Режиссер Андрей Звягинцев: «Ощущение, что ты совершенно гол и безоружен, а против тебя армада»

© Кирилл Канин. Андрей Звягинцев

Родившийся в Новосибирске режиссер Андрей Звягинцев представил книгу о своем самом известном фильме «Левиафан». В интервью Тайге.инфо — об актуальности ленты, документальном кино, отсутствии целевой аудитории, гражданской войне в умах и «Ланселоте, вошедшем в пасть дракону». Звягинцев уверен, что его фильм гораздо мягче окружающей действительности.

Тайга.инфо: Книга «Левиафан. Разбор по косточкам», на презентацию которой вы и приехали в Новосибирск, — это такой перфекционистский киноталмуд об одном конкретном фильме. Это ваше 30-часовое интервью кинокритику Максиму Маркову, сопровожденное скриншотами каждой сцены картины, напечатанными на специальной бумаге. Оно к кому направлено?

— Ни к кому, кроме собеседника, который был напротив. Это как с вопросом, который часто задают: «Кто та аудитория, для которой вы снимаете фильм»? Никакого адресата никогда не было. Каждый фильм я делаю таким, каким бы сам хотел увидеть на экране, если бы не был его автором. Целевой аудитории я себе никогда не рисую в воображении, но счастлив, когда нахожу сомысленников.

Только теперь, когда книга готова, можно увидеть – адресована она, условно говоря, молодому кинематографисту и всем тем, кто любит кино и внимательно его смотрит. С такой интенции начинал нашу первую встречу автор книги Максим Марков, пока не стало ясно – этот диалог может заинтересовать самого широкого зрителя. Видите, по привычке говорю – зрителя, хотя речь о читателе.

166782

К сегодняшнему дню состоялось уже несколько презентаций книги, появляются отзывы: одна девушка благодарила за книгу, сказала, что читала всю ночь, не могла ее закрыть. Я спросил, как ей это удалось, ведь текста очень много и, как по мне, неподготовленного читателя он может немного «укачать». Нормального читателя, ответила она, может и укачивает, а я ненормальный. Добавила, что испугать может только объем книги, но слог и ясность изложения не дают оторваться от текста. Выходит, к такому читателю и направлена эта книга.

Тайга.инфо: А у вас какая мотивация? Потому что объем работы действительно огромный, особенно учитывая вашу постоянную внимательность к деталям.

— Я увидел перед собой человека настолько подробно погруженного в чужой материал, так хорошо изучившего фильм; его интересовали ответы на такие вопросы, которые никогда никого не интересовали прежде и едва ли заинтересуют — мне показалось интересным и даже важным попробовать об этом поговорить.

Тайга.инфо: Сегодня «Левиафан» воспринимается еще более веховой картиной, чем даже в момент выхода: релиз совпал с пиком накала в обществе, который продолжается до сих пор, и, по-моему, именно с него начался тренд называть любые нелояльные высказывания в искусстве «русофобскими». Что-то поменялось за эти 7 лет?

— Мне кажется, «Левиафан», если смотреть сегодняшним взглядом, — это soft по сравнению с тем, что на дворе.

Тайга.инфо: Лаконично. А насколько вообще для вас контекст важен? Если бы фильм выходил сейчас или, наоборот, раньше, — он был бы другим?

— Ты делаешь фильм здесь и сейчас и не размышляешь уже о том, что в фильме было бы другим, возьмись ты за работу теперь. Зачем? Это напрасный труд. Мне кажется, «Левиафан» не утратил своей силы; во всяком случае, многие зрители после показов в связке с презентацией книги, говорят об этом. Говорят, будто снят был вчера.

Мы знали, что он срезонирует в обществе, качнет, тронет людей, попадет в самое сердце. Однако я был уверен, что гораздо больше отыщется сомысленников и сочувственников. Но реакция значительной части аудитории была совершенно противоположной. Мне казалось, что через Николая (персонаж Алексея Серебрякова в фильме «Левиафан» — прим. ред.), солидаризируясь с ним, мы говорим, что такое человек перед лицом молоха государственной машины, перемалывающей его кости. И вдруг этот «собирательный Николай» начал голосить, что я русофоб. Это было настолько странно и неожиданно, что утешать себя оставалось, вспоминая платоновский миф о пещере: тот, кто заглянул за ширму театра теней и вернулся рассказать что-то подлинное — а я уверен, мы свидетельствовали правду, — будет побит толпой, воспринимающей лишь игру теней.

Тайга.инфо: Последние три ваши картины про «сейчас» переполнены атрибутами сегодняшнего времени, его нервом. Но СМИ не раз говорили, что сейчас вы заняты фильмом про блокадный Ленинград.

— Нет, это непроверенные слухи. В разных аудиториях несколько лет назад я говорил о важных для себя замыслах, в том числе о блокадном Ленинграде, как одной из трех новелл фильма о войне. Две другие новеллы — это Бабий Яр и история из окопной жизни на передовой. Три года назад я мог об этом говорить, да. Но это не значит, что мы сейчас это делаем. Я не утаиваю и не боюсь сглазить — просто это не так. Проект о войне не случился. По разным причинам, но говорить об этом мы не будем.

Тайга.инфо: Про «сейчас» говорит и документальное кино. Как показывает последний Артдокфест, это многим не нравится. Следите ли вы за этой областью?

— Я симпатизирую и солидаризируюсь с Артдокфестом и с его президентом Виталием Манским. Мы знаем друг друга уже лет 25. И вот то, что происходит на этом поле, что делают власти в Санкт-Петербурге, закрывая показы сертифицированных министерством культуры фильмов, я считаю безобразием. Еще больший беспредел — то, что случилось с Манским в Москве, когда на него пытались набросить какую-то хрень… Очевидно, что на человека совершено нападение. И не имеет значения, что там хотели сделать — «перформанс» это или попытка удушья, — на это надо реагировать прямым действием, прямым действием властей. Полиция обязана вмешиваться в такие вещи.

Документальное кино интересовало меня всегда. Я даже был председателем жюри одного из Артдокфестов, и это была хорошая инъекция правды, которой тебе не покажут по телевизору. Я мог бы сказать, что не разделяю кино на документальное и игровое, но это было бы несправедливо, потому что все-таки это две разные сферы деятельности. Документалист идет в темную комнату и не знает, что вынесет из нее. Он предельно подробно следит за жизнью и потом из этого складывает целое. В художественном кино за жизнью следишь в другое время, и только потом на материале наблюдений создаешь художественное высказывание.

Если называть конкретные имена, первый, кто приходит на ум — это Косаковский. И его «Гунда», которую я пока не видел, но мечтаю посмотреть, и «Беловы», которых обожаю, и сам он, как творческая личность вообще. Конечно, Расторгуева нельзя сегодня не вспомнить: мы не были знакомы, но я, конечно, смотрел его «Дикий, дикий пляж» и другие фильмы и считаю его выдающимся документалистом и совестливым человеком, к невероятному несчастью (и, похоже, не просто по стечению обстоятельств) покинувшего наш мир.

Тайга.инфо: Я много думаю про Расторгуева и недавно вновь перечитывал их переписку с Любовью Аркус. За два месяца до гибели он прочитал колонку на «Кольте»  про голодовку Олега Сенцова и писал, что постепенно наращивает зону комфорта и соглашается «жить в аду, делая вид, что его нет». Ситуация повторяется. И я не могу не спросить, как вы на нее реагируете.

— Я уже не знаю, как реагировать, не знаю, что делать. Кажется, ясно оцениваю сегодняшний день и себя в нем и потому говорю самому себе прямо, что не знаю, как быть, что делать со своей жизнью и творчеством. Есть только горячие эмоции, которые хочется переплавить в какой-то содержательный жест, в поступок.

Тайга.инфо: Андрей Петрович, ваш текст в  «Новой газете» — это, по-моему, был жест и поступок.

— Это не поступок. Это текст. Поступок — это то, что делает Формозов (ох, я даже фамилию его запомнил), человек, который вслед за Навальным объявил голодовку. Политического диалога больше не существует, а значит и нет общественной дискуссии. Сплошная вода в ступе. Все это толкает людей на крайние меры, а это опасное состояние общества.

Время спрессовывается, тьма сгущается и проявляет людей, проверяет на крепость тебя самого, задает этот извечный вопрос: «С кем вы, мастера культуры?» Мне совершенно очевидно, на какой я стороне, но что в этой связи делать, я не знаю. Текст для Новой написан был еще в январе. Он относился главным образом к армии лоялистов и пропагандистов, с попыткой ответить на вопрос, что происходит в головах людей, променявших журналистику на обслуживание власти.

Тайга.инфо: Вы заканчиваете этот текст в «Новой», возлагая надежды на «новое племя»: «Они возьмут эту страну в свои молодые руки и стряхнут с нее прах старья, консерватизма и страха». По возрасту я принадлежу к этому племени. И мои коллеги и ровесники из DOXA, которые сидят сейчас под домашним арестом и ежедневно ходят на допросы, тоже принадлежат. И, рискну обобщить, нам важно слышать конкретные голоса. Мне важно читать вашу колонку. Мне важны эти конкретные слова солидарности, хоть это и лишь слова.

— Я вот ссылался на днях в Москве во время презентации книги «Левиафан. Разбор по косточкам» на интервью молодого актера Семёна Трескунова. Предложил залу посмотреть и вдохновиться его отвагой. Меня поразило, насколько он еще юн, но уже понимает такие важные вещи, которых я в 21 год, например, не понимал вообще.

Идет не просто гражданская война в умах — приходит время разделения на тех, кто пойдет на компромисс и тех, кто решительно откажется от этого. Происходящее в полной мере обнажает существо власти. И это обнажение, оно на самом деле приведет всех вас, молодых, и всех нас — бумеров там или постарше — к каким-то поступкам, решениям, действиям.

Тайга.инфо: Это перекрестное опыление. Правда важно нам подпитываться от вас, а вам от нас (извините за такое поколенческое разделение).

— На самом деле, со всей очевидностью мы на пороге нового времени, а дальше, что с этим делать — каждый решит сам.

Понимаете, когда мы для книжки 30 часов (и это только полезный хронометраж) говорили с Максимом Марковым о «Левиафане», мне было предельно легко: я говорил о том, что знаю, что уже давно было взвешено на весах. Это был рассказ о принятых в свое время творческих решениях, я просто их излагал. Наш диалог с вами и то русло, в которое вы, похоже, со всей неизбежностью поворачиваете, ступает на территорию, где мне не довелось подробно размышлять, как это было в работе над «Левиафаном», продумывая каждый кадр. 

В нашем диалоге я знаю только на какой я стороне улицы, но не знаю, что мне делать. Мои чувства – только яростное бессилие. И это не выученная беспомощность. Это досада, что тебя лишили всякого инструментария. У тебя нет ни права голоса, ни закона, ни судейства, ни полиции — попросту не на что опереться. Все институты власти – против тебя. Разве это здоровая ситуация? Как говорит мэр [в «Левиафане»]: «Вы – насекомые, у вас никогда никаких прав не было, нет и не будет». Ощущение, что ты совершенно гол и безоружен, а против тебя армада. И что ты можешь в этой ситуации сделать? Скандировать о свободе? Укрывать свою голову от града дубинок? Или умереть? Чтобы хотя бы ухом пошевелили, услышали, что ты вообще существуешь в этом мире… Что сказать о вопиюще несправедливой и немилосердной ситуации с Навальным? Для меня сейчас на наших глазах осуществляется миф – Ланселот вошел в пасть к дракону, и теперь горит, горит как факел. А ты ничего не можешь с этим поделать – тебе уготована роль зрителя этого поединка. А если решиться взглянуть на это еще смелее – через призму христианского мифа – тогда и еще более фантастический сюжет можно в этих событиях углядеть.

Я прилетел в Новосибирск представить здесь новую книгу, которую нахожу очень важной в своей биографии и творческой судьбе, а проговорили мы с вами о репрессивной повестке. Вот так политика влезает в наш дом, в наши судьбы и не дает заниматься своим прямым делом, потому что совершенно невозможно на все это не реагировать. Вот так политика отнимает у нас время нашей жизни. А ведь оно могло быть полезным – и тебе самому, и другим людям.

Беседовал Олег Циплаков

Книга Максима Маркова «Левиафан». Разбор по косточкам: режиссер Андрей Звягинцев о фильме — кадр за кадром» появится в книжных магазинах в конце мая.