Уроки европейских выборов для России. Часть 1
Выборы в Европарламент стали серьезным вызовом не только для Евросоюза, но и для России, вопрос возвращения которой на европейский путь развития в условиях развивающегося экономического кризиса и намечающегося коллапса государственной власти актуален как никогда. Новосибирский историк и политик Дмитрий Холявченко начинает цикл статей, посвященный выборам в Европарламент в контексте новейшей истории Европы и России.
Европа (политическая, а не географическая) очень далека от Сибири. В отличие от москвичей, для большинства сибиряков заграница — это, как правило, не страны Евросоюза, а, скажем, Таиланд, Турция или даже Китай.
Но дело не заканчивается расстоянием. Хоть все мы — часть победившей на Земле европейской цивилизации, именно жители бывшего СССР в течение многих десятилетий были в наибольшей степени вырваны из контекста мировых экономических, образовательных, культурных, технологических и реальных политических процессов.
Деградировавший как государство Советский Союз исчез, «совок» растворился в дешевой массовой культуре и культе потребления, а «советский человек» как социологический феномен живее всех живых. Но, несмотря на имитационный характер российской демократии и неглубокий нервный сон по-младенчески молодых и капризных политических институтов, Россия все-таки в очень значительной степени включилась в мировые экономические процессы, процессы разделения труда, в международную торговлю, научный и культурный обмен, систему интернет-коммуникаций.
Конечно же, можно бы было вслед за внесистемной российской оппозицией говорить о том, что при Путине все эти процессы были обращены вспять, но на самом деле это не так. Пока в России формально не ликвидированы частная собственность, бизнес, рыночная экономика, местное самоуправление и современные коммуникации, мы все равно в какой-то степени движемся навстречу всему человечеству. Хотя и безумно отстаем в темпах, консервируя в моделях взаимодействия государства, человека и общества рудименты тяжелого советского прошлого, банального страха и элементарного отсутствия культуры: политической, экономической и правовой.
Да, простят меня люди, пострадавшие от режима, но в этом, а не в репрессиях или даже коррупции, и заключается главное зло современной системы власти в стране. Эпоха Путина — это период упущенных возможностей, отрицания реальности, комплексной деградации государства и разрыва между технической и гуманитарной культурой человека. Сейчас мы, пользуясь смартфонами, интернетом и новостными потоками, как никогда далеки от понимания смысла и принципов функционирования тех систем — политической, экономической и цивилизационной, которые все эти блага нам принесли.
В такой ситуации средний россиянин более чем кто-либо в мире склонен применительно к политике забивать гвозди точными приборами, в отличие от мира Запада, где точные приборы используют по назначению, и, скажем, от большинства стран Африки, где о точных приборах долго и не слышали. Этот карго-культ эпохи потребления все чаще становится предметом общественного осуждения, но пока еще не захватил собой информационное пространство.
Поэтому понимание политики у нас чаще всего сводится только к электоральному процессу. Подобное редуцирование сути ввиду непонимания коренных проблем остального мира и вырванности из ограниченного контекста мировых политических процессов на долгие десятилетия вообще характерно для российского публичного дискуссионного пространства. И выборы в Европарламент, становясь в неравнодушной к политике среде предметом для обсуждения, страдают в полной мере от этого редуцирования.
Давайте попробуем это исправить, начав практически с самого начала.
Что такое Европа?
Европейский союз сейчас — это практически полноценное конфедеративное государство, в котором 28 национальных правительств во многих вопросах обладают даже меньшими полномочиями, чем администрация кантонов и полукантонов в составе Швейцарской конфедерации.
Евросоюз занимает более половины территории Европы и всего в два с небольшим раза уступает по площади Канаде, Китаю или США. В Европейском союзе проживает более полумиллиарда человек или почти 7% населения Земли. Это существенно больше, чем в любой другой стране мира, кроме Индии и Китая. Так, население Евросоюза в 3,5 раза больше населения современной России. По плотности же населения Европа примерно соответствует Китаю. И так же, как и в Китае, здесь есть как в крайней степени густозаселенные территории — например, долина Нижнего и Среднего Рейна, так и полупустые территории на севере Скандинавии.
Современная Европа — это более 22% мировой экономики, что лишь немного меньше доли США и существенно — почти в 1,5 раза — превышает долю Китая в мировом ВВП. Российская экономика меньше европейской в 11,5 раз.
При этом Европа очень разная и в экономическом, и в этнокультурном плане. Более того, максимальное разнообразие языков, народов и культур как раз и является во многом важнейшим фактором европейского единства. Так, многие малые коренные народы, ирредента, носители ценностей локальных культур и региональных ассимилируемых языков, приверженцы уникальных этнолингвистических идентичностей видят в европейском единстве не только соблюдение общих стандартов, но и защиту своих прав от поползновений национальных правительств.
146980 неизвестная русь и сибирская идентичность
Подобная ситуация привела на политическом уровне к очень серьезному противостоянию двух концепций. Одна из них — это базирующаяся на старых идеях национального государства концепция «Европы наций», которая в самой крайней точки спектра отрицает существование европейского единства как такового, отрицает возможность существования общеевропейского гражданства, а подчеркивает то, что Европейский союз состоит из независимых государств, лишь частично делегировавших некоторые из своих полномочий общеевропейской системе власти. Подавляющая часть евроскептиков придерживается именно этой концепции.
Вторая — это опирающаяся на возрождение региональных языков и локальных интересов мощнейшая концепция «Европы регионов», воспринимающая Европейский союз состоящим не из Франции, Германии, Испании или Италии, а из Баварии, Каталонии, Пикардии, Ломбардии или Трансильвании. В своей наиболее радикальной форме концепция «Европы регионов» реализуется в сепаратистских партиях и движениях, которые выступают за независимость той или иной области, провинции или исторической территории от национального правительства, но ни в коей мере не ставящих под сомнение безусловную ценность европейской интеграции. Самыми яркими примерами радикальной реализации концепции «Европа регионов» являются недавние референдумы о независимости Шотландии и Каталонии, деятельность партии Лига Севера на севере Италии в 90-е годы и сепаратистское движение в Эускади (Стране Басков), Трансильвании или на севере и юге Бельгии.
Второй стороной борьбы основополагающих для европейской политики концепций «Европы наций» и «Европы регионов» стала разница в представлении о той или иной идентичности, интересы которых представлены на политическом уровне. Так, «Европа наций» предполагает более ярко выраженное представление о коренном населении (в том числе коренном не по рождению, а по культурной идентичности) той или иной страны, интересы которого необходимо защищать по праву происхождения. А «Европа регионов» — особенно на низовом уровне — ориентируется по факту на наличное население той или иной территории как динамическую систему. В ситуации подобной идеологической борьбы наиболее важным вопросом становится скорость и степень интеграции иноязычных и инокультурных мигрантов в систему «традиционных ценностей».
Другой важнейшей особенностью функционирования европейской локальной идентичности в последние десятилетия стало стремление не только к сохранению элементов духовной культуры, но и к фиксации уникальности товаров (в первую очередь продуктов питания) в зависимости от места происхождения или производства. Подобная практика — важнейший фактор экономического и культурного развития многих территорий Европы, и формирование соответствующего общеевропейского законодательства становится важным вопросом политики.
Краткая история Евросоюза
Все эти базовые основы современной европейской политики — плоть от плоти реальных потребностей общества, локальных культур, этнических и лингвистических форматов идентичности. Правда, в отличие от США, где вся политика также апеллирует к потребностям и ценностям людей, но исключительно в рамках здравого смысла, некоторые политические движения Евросоюза носят и явно деструктивный ультраправый, левый или ультралевый характер. Но, в общем и целом, европейская политика все же отвечает на важные вопросы развития экономики, общества и человека. И это имеет под собой детерминированные историческим процессом основания.
Если слегка упростить историю европейской интеграции, то истоки Евросоюза можно описать следующим образом: единая Европа была создана планом Маршалла и выросла из декларации Шумана.
План Маршалла — это, возможно, величайшая в истории человечества попытка создать пространство устойчивого экономического развития в качестве базы для политической стабильности и единства. В рамках плана Маршалла США, путем сочетания преимущественно безвозмездной помощи и некоторой доли кредитов, обеспечили существование на территории Западной Европы свободной рыночной экономики, инвестиций в бизнес, гарантий частной собственности, основных принципов конкуренции и ответственных демократически избранных правительств, ведущих стабильную кредитно-денежную политику и имеющих сбалансированный государственный бюджет.
От стран, получающих помощь США, требовалось отказаться от крайних форм социального популизма, выражающегося в раздувании бюджетного сектора и неконтролируемой денежной эмиссии. Безусловно, необходим был отказ от любых валютных и таможенных барьеров внутри Европы между странами и между странами Западной Европы и США. Соблюдение (с целью исключения революций и переворотов) демократических выборных процедур, недопущение в правительство коммунистов.
Принципиально важной была взаимная выгодность реализации плана Маршалла как для США, которые получали доступ на свободный рынок товаров и услуг, функционирующий исходя из экономических, а не военно-политических интересов, так и для Европы, которая получила безвозмездную помощь в размере превышающей 100 млрд долларов США в ценах 2018 года. Но необходимо иметь в виду, что этот формат был во многом навязан странам Европы, которым пришлось ради получения помощи полностью изменить приоритеты. Впервые в истории Европы во главу угла была поставлена экономика, а не политика и не война. А политика стала функционировать в первую очередь для обеспечения экономического развития и поддержания уровня жизни.
Ситуация осложнялась еще и тем, что в 1949 году был создан Североатлантический военный альянс — НАТО — в который вошли США, Канада и большая часть стран Западной Европы при безусловном доминировании Соединенных Штатов.
Подобные политические реалии и принуждение к экономическому благу как к абсолютному приоритету европейской политики, принуждение к интеграции между странами, народы которых еще несколько лет назад считали друг друга заклятыми врагами, зависимость от американской помощи, растущий культ потребления и массовое распространение в Европе ценностей американского образа жизни — все это зачастую вызывало чувство национального унижения и подспудного протеста. Этот протест в дальнейшем реализовался в некоторых направлениях европейской политики.
146886
Однако планом Маршалла все не закончилось. Экономические эффекты плана Маршалла требовали иных форматов межгосударственного взаимодействия и определенной доли объединения ради решения конкретных задач. Менее чем через три года после начала реализации программы американской экономической помощи странам Западной Европы задачи отраслевой интеграции были представлены министром финансов Французской республики Робером Шуманом. Произнося 9 мая 1950 года свою декларацию о создании Европейского объединения угля и стали, отец-основатель Евросоюза говорил о фактической солидарности европейских стран и единой Европе.
В самом начале экономическая интеграция в Европе имела конкретную идейную базу. Сомнения и противодействие же объединению Европы на раннем этапе носило очень часто националистический характер и протест против американского образа жизни. В последующем это идеологическое направление, имеющее крайне пестрый политический характер, стало называться евроскептицизмом и расширять пространство для критики интеграции, охватывая все больше и больше сфер реализации концепции «Единой Европы».
Европейское объединение угля и стали (ЕОУС) было организовано в 1951 году и стало первым успешным опытом создания единого рынка. В 1957 году был подписан Римский договор, созданы Европейское экономическое сообщество (ЕЭС) и Евратом. Также на практике была закреплена основополагающая концепция «Четырех свобод»: свобода движения товаров, услуг, людей и капитала. В 1967 году были организованы единые органы управления ЕЭС, ЕОУС и Евратома.
В 1973 году в ЕЭС вступает Соединенное королевство. Этот факт обычно воспринимается как окончательная победа европейского единства именно в формате ЕЭС, а не альтернативной ему Европейской ассоциации свободной торговли (ЕАСТ), долгие годы возглавлявшейся Великобританией. В 1979 году проходят первые прямые выборы в Европарламент, который, правда, на тот момент обладал лишь незначительными полномочиями.
В 1992 году подписан Маастрихтский договор, который положил начало Европейскому союзу как таковому. Современный вид он приобрел после вступления в силу Лиссабонского договора 2007 года, который, по сути, утвердил статус Евросоюза как конфедеративного государства и субъекта международного права.
Проблемы европейской политики
Одновременно все эти десятилетия выстраивалась и система органов исполнительной власти Евросоюза. Так как национальные правительства целенаправленно шли по пути постепенной передачи все больших полномочий общеевропейским структурам, но при этом не спешили делиться политическими процессами, за последние три десятилетия административная структура Евросоюза приобрела все черты не в полной мере контролируемой законодательной властью бюрократической системы. Именно поэтому возрастающая в последние годы роль Европарламента и нарастание внимания к общеевропейской политике во многом определяется возмущением и протестом против огромной, высокооплачиваемой и часто коррумпированной евробюрократии.
Особенно велик протест против лоббирования не на уровне Европарламента, а на уровне Еврокомиссии — правительства Евросоюза — теми или иными финансово-промышленными группами стандартов и требований к производимым товарам. Результаты этого лоббирования очень часто затрагивают экономические интересы жителей целых районов, пытающихся сохранить традиции своих локальных сообществ и интересы малого и среднего бизнеса новых стран Восточной Европы, не справляющихся с конкуренцией со стороны крупных международных сетей.
С другой стороны, свободное движение людей и полное отсутствие границ внутри Шенгенской зоны, в которую входит не только почти весь Евросоюз, но Швейцария с Норвегией, влечет за собой значительный переток более дешевого труда с востока и юга единой Европы на запад и в центр. Подобная миграция очень часть становится причиной возмущения многих локальных сообществ и социальных групп населения на Западе.
Еще одной проблемой европейской политики стала в последние годы внешняя миграция, особенно усилившаяся после начала гражданской войны в Сирии. Однако не стоит преувеличивать ни фактор сирийских событий, ни «Арабской весны» в целом. Европа давно является крупнейшим в мире центром притяжения мигрантов. Но надо иметь в виду, что внешняя миграция для разных стран Евросоюза обладает своими особенностями, связанными с колониальным прошлым и историческими связями между регионами мира.
147166
Так, в Германии среди мигрантов по происхождению резко преобладают турки, курды, выходцы из Польши, Югославии и бывшего СССР, включая так полностью и не ассимилировавшихся «русских немцев». Во Франции львиная доля мигрантов — это арабы из стран Магриба, хотя доля выходцев из черной Африки, Индокитая или с Ближнего Востока тоже достаточно высока. В Соединенном Королевстве — это уроженцы бывшей Британской Индии, то есть современных Индии, Пакистана и Бангладеш. Но Вест-Индия, Восточная Европа или Африка тоже занимают не последние места. В Италии очень много румын и румынских цыган, албанцев, югославов и арабов из стран северной Африки.
Также в странах Центральной, Западной и Северной Европы очень велика доля людей испанского, португальского и в меньшей мере итальянского происхождения, которые являются потомками мигрантов, которые уехали из родных стран Южной Европы в те времена, когда отставание европейского Средиземноморья от остальной Европы было особенно велико.
Если посмотреть на политику, связанную с мигрантами в исторической ретроспективе, то всегда были политические силы, которые протестовали против приезда чужаков. Однако в 1960-80-е годы протест чаще всего базировался на экономических основаниях. Национальные правительства стран Евросоюза в те времена в наименьшей мере стремились передавать на общеевропейский уровень именно социальный блок вопросов, чтобы контролировать возмущение местного населения против дешевой рабочей силы. Очень часто государственное регулирование рынка труда приобретало социалистический уравнительный характер, что приводило к уходу части доходов в тень, коррупции и снижения конкурентоспособности экономики.
Однако новые волны миграции, которые стали преобладать в XXI веке, создавали с точки зрения настроений в обществе уже совершенно иные проблемы. Это и национальные гетто, иногда базирующиеся на электоральном интересе тех или иных политиков. И иноязычная и инокультурная среда. Падение образовательного уровня мигрантов, снижение скорости их ассимиляции, религиозный радикализм. Нацеленность заметной доли мигрантов не на труд, а на участие в распределении социальных благ приобрела особенно острые черты.
Все эти процессы, наряду с описанной выше проблемой противостояния концепций «Европы наций» и «Европы регионов» сделали иной политическую реальность Европы, выдвинув в качестве альтернативных сил партии и движения, требующие ограничения или даже запрета миграции, отказа от евроинтеграции, перевода массы принятия решения на национальный уровень. Все эти политические процессы отразились и на увеличении роли Европарламента в истории современной Европы.
Однако кроме системных проблем в европейской политике всегда были и серьезнейшие вызовы, возникшие в результате каких-либо процессов, напрямую не связанных с европейской политикой. И в каждую эпоху эти вызовы свои. В следующей части мы рассмотрим те из них, которые стали важнейшими в современную эпоху и во многом определяющими для прошедших выборов в Европарламент.
Продолжение следует…
Дмитрий Холявченко, специально для Тайги.инфо