариной. А расписались они через два года после его первого звонка.
«Сначала просто общались, а потом решили пожениться, чтобы видеться, — объясняет она. — Он настоящий, я настоящая. Мы стали семьей, просто не жили вместе».
По словам Марины, Ваня никогда не тянул из нее деньги, как тянут некоторые заключенные из своих «зао». Играл в карты и был финансово независим, присылал цветы к 8 марта, а ей не приходилось «брать три кредита», чтобы содержать его в колонии.
Помощь требовалась, скорее, организационная, в том числе тесному сообществу таких же, как она, ждущих женщин: например, рассказать родственникам, что можно, а что нельзя в передачках. «Однажды в колонию просто перестали принимать лекарства от родни, и человек с астмой умер, потому что ингалятор не взяли. Администрация говорила, что они все закупают сами, но человек их закупки не дождался, — вспоминает Марина. — Но мы все равно ухитрялись что-то передать. Я покупала в нечеловеческих количествах сухофрукты, аспирин, парацетамол и анальгин. Брала ступочку, толкла таблетки и заправляла порошок аспирина в курагу, парацетамол в чернослив, анальгин в изюм, вымачивала это все и так довозила до зоны. Потом лавочку прикрыли, потому что наркоманы тоже воспользовались нашей методикой и стали складывать в курагу наркотики».
Марина: нашла бы нормального мужика
Супругам полагалось три длительных (по два–три дня) и три краткосрочных свидания в год — они ничего не упускали.
«Мы не ссорились: ни когда он сидел, ни когда вышел. До Вани я была глубоко разочарована в мужчинах. Всех, кто был до него, интересовали другие аспекты жизни: вкусно ли я готовлю, можно ли у меня занять денег, можно ли зайти по***ться (заняться сексом — прим. Тайги.инфо)? Что я думаю — это никого не волновало, — сокрушается Марина. — А он меня слышал, понимал, любил, мне было, с кем поговорить, поэтому меня не волновало, что будет потом».
Вот только друзей у нее кроме самых близких почти не осталось — мало кто понял любовь Марины к зэку. Иногда в кругу общения появлялись новые девочки «по тюрьме», с которыми можно было обсудить предстоящие свидания и туманное будущее, но многие из них разочаровывались в отношениях на расстоянии через месяц, через год. «Они говорили: „Я нашла нормального мужика, к которому можно прижиматься по ночам и готовить ему борщ“», — объясняет Марина.
Родные Марины тоже не были рады ее браку с заключенным. Когда у ее родителей спрашивали, замужем ли Марина, они отвечали, что нет, хотя она уже была расписана с Иваном.
«Если ты ждешь кого-то из тюрьмы — ты второй сорт, с тобой что-то не так, — говорит она. — Да и сами мужчины так нередко считают. Когда девочки с ними ругаются, доказывают, что они достойны того или сего, зэки им в ответ говорят: „Была бы достойна — нашла бы нормального мужика“».
Обстоятельства их жизни, и правда, нельзя было назвать нормальными. Марина хлебнула унижения от системы исполнения наказания, даже не будучи судимой. На досмотрах перед свиданиями ее раздевали догола и просили присесть на корточки. Однажды в колонию к Ване в Тогучин она приехала во время месячных — сотрудники ФСИН раздербанили использованную прокладку. «Это было жутко стыдно, — вздрагивает Марина. — После меня была девочка с грудным ребенком, так с него сняли памперс и залезли ему пальцем в жопу».
Но со всем этим можно было справиться, пока получалось разговаривать и переписываться с Иваном, которому про Марину «все было интересно».
«Я до него и я после него — это два разных человека. Когда мы начали встречаться, я была неуверенная в себе. Он был первым, кто сказал: „Ты же девочка. Почему у тебя нет сережек и колечек?“ Когда мне вырезали яичник и говорили, что я не стану мамой, у меня была жуткая депрессия, я чувствовала себя пустоцветом. Он единственный сказал: „Никого не слушай, все у тебя будет, а если и не будет, то что?“ — объясняет она. — Каждый день говорил, что я ему нужна, что не бросит меня. И вся эта забота, конфеты и букеты были до самого конца. Даже когда он в туберкулезном диспансере лежал, мы бегали на берег гулять».
Иван: турбоВИЧ
Ближе к концу срока Иван чувствовал себя неважно: кашель, температура, слабость. Как-то он позвонил Марине и велел сдать тест на ВИЧ. Ей пришел отрицательный результат, ему — положительный, и он предложил расстаться. «Я ответила: „Нет уж, давай поговорим об этом на свободе“, — вспоминает Марина. — У него оказался набор болячек: ВИЧ, тубик, гепатит. Ну, были наркотики когда-то в его жизни».
Когда Иван вышел, жить вместе им было негде. Ни родители Марины, ни бывшие соседи Вани по коммуналке не согласились бы приютить молодую семью. Последние главным образом потому, что Ваня был болен туберкулезом. Поэтому Марина сняла квартиру.
«Он после освобождения нихрена не понимал. При росте 1,87 м весил 51 кг, температура держалась 38,7, он задыхался, сил не было никаких. Я была так наивна, что думала, если мы вызовем скорую, то его заберут в больницу сразу. Вызвала, диспетчер уже записывала адрес, а потом спросила: „Это он кашляет?“ — „Да“. — „Мы не поедем“ — „Почему?“ — „Ну, у него же туберкулез? С туберкулезом только по направлению в больницу“».
137599 Сколько человек умирают от туберкулеза в Сибири
В больницу Марина с Иваном пошли своими ногами, там им сказали, что у бывшего заключенного нет на руках никаких документов из колонии, подтверждающих болезнь: «Сдайте мочу, кровь, мокроту, нужно дождаться анализов, а флюорограмму мы вообще сегодня не делаем… Где-то через месяц место будет».
Видя по состоянию Ивана, который с трудом ходил, что месяца у них в запасе может и не быть, Марина кинулась в колонию за выписками из медкарты, потом начала осаду минздрава, чтобы добиться места для мужа в тубдиспансере. Через две недели жалоб в министерство и Росздравнадзор Ваню положили в больницу.
«Я не боялась заразиться, я вообще себя не ощущала отдельно от него и думала, что мы теперь вместе до конца жизни, и что мне терять тогда? — вспоминает Марина. — Я принимала профилактическую противотуберкулезную терапию, конечно. Потом уже через девять месяцев сделала флюорографию, и было затемнение в легких — все-таки подцепила туберкулез».
С момент освобождения прошло чуть больше полугода. Из-за ВИЧ у Ивана отказал иммунитет, и, несмотря на лекарства, туберкулез быстро «доедал» его. Он уже не вставал с больничной койки, поэтому, чтобы угостить Марину клубникой, договаривался с соседями по палате.
«Он вышел в ноябре, а умер в июне. Я была рядом в этот момент. Он задыхался, блевал кровью, я тоже была вся в крови, искала врачей, у которых была планерка, санитарка загоняла меня обратно в палату, — плачет Марина. — Потом меня взяли меня за плечи, вывели. Я попросила: „Помогите ему, ему же больно“. А они ответили: „Уже все“. Я сказала: „У него губы шевелятся!“ Ответили, что это судороги».
Марина: прикрытый фонарик
После смерти Вани прошло три года. Первое время Марина старалась не оставаться одна, много времени проводила с друзьями. Потом начала ходить к психиатру, потому что ей очень хотелось за Ваней. Попробовала встречаться с другим мужчиной, но часто рассказывала ему, что очень скучает по мужу и как он похож на мужа. «В итоге я от него забеременела. Он, правда, настаивал на аборте, но я отказалась, потому что раньше у меня был диагноз „бесплодие“, и беременность моя — вообще чудо», — говорит Марина.
С рождением дочки Марину немного отпустило ощущение, что она — это свет, а смерть Вани — это как будто фонарик прикрыли рукой и мешают ему светить. Сейчас жизнь в целом наладилась: дочка растет здоровой, Марина стала волонтером в детском доме, занимается репетиторством, пытается строить новые отношения. Но Ваня, видимо, навсегда с ней.
«Почему так? Зачем я ждала его? У меня есть ответ, но я не уверена, что его можно верно понять. Меня целиком, до краев, заполняло ощущением, что меня любят. Такой, какая я есть. Это ощущение делало меня абсолютно счастливой, — признается она. — И еще — сильной. Оказалось, что я могу очень много, потому что в меня верят. Мне казалось, что я была солнцем в его мире. Это очень ответственно — быть чьим-то солнцем, но это заставляет тебя расти».
P.S.: Около 600 тыс. человек содержится, по последним данным ФСИН, в российских колониях, колониях-поселениях и СИЗО.
Текст: Маргарита Логинова
Видео: Кирилл Канин
Письма из личного архива героини