«Не снимайте нас! Мы же застрелим еще!»: как живет Барабинск после ЧП в колледже
Люди здесь не привыкли к понятию «опасность». За калиткой бегают дети. Да и чем может быть опасность для тех, у кого отец, дед или брат охотник? Когда местный пацан учится держаться в лодке и стрелять раньше, чем говорить? Маленький город, незапертые двери, незапертое человеческое сознание. Оксана Мамлина с очерком о Барабинске и его трагедии, обесценивании человеческой жизни, о привычке русских к опасным игрушкам и страданиях детей.
Мне жаль, что маленький городок Барабинск чаще всего если и мелькает в интернете, то в разделе криминальных хроник. Я хотела бы снимать бесконечно и писать о рыбаках, об озерах Чаны и Сартлан, об истории загадочного и малочисленного народа бараба. Когда-нибудь я обязательно это сделаю. А пока трясусь в вагоне плацкарты по печальному поводу: один из учащихся барабинского филиала НКТТ им.
Барабинск встречает жгучим ветром и запахом копченой рыбы. На перроне продают всякую. Думала — чановская, но, как оказалось, везут из Омска. На отлов местной стоит запрет. Чей запрет, не поняла, да и не вникала, если честно.
Здравствуй Барабинск! Иду искать тот самый пресловутый колледж, попутно снимаю город, нахожу его очень милым и спокойным.
Бабуля с внучкой обсуждают, что приготовить на ужин. Перебегающему дорогу коту кричат: «Кузька, а ну домой!» Люди, открыто улыбаясь, подсказывают дорогу к училищу: пройдете елочки, потом Ленина, потом свернете на тропинку. Умудряюсь уйти в другую сторону. Меня все носит и носит по городу, по его маленьким дворикам с сохнущими простынями и кругленькими клумбами тюльпанов. А ведь в больших городах уже давно никто не сушит белье на улицах.
Калитка барабинского интерната даже не закрыта. Люди здесь не привыкли к понятию «опасность». За калиткой бегают дети. Да и чем может быть опасность для тех, у кого отец, либо муж (брат, сват, дед) охотник? Когда местный пацан учится держаться в лодке и стрелять раньше, чем говорить? Маленький город, незапертые двери, незапертое человеческое сознание. Это в большом городе детей учат не говорить с незнакомцами, а в маленьком… «Здравствуйте тетя, куда Вы идете? Пойдемте, мы Вас отведем! А Вы в своей газете напишете про нас?» «Обязательно напишу», — отвечаю. Окольными путями, минуя местную достопримечательность, памятник Ленину, оказываюсь у колледжа.
Чистые, причесанные, по форме одетые пацаны курят неподалеку. Побеленные поребрики, набухшие почки сирени… Два студента ковер трясут возле крылечка общежития. Внутри колледжа все как положено — пропускная система, металлоискатели. Каждого знают поименно. В колледж не пускают, да я и не рвусь, метод не мой. Зачем идти туда, где уже побывал не один журналист и народ и без того здорово напуган. Стою на улице, мне просто интересно, как живет маленький проулок маленького городка.
Не верится, что в эти кусты сирени еще неделю назад прыгали из окон до смерти напуганные люди, ломали ноги, спасались, как могли. Поражает даже не само случившееся, а фон — спокойный и по-домашнему милый… Смерть, когда она часть общей картины войны и разрухи, кажется обыденной, а смерть среди гладковыкрашенных стен обычной «шараги», в которой до этого много поколений дралось, мирилось, ссорилось, училось, расставалось и встречалось вновь, кажется очень нелепой. И нет правых и виноватых. Есть пострадавшие. На месте этих мальчишек могли быть любые другие, да и город мог бы быть любым. Просто все сложилось, сошлось в одной точке, показав слабину и непрочность системы в этом месте. Либо ее отсутствие.
Почему между мальчишками были трения? А где вы видели пацанов без трений??? Почему оружие оказалось в доступе? Потому что в городе, где большинство мужчин охотники, это почти норма, об этом уже говорилось. У проблемы всегда есть слагаемые, здесь их более чем достаточно.
Мальчишка—студент закрывается рукой от камеры: «Не снимайте нас! Мы же гады, застрелим еще!» Только что в машину сел один из раненых парней, на костылях. Видимо допрашивали в том злополучном кабинете.
Случай со стрельбой в Барабинске не единственный: в 2015 году двадцатипятилетний житель города Владимир Зыков разобрался с шумными соседями с помощью карабина «Сайга 410к», двое убитых и двадцать два года колонии строгого режима.
Можно бесконечно задаваться вопросом: почему убил себя? Вероятно, до этого был какой-то сценарий, о котором теперь можно только догадываться. Дедовщина? Она в «жеухе» была всегда, по рассказам людей, окончивших это училище. Бывало всякое: и группа на группу дрались, и в общаге были разборки, но как-то всегда все мирно заканчивалось, а тут… Возможно, мальчишка оказался не таким, как все. Близкими характеризуется как скромный, тихий подросток, неконфликтный и немного замкнутый. Добавить сюда соцсети с возможным «подталкиванием» к самоубийству, ружье в свободном доступе и… картина Босха завершена. Барабинск с его ружьями на сцене, четвертый акт. Ружье по закону жанра должно выстрелить, на пути у ружья оказались дети, по сути такие же — в «свободном доступе» … Всё сработало… Оно само так вышло…
Куйбышевская школа номер четыре, где учился погибший, ничем не отличается от обычных школ. Педагоги напуганы, охранники — еще больше. Кадеты из специализированного класса ходят по двору в камуфляже, девчонка с ранцем за спиной читает надпись на мемориальной доске о расстрелянных здесь белогвардейцах. От магазина прямо на меня мчится пацан с игрушечным пистолетом: «Тыщ, тыщ!!!» Чешет дальше — игра такая.
В России много таких игр было. Была игра «тыщ, тыщ» с белогвардейцами, была с фашистами, страшная, кровавая, политическая игра, «тыщ — тыщ» с афганцами, «тыщ — тыщ» с чеченцами… Для русских оружие, как игрушка. Чужая жизнь по сути ничто. А в последнее время и своя обесценена. Когда рушится общество, в первую очередь не дома и дороги страдают, а дети, потому что они слабое звено. Гораздо слабее, чем мы думаем…
Текст и фото Оксаны Мамлиной