Это у вас дурдом, а у нас все нормально!
Когда-то Ояшинский интернат располагался в курятниках, а само учреждение называли дурдомом. Сейчас у него новое здание, в котором есть все условия для работы с воспитанниками, уютная площадка на территории и строится бассейн. Но самое главное – то, что внутри. Радость от пары шагов, которые вдруг получились, игра с куклами как достижение, душевные песни о Родине и идеальный порядок как привычка. Оксана Мамлина с очерком о детской искренности и настоящей любви.
До Ояша на электричке час езды. Семь утра, мокрые стекла, слякоть на улице, вокзал, в общем все условия для настроя на работу, все как мне нравится. Пока еду, думаю — что заставляет человека любить? Ладно свое, красивое и родное. А если чужое, больное, слабое? Смотрю в окно. Можно любить Нью-Йорк и Париж за их величие, а за что любить это вот, то что за окном? Только вопреки… Может, это и есть настоящая любовь, без пафоса?
Напротив садится рыжеволосая, со светящимися глазами, почти девчонка, с аппетитом поедает бутерброд из пакета и откручивает термос. Чем дальше от города, тем счастливее и проще народ. Моя станция. Рыжеволосая бежит вперед, растворяется где-то, а я немного растерялась, что с профессиональным фотокором случается крайне редко. Жду желтого автобуса, который довезет меня до конечного пункта назначения — Ояшинского детского дома.
На остановке узнаю, что автобус ушел. Звоню Любови Николаевне Присмакиной, директору этого самого дома, понимая, что мое нытье по телефону будет уже не первым с утра. В ответ получаю короткое: «Ждите. Отправила машину». Жду, топчу ояшинскую лужу носком ботинка… С собой обычный набор — камера, оптика, блокнот и ручка. Маленький деревянный пригородный вокзал в два окошка. Рельсы, шпалы…
Машина подъехала. Через десять минут въезжаем на большую и очень уютную территорию с детской площадкой, охраной и бассейном, который в активной фазе строительства (благодаря организации «Солнечный город»).
Открываю дверь и попадаю в царство шума, топота и смеха, дети разных возрастов что-то обсуждают с воспитателями, кто-то грузится в автобус, уходящий до другого корпуса, кто-то встречается с мамой, кто-то спешит на занятия, либо на ЛФК. Среди кутерьмы — стройная улыбчивая женщина. Любовь Николаевна вышла встретить меня.
Чувствую я себя немного неловко — от важных дел человека отрываю, но все же другой возможности рассказать об этом доме и о людях, которые его делают, не имею и не вижу. На втором этаже мне дают возможность расположиться, попить кофе, позавтракать удивительными булочками с повидлом, которые пекутся в столовой детского дома наряду с чудным хрустящим хлебом с темной корочкой. Мммм!!! В течение пяти минут роскошествую, прихожу в себя после дороги, настраиваю аппаратуру и голову на работу.
В кабинете ЛФК очень живо, катаются мячи, сверху на них прыгают дети, вертикализаторы (это такая штука, которая помогает ставить на ноги детей с ДЦП, коих в интернате немало!) работают, маленькие ножки обуваются в туторы, непослушные ремешки постепенно поддаются и застегиваются, непереступающие ножки под громкий счет педагога переступают: раз, два, три… Сколько радости из-за трех шагов! А сколько удивления на недетском пятилетнем личике! Все перевернулось, мамочка, мир перевернулся, я встал, я иду! Куда, не знаю, может упаду, поэтому боюсь, но иду! Все по-взрослому… А мамочка? Возможно, она смотрит в щелку двери и плачет от радости, а возможно, она не смотрит вообще, потому что оставила своего «особенного» в роддоме, неприкольный он, не получился, мешать будет ее жизненным планам…
«Данька, иди давай, не притворяйся, ты можешь!» И маленький Данька идет, заплетаясь, ухаясь на мяч, хохоча и плача одновременно, падая на руки к воспитателю, Данька познает жизнь и узнает, что есть добро и тепло. Помимо зла.
На одном этаже с уютной комнаткой для гостей располагается маленькая группа, ее называют семейной, это эксперимент, отзыв на постановление премьер-министра Дмитрия Медведева от 2014 года о создании групп с большим количеством воспитателей, которые называются «близкий взрослый», с увеличенным количеством персонала, нянечек к примеру.
В группе тихо. Маленькая Соня лепит из соленого теста блинчик, частичку проворно запихивает в рот¸ хитро поглядывая по сторонам. У девчонок свои кроватки, с тумбочками, в которых хранятся всякие мелочи и свои девичьи секреты. Все обустроено с любовью, и еще с учетом особенностей каждого ребенка. Любимые игрушки, у изголовья фото каждого «жителя» кроватки. Наташа берет меня за руку и уводит к двери… Что это значит, пытаюсь понять. Либо «уходи отсюда», либо «пойдем гулять». В любом случае, пришедшему незнакомцу, наверное, надо найти какое-то определение, в данном случае я незнакомец, стоящий в районе двери с большой черной штуковиной на шее.
Позже мне скажут, что Наташа стала обращать внимание на кукол, кормить, качать, и это в данном случае прогресс! В группу входят Любовь Николаевна и Лидия Васильевна. Пятилетняя Эржена мчится показывать свое хозяйство: кукол, кроватку. Девочка плохо видит, и коллектив детского дома делает все для того, чтобы малышке сделали операцию на глаза. Эржена в переводе с бурятского означает «перламутр, жемчужина». Она и правда, как жемчужинка, яркая, звонкая и солнечная! Покидаем семейную группу, быстро идем по коридорам, проходим гидромассаж, где развалился в ванной вальяжный парень, омываемый со всех сторон целебным потоком воды, и заходим в музыкальный класс.
Они поют! Очень прочувствованно поют о Родине, правильно, почти не подвирая! Смотрю на преподавателя и вижу ту самую рыжеволосую девушку, что уплетала бутерброд в электричке! Те же лучистые глаза, тот же высоко поднятый подбородок и руки, которые, дирижируя, пытаются достать упрятавшуюся тихую детскую душу, чтобы та зазвучала, запела, заговорила. Ей это удается. Поют все! Даже те, кто изначально не мог или в связи с диагнозом не должен был. Здесь вообще многие не должны были чего-либо … Ходить, писать, читать, играть, бегать, рисовать картины, дышать, жить…
В не столь далеком 1998-м Ояшинский детский дом для умственно отсталых детей располагался в курятниках. Туда его перевели из еще более ветхого помещения…
Молодое государство активно развивалось, и слабые дети ему были не нужны. Тогда вообще мало кто кому был нужен. Но именно в тот год по великому стечению обстоятельств в курятники пришла Любовь. Полагаю, она там была и раньше, ибо мир не без добрых людей, но эта любовь была побеждающей! По словам воспитателей, заставших то время, запах аммиака шибал в нос буквально с порога, и, звоня по телефону, люди часто спрашивали: «Это дурдом?» На что Любовь Николаевна отвечала: «Это у вас дурдом, а у нас все нормально!»
Вскоре благодаря депутату Любови Швец, тогдашнему руководителю областного управления соцзащиты Сергею Пыхтину и Виктору Толоконскому, возглавившему регион, было разморожено и продолжено строительство здания неподалеку, уже в 2001 году его запустили в эксплуатацию. Затем — вторая и третья очереди в 2002-м и 2003-м годах. Двести пятьдесят детей были заселены в удобные палаты со всем необходимым! Двести пятьдесят, которые жили… в курятниках… от четырех до восемнадцати лет. Среди них почти половина — неходячие. Я аполитична, но все же хочу спросить, кто там за возврат в Союз? СССР не нужны были инвалиды, как древней Спарте… Только в этой самой Спарте решалось все проще. Экскурс в историю, отступление.
У обитателей «курятников» был свинарник. Но свинина, решили, мясо тяжелое, свиней сменили на коров, помещение перестроили немного, получили свое молоко и более щадящее по пищевым свойствам мясо. Дети, находящиеся на содержании и лечении в детском доме, получают специфические препараты, поэтому продукты должны быть легкими и чистыми. Появилась своя теплица с огурцами, свой большой участок с капустой, картофелем и прочими сельхозкультурами. Взрослеющие воспитанники получили рабочие места прямо при их же доме. В 2010-м году взяли еще и помещения профтехучилища и получили новые площади, возникла идея создать ипподром и освоить методику иппотерапии. В крытое здание ипподрома я приду завтра, а пока в корпус для взрослых — снимать, ужинать, спать.
Три девчонки в столовой проворно таскают тарелки. Это даже не порядок, это немецкий орднунг какой — то! До тех пор пока не поставлена на стол последняя тарелка, никто не сядет есть! Все терпеливо ждут, без ажиотажа и суеты! Аппетит отменный, за день столько всего происходит, что за ужином буквально сметается все! В первую очередь вышеупомянутый ояшинский хлеб, ароматный, тот самый из детства. Сидят ребята по интересам, наверное, жесткого разделения нет, кто-то компьютер обсуждает, кто-то девчонок.
Все, как обычно, напоминает пионерский лагерь, причем образцовый! Заметно, что это не навязанное, а привитое с детства поведение, здесь так принято. Принято мыть пол в палатах и коридорах после ужина. Принято мыть душевые. Принято играть вместе по вечерам, собирать пазл и читать книги, делиться яблоками и чаем. Угощать воспитателей. Некоторые уже совсем взрослые. Воспитатели говорят — отпускаем с болью в сердце и с переживаниями! Куда? Кого — на работу и в большую жизнь, кого в созданную семью (среди воспитанников есть семейные пары с замечательными здоровыми детьми), кого, к сожалению, в психоневрологический интернат для взрослых. У всех разные заболевания и разные степени тяжести.
Иду, покачиваясь от усталости, спать в предоставленную большую уютную гостиную. Девчонки тихо скребутся в дверь — возьмите чай, возьмите печенье, два огурца из теплицы. Кажется, они сейчас отдадут мне свое всё, если я не прекращу общение! Такой искренней доброты поискать — не найдешь! Запершило чего-то в горле… Может, чаю, действительно, перед сном.
Текст и фото Оксаны Мамлиной