«Летаргического сна больше нет». Что меняет в России «московское дело»
Солидарность и справедливость как главные ценности общества, суд присяжных должен сменить нынешних судей, а церковь возвращается к народу и больше не боится говорить. Что показало нам «московское дело» и каковы будут его долгосрочные последствия? Аналитика экспертов Тайги.инфо.
Актер Павел Устинов, приговоренный к 3,5 года колонии за применение насилия к сотруднику Росгвардии, освобожден 20 сентября под подписку о невыезде. В его поддержку выступили многие известные актеры и звезды шоу-бизнеса. В программе «Чё» (совместный проект телекомпании НТН24 и Тайги.инфо) обсуждается, есть ли у нас неприкасаемые касты, как церковь возвращает себе прежнюю роль посредника между народом и властью и почему любые примеры солидарности лучше борьбы за права всех несправедливо обиженных.
Приводим расшифровку беседы журналистов Тайги.инфо Алексея Мазура и Евгения Мездрикова с известным социологом, генеральным директором исследовательской компании Tayga Research Александром Баяновым.
Мазур: Сегодня мы говорим о теме, которая важна для всей России — несправедливых приговорах и реакции на них. Речь о так называемом «московском деле». Это уголовное преследование участников (и не только участников) несанкционированных митингов в Москве. Другое событие на этой неделе — это флешмоб российских актеров в поддержку их молодого коллеги Павла Устинова. Его задержали на Пушкинской площади и сначала дали 3,5 года за якобы сопротивление росгвардейцам и причинение травмы одному из них.
Мне кажется, мы становимся свидетелями нового явления. Раньше такого не было — все смотрели на происходящее и молчали. Теперь сначала по делу Ивана Голунова выступили с поддержкой его коллеги-журналисты, потом в поддержку рэпера Хаски выступили рэперы, и вот в поддержку актера Устинова выступили актеры.
Меня уже спросили: а что, получается, у нас есть касты, которые нельзя трогать? Вот выступают в защиту своего, а почему никто не выступает в защиту справедливости в целом? Но, кстати говоря, священнослужители именно так и сделали. Я хочу процитировать их обращение в защиту фигурантов «московского дела»: «У нас вызывает недоумение отказ судьи приобщить к делу видеозапись, доказывающую невиновность Константина Котова и противоречащую показаниям полицейских, которые повторяют друг друга дословно. Мы хотим напомнить всем, кто давал или будет давать показания по этому и другим делам, слова Священного Писания: „Лжесвидетель не останется ненаказанным, и кто говорит ложь, погибнет“ (Притч. 19.9). Лжесвидетельство делает человека соучастником суда над Спасителем, который был также основан на показаниях лжесвидетелей (Мф. 26.60)».
Баянов: Очевидно, что общество начинает болезненно реагировать на несправедливость, оно достаточно чувствительно к тому, что происходит. Уже нет того летаргического сна, в котором оно еще совсем недавно пребывало. И это заметно уже и по исследованиям. Вопрос справедливости становится ключевым. Что интересно в этой ситуации — это, действительно, настоящие процессы солидарности, которые происходят на наших глазах. Атомизированное общество начинает себя ощущать вместе, начинает действовать вместе и высказывать свою позицию. Это очень интересно.
Мездриков: Честно говоря, эта история с задержанным актером и проявлением солидарности — это самая неожиданная реакция, в отличие от дела Ивана Голунова и рэперов. Потому что люди из новостных медиа уже давно ведут себя как активисты, многие из них участвуют в оппозиционных движениях. И в этом смысле, наверное, не так удивило, что журналисты вступились за Голунова.
Но сейчас, когда мы видим Евгения Стычкина и Максима Галкина, которые говорят о несправедливости режима, — это реально срыв башки. Я бы не ожидал такого еще полгода назад. То есть, вполне системные люди, годами работающие с властью на всех ключевых событиях, на концертах, фильмах, постановках, выходят и говорят про беспредел, про то, что не надо сотрудничать с властью больше. Понятно, что это условный постулат, потому что большинство театров, в частности, живут в основном на государственные деньги, но важнее то, что люди, годами бывшие «в официозе», теперь стараются дистанцироваться от власти.
Мне кажется, это какой-то глобальный сдвиг, потому что люди даже такого уровня и достатка осознают, что с этим режимом что-то не так. Когда актеры и в Москве, и в Новосибирске в конце постановок выходят и говорят, что в стране несправедливо поступают с людьми, несправедливо осуждают, задерживают за какие-то мифические, нереальные преступления. Да, в театры у нас ходит не так много людей, но ютьюбом и инстаграмом пользуются гораздо больше, они видят там знакомых себе людей, и, что самое важное, это выход за пределы некой традиционной протестной аудитории. Скорее всего, инстаграм Максима Галкина посмотрят и домохозяйки, и пенсионеры.
Баянов: Я бы еще хотел вернуться к теме с православными священнослужителями. Тоже нонсенс. Впервые, по большому счету, голос Русской православной церкви — снизу, не с точки зрения иерархов — вдруг обрел свою значимость. Среди подписавших обращение — много довольно популярных, медийных священников, которые так или иначе — на ютьюбе или другими способами — рассказывают о вере, проводят катехизис, скажем так, и это тоже очень интересно. Церковь возвращается в свое естественное состояние в обществе, которое она должна занимать. А какое место она занимает? Это, по большому счету, посредник между обществом и властью. Так было — довольно давно, но было в России. И когда происходят такие действительно вопиющие, несправедливые вещи, церковь должна быть с народом, говорить от имени народа, для народа и защищать его интересы перед властью.
148934
Мездриков: Обращу внимание, что впервые за долгое время РПЦ выступила с позиции милосердия. Мы привыкли, что в последние годы официальные представители церкви с предельно консервативных, охранительных, запретительных позиций. Вспомнить хотя бы закон об оскорблении чувств верующих. А теперь мы видим, что одно из ключевых посланий в обращении по «московском делу» — это призыв к милосердию. Это то, чего нашему государству не хватало всегда и не хватает сейчас. И, кстати, обратил бы внимание, что значительная часть подписавших — это служители РПЦ за границей.
Баянов: Да, обращение подписал и Иоанн Гуайта, который открыл двери храма, когда проходила акция протеста в Москве. И многие нашли тогда приют на территории этой церкви. Тоже очень интересный жест. В древности территория церкви — это была священная земля, то есть, ничья земля. И любой испытывающий несправедливость со стороны власти мог найти там приют.
История этого священника тоже очень необычная, потому что он — бывший католик, перешел в православие, принял сан и довольно длительное время уже окормлял православных верующих. В одном из интервью он сказал, что безусловно остается западным человеком, для которого права личности превыше всего. Женя правильно отметил про священнослужителей Западной Европы — они в ежедневном режиме существуют совсем в другой реальности, где права человека это — повседневность даже в бытовых вещах. Для них то, что происходит, — это не просто несправедливость, а рассинхронизация реальности, по большому счету. То есть, такого не может быть.
Мазур: Для меня как раз более поразительным фактом явилось то, что это обращение подписали священники из ряда российских регионов, в том числе сибирских. Даже из Кемеровской области. Это требует гораздо большего мужества, чем подписывать в Бельгии или в Ирландии. Вот вы говорите о справедливости, а есть другое важное слово — солидарность. И мне говорят, что вот, журналисты вступились за своего, а потом не стали вступаться за других осужденных с подброшенными наркотиками. А актеры выступают за своего, а там еще пять человек, которых тоже осудили, но в их пользу они почему-то не высказываются.
Но я хочу отметить, что важно, что солидарность вообще стала появляться — хотя бы в такой узкопрофессиональной форме. Скажем, если все сантехники России вступятся за какого-то сантехника и перестанут ремонтировать трубы, я думаю, на это гораздо быстрее обратят внимание, чем на актеров. В этом смысле хорошо, что хоть кто-то проявляет солидарность.
Но, конечно, восстановление справедливости и системное решение важны, потому что если в России можно осудить человека, на которого напали росгвардейцы, повалили, избили, а ему дать 3,5 года за это, — то, наверное, у нас что-то не в порядке с законом и с судами. Нужно поднимать вопрос об изменении этого закона и введении судов присяжных, если мы не верим больше нашим судьям, которые выносят такие приговоры. Видимо, это следующий этап этой истории — когда мы от частных случаев начнем переходить к системному решению проблем.
Баянов: Здесь ты отметил важную вещь — возвращение субъектности. В постсоветском обществе человек как субъект отсутствовал, по большому счету. Защищать права всех — это очень абстрактно. Защищать права Ивана Голунова или Ивана Иванова — это очень конкретно. Это возвращение субъекта в общественное и политическое пространство. Это крайне важно, потому что общество не просто обретает ориентиры, оно обретает себя в столкновении с конкретным случаем, в защите конкретного человека.