Казахстан: что произошло и как это объяснить
Ситуация в Казахстане — это «наши» события. И не только из-за миротворческой миссии ОДКБ. Задача — понять, что происходит, из чего и по каким причинам это случилось, во что это может выплеснуться и ради чего.
Почему Казахстан — это важно
Экономически Казахстан, как и Россия, — самая успешная страна постсоветского пространства, кроме стран Балтии. Уровень ВВП на душу населения Казахстана сейчас практически равен российскому, заметно (в 1,5–2 раза) превышает белорусский или украинский, и в пять-десять раз больше уровня Узбекистана, Киргизии и Таджикистана.
Чтобы понимать масштабы казахстанской экономики, следует сказать, что в номинальном выражении она почти равна совокупной экономике Сибири и Дальнего Востока.
Казахстан — это, пожалуй, самая вовлеченная в мировые экономические процессы страна постсоветского пространства, работающая со всеми рынками. Для России — это очень важный торговый партнер. А для некоторых регионов (особенно в Сибири и на Урале) — ключевой. Начиная от Байконура и казахстанской урановой руды и заканчивая экибастузским углем и электроэнергией для Южного Урала. Не говоря уже об учебе казахстанцев в российских вузах и важнейшем факторе инвестиций в недвижимость крупных городов Сибири и Урала жителями крупных городов Северного Казахстана. А в сибирскую и уральскую логистику — казахстанским бизнесом.
То, что сейчас происходит в Казахстане — это очень серьезно. Придется смириться с тем, что для крупных городов Сибири события на Севере и Востоке Казахстана имеют большее значение, чем то, что происходит, например, в городах европейской России. И если Белоруссия 2021 года — это было, скорее, ценностное, то Казахстан 2022-го уже напрямую влияет на нашу повседневную жизнь, рынки, экономику. И тот, кто живет не в иллюзиях, прекрасно понимает это — и в Новосибирске, и в Омске, и Павлодаре, и в Усть-Каменогорске.
Почему Казахстан — это ключевое звено в конструкции постсоветского пространства
Казахстан, как и Россия, в прямом смысле находится на стыке цивилизаций. Часть страны формально расположена в Европе, а доля европейского населения, пожалуй, самая высокая в Азии. Южный Казахстан — это неизменная часть исторического Туркестана — оседлых, сложных и древних цивилизаций Средней Азии. Большая часть территории страны — это сердце Великой степи, которая тысячи лет не только была мостом между Западом и Востоком, но и сама генерировала уникальные кочевые культуры.
Но экономически и культурно условный среднестатистический — Казахстан это самая близкая к России страна мира. Не Украина, которая сама своеобразный микс на стыке культур, и не Белоруссия, которая уж совсем Европа, а именно Казахстан. Если считать Россию частью европейской цивилизации, а Казахстан — условно монолитным, то тогда культурная граница между Европой и Азией проходит не по Уралу или Эмбе, а по реке Чу и южным обрывам плато Устюрт. И те, кто переходил казахстанско-киргизскую границу в Георгиевке (Кордай), сразу поймет, о чем идет речь. Ни в Бресте, ни на российско-белорусской, ни на российско-казахстанской границе даже близко нет подобного контраста.
Более того, подобное значение Казахстана вызвано не только географическими или социально-экономическими причинами. Это реальный геополитический вопрос. Ни одна из интеграционных моделей на постсоветском пространстве не сможет существовать без Республики Казахстан — ни СНГ, ни ОДКБ, ни Таможенный союз, ни ЕврАзЭС и его приемники.
Отношения России с Белоруссией базируются на Союзном государстве. Армения слишком вовлечена в проблемы Южного Кавказа, и осень 2019 года в Арцахе очень хорошо показала их масштабы. Для России ее геополитическое будущее на территории распавшейся советской империи существует исключительно при условии максимально тесного союза с Казахстаном. Выпадает Казахстан, и все отношения Российской Федерации с бывшими республиками СССР становятся исключительно двусторонними.
В подобной ситуации очень мало идеологии, но очень много практических оснований. И прагматичное казахстанское руководство понимает это сейчас. И понимало это всегда. Достаточно посмотреть на то, как распадался Советский Союз. По факту Казахстан — это единственная республика, которая вышла из СССР, потому что тот просто прекратил свое существование, и она осталась там последней. Но при этом было бы большой ошибкой считать, что эта история отрицает строительство на территории бывшей Казахской ССР полноценной государственности. А как это делалось и настолько успешно — надо рассматривать отдельно.
Что такое Казахстан
Достаточно открыть любой справочник и там будет написано что-то вроде «Казахстан — это государство на севере Центральной Азии». О том, что такое Средняя Азия, Центральная Азия и как они соотносятся с Сибирью, было неоднократно написано. Но понятие «государство» в современной политологии это одно, а в историческом аспекте совсем другое.
Ситуацию усложняет еще и то, что современные псевдоаналитики и пропагандисты зачастую оперируют некоторыми терминами, которые в современном глобализированном мире либо потеряли свое значение, либо приобрели слишком много различных идеологических трактовок. Самые важные из этих терминов — «империя», «национальное государство» и «авторитарная власть». Многими же обычными людьми эти манипуляции воспринимаются за чистую монету, а потерявшие внятный смысл термины кажутся явлениями определяющими реальность.
Еще более важная и усложненная идеологическими схемами проблема — это трактовка того, когда возникло конкретное государство (поиск древних корней), какое государство является преемником другого (и это не только юридический, а ценностный вопрос), как территория исторического государства соотносится с территорией нынешнего (обоснование «естественных границ» и территориальных претензий), как соотносятся государственные и этнические границы (проблема ирреденты и национальных меньшинств).
Важно понимать, что исторически большая часть казахов — это народ кочевой (плоть от плоти Великой степи). А чтобы понять, что такое кочевая культура, надо отказаться от многих привычных штампов мышления. Культура кочевников — это не просто одна из многих человеческих культур, это культура, которая во многом может быть осознана только через признание того, что изначально это культура отрицания подавляющей части ценностей, характерной для культуры оседлой и культура совершенно иная — даже чуждая — по структуре.
В первую очередь это касается осознания ценности патриотизма. Он гораздо меньше связан с «родной землей», «малой родиной», но весьма сильно связан с родоплеменными структурами общества. Во-вторых, кочевая культура не ценит самые важные материальные ценности оседлой — города, поля, сады, оросительные каналы, недвижимость. Значение имеет только движимое имущество. В-третьих, для кочевой культуры характерен агрессивный формат присвоения. И развитие государства в подобных условиях базируется на организации и обеспечении системности этих набегов. В-четвертых, кочевая культура предусматривает гораздо большую свободную волю, свободную от давления государства, соседской общины, религии. Но не родоплеменных структур. В-пятых, кочевая культура весьма эффективна и прагматична с точки зрения использования ресурсов в конкретных хозяйственных условиях. В-шестых, кочевую культуру нельзя сравнивать с иными: она не хуже и не лучше — она просто другая. В-седьмых, кочевник по природе своей очень гибок и контактен. Для кочевой культуры характерно знание многих языков.
Попытка сделать из Казахстана, вместо страны, которая работает на благо проживающих там людей, дом для всех казахов мира, было самой большой ошибкой казахстанских властей в постсоветское время. Это привело к межнациональному напряжению, всплеску национализма и, самое главное, замене более образованного европейского населения (русские, украинцы, немцы, поляки и другие) на приехавших из-за границы этнических казахов (оралманов), заметная доля которых не обладала типом культуры и уровнем образования, пригодным для развития страны того времени.
Другой стороной этого процесса было уменьшение доли русского языка, который был и остается действительно и языком межнационального общения, и языком образования и культуры, и языком бизнеса. И проблема не только в том, что казахским языком, за исключением казахов, редко пользуются все остальные народы страны — как европейские, так и азиатские — но и в том, что, несмотря на любую языковую политику, казахский язык из-за истории его использования никогда не займет место русского. И, что гораздо важнее с точки зрения будущего страны, никакой выгоды от его широкого использования для общества не будет — он не расширит международные связи, не привлечет инвесторов, а наоборот усложнит коммуникации для иностранцев.
В связи с этим расширение доли использования казахского языка в стране возможно только в результате отъезда неказахского населения за границу. Представление о казахском языке как о сравнительно бедном и непригодном для эффективного использования во многих сферах — это очень неприятный и опасный шовинистический миф. Но при этом необходимо понимать, что знает казахский язык на высоком культурном уровне сравнительно небольшая часть казахской интеллигенции. Но по факту использует в быту русский как основной. И вопрос сохранения родного языка в среде образованных столичных этнических казахов — это на практике явно вопрос национально-культурного возрождения, но никак не экономически обоснованного процесса.
В этой ситуации фактический перевод сферы управления и силовых структур на казахский язык — это тот процесс, который в глазах заметной части населения — в том числе и многих этнических казахов — оторвал чиновников и людей в погонах от народа. А так как степень владения казахским языком очень сильно отличается по регионам и среди казахов, то это вызвало еще и межрегиональное напряжение.
Другая же сторона языковой политики — более широкое использование английского языка наоборот весьма продуктивна с точки зрения любых процессов глобализации. И здесь надо отметить, что как раз для этнических казахов — статистически более многоязычных — практическое проникновение в англоязычное пространство дается проще.
Более того, это сформировало очень сложный и зыбкий баланс между государством и русскоязычным населением, между местными казахами и приезжими, между чиновниками и обывателями, и весь этот комплекс проблем до сих пор еще не вышел наружу, а тлеет где-то внутри.
Жузы
В одной из публикаций из цикла «Русский мир» я разобрал проблему Северного Казахстана с точки зрения мифологии. К уже изложенному необходимо добавить перечень важных фактов, подчеркивающих еще и большое разнообразие между разными группами внутри казахского народа.
Во-первых, это сохранившиеся основы родоплеменной — жузовой — системы внутри казахского народа. Младший жуз (Западный и запад Южного Казахстана) существует в практически моноэтничной среде в ресурсных углеводородных регионах, но для Старшего и Среднего характерно в большей степени контактное пространство. Для Старшего (Южный Казахстан, кроме Кызыл-Ординской области) — это оседлые цивилизации Средней Азии и мощнейшее влияние исторически русской Алма-Аты (Верного). А для наиболее вестернизированного Среднего жуза (Северный, Восточный и Центральный Казахстан) — контакты и частичная ассимиляция европейским населением страны.
При этом уровень понимания между самими жузами очень невелик, а соотношение интересов и влияния очень далеко от баланса. Еще сложнее то, что и внутри каждого жуза есть постоянная борьба за власть, за коррупционные ресурсы, за силовые структуры и бюрократические кормушки между различными родами. И так уж сложилось, что роды Среднего жуза имеют несопоставимо низкое влияние в сравнении с родами Старшего. А Младший жуз, заселивший основные нефтедобывающие регионы, вообще очень часто исключен из раздела сфер влияния на общегосударственном уровне. Хотя он очень большой по численности.
Во-вторых, огромно стала проблема оралманов, большая часть которых направляется на Юг и Запад Казахстана. Советское время очень сильно изменило казахов Казахской ССР по сравнению с остальными — особенно из Монголии, Китая или Афганистана. Исследователи подчеркивают моноязычность и архаичность диалектов оралманов (зачастую их плохо понимают), иное отношение к собственности, что приводит к большому количеству конфликтов с коренными казахами, более высокий уровень религиозности переселенцев.
В целом районы массового расселения оралманов относятся в наиболее нестабильным — в том числе и с точки зрения общественного порядка — территориями Казахстана. Особенно это проявляется на территории Мангистауской области, где по некоторым данным районы вокруг крупнейших городов области Актау (Шевченко) и Жанаозен (Новый Узень) заселены оралманами более чем наполовину.
В-третьих, активная модернизация ряда сфер казахстанской экономики, очень мощная вовлеченность части населения в мировое разделение труда, в работу на транснациональные корпорации и международные фонды, превращение обеих столиц в города с высоким уровнем жизни и соответствующей мировому уровню средой и инфраструктурой — всё это только усугубило проблему между городом и деревней. Причем в особенности страшным этот раскол проявился именно внутри казахского этноса.
Это вызвано как тем, что представители «титульной нации» в большей степени продвигались на высокодоходные и престижные должности в госсекторе, а этнические казахи зачастую легче вписывались в современное образование и работу на английском языке. В сельской местности именно южного и западного Казахстана сохранялся самый низкий уровень жизни, самая высокая рождаемость и, в некоторых случаях, самый высокий уровень деградации образования и культуры.
Село превратилось в зону социального бедствия и в России, но у нас оно при этом обезлюдело и постарело, а на юге и западе Казахстана выросло и помолодело. И родило массовость такого явления, когда лишенная образования и социальных лифтов сельская молодежь не только не связана ни с одним из направлений развития страны, но и не имеет представления о том, как именно Казахстан вписывается в мировые экономические и культурные процессы. И что собой представляет нормальная система взаимоотношений в современном городе, в том числе с точки зрения культуры быта, уважения к частной собственности, людям с иными ценностными взглядами, идентичность и поведением.
В следующей части будет сделана попытка анализа непосредственно январских событий 2022 года в широком контексте.
Дмитрий Холявченко