«Новосибирск мог бы возглавить движение переработки мусора». Власть и операторы пока не помогают
С началом мусорной реформы в России вместо новых технологий и раздельного сбора отходов мы видим хронику корпоративной войны. Эксперт объясняет, как перейти от дележа денег к глубокой переработке, что для создания новой промышленности должна сделать власть, почему лучше начинать сортировку не с пластика, а у нас не будет, «как в Японии».
Гостем программы «Чё» (совместный проект телекомпании НТН24 и Тайги.инфо) стал инженер Андрей Степаненко. Ведущие — Алексей Мазур и Евгений Мездриков. Приводим запись эфира и его текстовую расшифровку.
Мазур: Недавно стало известно, что на Гусинобродской свалке поставили линию сортировки мусора, я ее даже видел. Там стоит два вагончика, барабанчик крутится, лопатой в него что-то нагружают, а дальше стоят люди и разбирают в ручную. Что это было? Это, может быть, так технологический прорыв по работе с мусором начинается с нашей области?
Степаненко: Видится, что Новосибирск мог бы возглавить это движение по созданию новой отрасли — промышленности переработки мусора и промышленности вторичных ресурсов. Все-таки главная задача, которую нужно решать — это снижение наших экологических рисков. Город окружен свалками, они растут — с каждым годом всё большее количество упаковки, объемы мусора увеличиваются, скоро мы будем окружены горами из него, и Новосибирск окажется «в воронке». Никто не хочет оказаться в этой ситуации.
Необходимо создавать с нуля новую отрасль промышленности. И, конечно, руководить этим должно государство. А оно занимается тем, что меняет потоки движения денежных средств, но не решает вопросы экологии.
Почему я считаю, что Новосибирск может возглавить это движение? Потому что в Новосибирске есть всё. Есть наработки, связанные с технологиями, которые можно использовать в переработке мусора — как в первичной сортировке, так и по финишной переработке, в частности и генерации энергии — тепловой, электрической, любого вида. Пока еще сохранена промышленность в Новосибирске — машиностроение.
Мы общаемся в Москве с Российским экологическим оператором, и там начинает складываться в головах, что проблема серьезная, «шапками закидать» тут не получится. Но в стране есть прецеденты — появляются достаточно хорошие предприятия по переработке мусора. Допустим, Санкт-Петербург перерабатывает более-менее глубоко по нынешним меркам, Нижний Новгород. И вдруг появился прецедент в Новосибирске. Но, как мы помним, у нас в былые годы уже было несколько мусороперерабатывающих предприятий построено, только мы о них ничего не слышим.
Какую задачу может решать линия [на Гусинобродской свалке], о которой вы говорили? Во-первых, лозунги, которые озвучивали журналисты, иногда могут быть смешными, прошу прощения. Когда говорят, что это автоматизированная линия… Никакой автоматики там, конечно, нет. Это минимальная механическая сортировка с последующей ручной сортировкой.
Смешно, конечно, смотрится ручная лопатная подача материала. При этом заявлена производительность 25 тыс. тонн на одну установку в год (их там две). Но для понимания — это 250 тыс. кубометров в год. Плотность мусора, принятая в расчетах, — 100 кг на кубометр. Сколько мы можем взять за один раз снеговой лопатой? Ну, 4 литра, ну, 6 литров. А женщина, которая машет лопатой весь, с утра возьмет 4 литра, а в следующий раз — 1 или 2 литра, потому что руки начнут отваливаться. Это вот уровень механизации и автоматизации. Поэтому заявленная производительность там никогда не будет достигнута.
Ручная сортировка позволяет «снять сливки» с мусора, товарные «сливки». Но мы-то все заинтересованы в снижении экологических рисков. Не в заработках операторов. Сейчас процесс постарались выстроить так, что текущий оборот мусора и сбора и денег для них рентабелен. Они зарабатывают деньги. Если операторы с поступающего мусора снимают 10% «сливок», они зарабатывают больше. А нам что? Снижение объемов захоронения? Нет.
Поэтому реально нужно ставить недостижимые сейчас задачи. Всегда промышленность развивалась из-за того, что ставились недостижимые или трудные задачи. Поднимите историю нашей страны — она вся состоит из них. Освоение Сибири, строительство гигантских заводов, строительство городов, того же Новосибирска. Это же молодой город, возник совсем недавно. Потому что решал серьезные задачи, которые на момент их формирования казались невыполнимыми. Например, строительство Академгородка. Эта задача была решена сумасшедшими по нынешним временам темпами. НГУ и НГТУ, которые мгновенно стали реальными центрами высшего образования. У нас огромный опыт реализации сложных проектов.
И сейчас нужно ставить задачу глубокой переработки мусора — не 20% объема со «снятием» из них же 10% «сливок». В результате у нас должны образовывать товарные продукты, в том числе киловатты и калории, и безопасные отходы. И только в этом случае мы оказываемся в ситуации, при которой эксплуатация города становится безопасной.
Мездриков: Кажется, что «изобретать велосипед» здесь не придется. Насколько мне известно, лидеры в этом направлении — скандинавы. В Швеции, по-моему, до 80% мусора перерабатывается. В Финляндии — примерно то же. В Европе футболисты играют в форме из переработанного материала. И никому это не кажется странным. Насколько я понимаю, на мусоре можно заработать, его даже покупают и продают. Тогда в чем у нас дело, кроме дележа денег? Если на этом можно заработать? Почему бы просто технологии не позаимствовать?
Степаненко: По одной простой причине. Этой промышленности не было, ее нужно создавать. Никакой «чудесной» технологии нет на Западе. Это обычные технологии, которая используются в существующих отраслях промышленности. В горной промышленности, в металлургии, в химии, в энергетике, в цементной промышленности. Поэтому вопрос именно в компиляции технологий.
Еще один вопрос. Чтобы произвести футболку, о чем вы сказали, нужно, во-первых, нужно создать технологию промышленности, которая работает со вторичными ресурсами — со вторичными ресурсами, со вторичной химической переработкой. А это возможно, только когда мы начинаем состыковывать различные отрасли промышленности.
Нужно договориться о правилах. А правила — это стандарты. Если мы говорим, что в результате переработки мы получаем такие-то продукты с такими-то свойствами, и они поступают в следующую переработку, в следующую отрасль промышленности, и мы можем стабильно обеспечивать это качество, а переработчики будут готовы брать именно такое сырье, мы выстроим всю цепочку. Иначе это будет тот же самый мусор, только под другим названием. Если мы сейчас начнем собирать даже простой мусор, вторичный — макулатуру — в том же объеме, что в Советском Союзе, мы не будем знать, куда его перерабатывать.
Мазур: А кто должен организовывать эти цепочки? Насколько я понимаю, рынок их не организует, потому что это не является рентабельным производством в данный момент.
Степаненко: Это как раз регуляторная сфера государства. Оно должно утверждать некие принципы взаимодействия промышленности, должно стимулировать создание межотраслевых стандартов. И, само собой, это управление тарифами. Какие-то попытки сейчас ведутся. Например, электроэнергия, которая образуется при сжигании полигонных газов, отгружается по другим тарифам, и так стимулируется создание установок по генерации электричества. Но глобального регулирования, как это происходит в тех же странах Северной Европы, у нас нет.
Почему хорошо развиты технологии переработки в Северной Европе, в Японии? Япония одна из первых оказалась перед проблемой мусора. Потому что с бумом потребления на сжатой территории они столкнулись раньше всех. Горы мусора некуда девать. И потому пошла развиваться технология сортировки. Но Япония — страна чрезвычайно дисциплинированная. Те людские технологии, которые применимы там, в нашей стране, я думаю, реализовать невозможно будет.
Мазур: Я видел, что собой представляет отсек для мусора в японском доме. Это комната, в которой стоит, по-моему, 50 баков и коробок.
Степаненко: Да, они сортируют по маркам, по цвету, по всему. Но это важно только в такой супердисциплинированной стране.
Мазур: Какие меры вы видите первоочередными? Какие меры должны быть приняты?
Степаненко: Если говорить о раздельном сборе мусора (о чем много говорят), то я бы начал собирать не пэт-бутылку отдельно, а выводить отдельно пищевые отходы. Главная проблема сортировки мусора — это то, что он заражен органикой, и эта органика активно живет. Если мы ее удалим, все будет хорошо. Уже намного проще реализовывать эти схемы.
Допустим, схема сортировки мусора в городе Нью-Йорк намного проще. Почему? У них стоит огромное количество измельчителей. Все бытовые отходы — те же картофельные очистки — идут в канализацию. У них мусор не пахнет, чистый и сухой. И дальше его сортировать уже намного проще.
Мазур: Но мы же не можем поставить столько измельчителей на всех кухнях?
Степаненко: Нет, но если говорить об организации раздельного мусора, то будет намного проще, если мы будем собирать не пластик, формируя дополнительную прибыль оператору, а отходы, которые усложняют технологию последующей переработки. Будет проще, дешевле, а количество отходов в сумме — намного ниже. Если мы говорим о Советском Союзе, то Прибалтика эти процессы организовывала.
Мездриков: Еще одна ремарка. Как сейчас оказывается, СССР был образцом ответственного потребления. Пластиковые пакеты были редкостью и ценностью, все брали с собой авоськи.
Степаненко: Нам никто не запрещает возвращаться к этим же технологиям.
Мездриков: А в Африке уже штрафуют за пакеты.
Мазур: В Некоторые страны въехать нельзя с пакетом.
Степаненко: Да, возможно. Но это скорее мера психологического воздействия, потому что все равно у нас самый большой объем — это уже финишная упаковка, упаковка единичного продукта, а не тара для переноски продуктов. Соответственно, нужно формировать новую отрасль промышленности — по сырью. Это производство тары вместо пластика.