Ожившие кошмары девяностых. Что изменилось в Казахстане
Казахстан вряд ли пойдет по пути демократических реформ. Страну ждет передел собственности, который будет происходить по-восточному витиевато и по-восточному же жестоко, но в рамках общемировых формальностей и под присмотром иностранных инвесторов. А казахстанская экономика куда более открыта и Западу, и Востоку, чем российская.
Социолог и краевед Андрей Поздняков по итогам программы «Адрес Советский Союз» рассуждает о том, что случилось с Казахстаном и как теперь будет меняться соседняя республика.
Как рождался протест
О событиях в Казахстане высказались многие политологи и аналитики. Я же хотел обратить внимание на некоторые детали, которые, возможно, были скрыты от взгляда россиян — тех, кто никогда не жил в этой республике и не знает местных реалий.
Разумеется, события в Казахстане не могут быть оценены с позиций «российской», «украинской» или «белорусской» логики. Да, это было немного похоже на Майдан 2014-го и немного на Беларусь 2020-го, но лишь в первые дни, да и то — с очень большой казахстанской спецификой.
В чем же была эта специфика? Прежде всего, в том, что «рвануло» не в столицах (в отличие от Украины и Беларуси), а в глубокой провинции, на западе республики. Да, триггером послужила чисто экономическая повестка, но почему это произошло именно там, где произошло, понятно всем, кто следит за Казахстаном, но не совсем понятно всем остальным. В программе «Адрес Советский Союз» мы попыталась описать специфику западного Казахстана, сделавшую его «пороховой бочкой» страны. Если кратко, то это был далеко не первый взрыв представителей не самого полновесного (в смысле обладания властью и ресурсами) Младшего жуза (родового объединения казахов), производящих в условиях фактической нефтегазовой моноэкономики значительную долю ВВП страны за довольно скромное вознаграждение.
Почему протест был поддержан в других городах? Потому что в Казахстане накопилась усталость от явно пересидевшего все возможные сроки Елбасы [экс-президента Нурсултана Назарбаева], который, даже дойдя до состояния «позднего Брежнева», строго по известному анекдоту «попрощался, но не ушел». Сцены, подобные питерской встречи [президента России Владимира] Путина с предыдущим президентом страны в обход действующего, очень болезненно воспринимались в республике.
Самые активные протесты — в пассионарной и экономической столице страны, в Алматы. Это там — людские реки на улицах и заполненная до краев площадь. В протестах даже поучаствовали, хоть и совсем скромно, вечно осторожные, но тоже довольно богатенькие север и восток республики.
Но вот дальше события пошли «по киргизскому сценарию». Так это, во всяком случае, выглядело со стороны: толпы мародеров грабят банки и магазины, горят взятые штурмом административные здания, а полиции в городе нет. И тут очень важно понять, в какой момент протесты перешли из одной стадии в другую и почему пошли именно по этому пути. Но перед этим необходимы пояснения контекста.
Скажу крамольную мысль, но Казахстан, действительно, до поры довольно единодушно голосовал за Назарбаева, который, рассуждая в российских аналогиях, стал и «Ельциным» (проведшим самые непопулярные и куда более радикальные реформы казахстанской экономики), и «Путиным», погрузившим страну в относительное экономическое благоденствие. Главным отличием, правда, было то, что безальтернативность правления Назарбаева в Казахстане имела вполне выстраданный смысл.
Все 30 лет независимости казахстанцы сравнивали себя не только с Россией, где сначала было чуть лучше, потом — так же, а потом — даже складывалось ощущение, что хуже, чем в Казахстане (переезжающие в Россию казахстанские финансисты и бухгалтеры вынуждены «понижать» свою квалификацию, поскольку Казахстан давно и повсеместно работает по международным стандартам финансовой отчетности), но и с другими азиатскими республиками.
В Казахстане даже в 1990-е было сытнее, чем в соседних Таджикистане и Киргизии. Его лидер хоть и обладал авторитарными чертами, однако не производил впечатление комического ужаса, как в соседних Туркменистане или Узбекистане. Но — и главное. При Назарбаеве был мир! Да, страна при нем успешно и бесповоротно (в позднесоветском, кунаевском, Казахстане еще были колебания, Москва мешала) встал на путь построения этнократического государства, где все «неказахи», к которым примкнули даже татары, были по факту оттеснены с ключевых постов, отраслей экономики, фактических рычагов управления. Выполнение формального требования, знания титульного языка, не помогало. Казахстан — это сложносочиненное государство, со значительной ролью и влиянием родов и кланов, ни русским, ни немцам (в конце существования СССР это был третий по численности населения этнос в республике) здесь нечем похвастать, и даже не разобраться в этих хитросплетениях.
Но в Узбекистане, Киргизии, Туркмении и особенно в Таджикистане положение русскоязычных было еще хуже. Где-то им прямо предлагали уволиться и уехать, освободив квартиру, а где-то — даже сопровождали эти требования автоматными очередями. В самом Казахстане тоже был алматинский Желтоксан 1986 года, были события в Новом Узене, да и в начале 1990-х хватало «троллейбусных батыров», вполне откровенно высказывающих свою позицию относительно присутствия в свежеобразованной стране «нетитульных». Поэтому для этнических неказахов, не покинувших Казахстан на границе веков, физическая безопасность и относительное экономическое благополучие (до сих пор в Казахстане во многих отраслях ценятся русские специалисты) были куда важнее теоретически возможных карьер на государственных постах и мифического богатства, полученного от ресурсной ренты.
Почему время Назарбаева не уходило
В логике «мира и согласия» Назарбаев устраивал и казахов. Старший, южный, жуз продвинулся на север, потеснив довольно сильно вестернизированных казахов Среднего жуза (именно так надо рассматривать перенос столицы в бывший Целиноград-Акмолу) и предотвратив развитие событий в русских промышленных провинциях по «приднестровскому сценарию». При этом позиции казахов-северян сохранились в экономике, в распределении ресурсов, во власти на местах.
Некогда провинциальные Павлодар, Петропавловск, Усть-Каменогорск, Кустанай во времена независимости стали выглядеть куда приличнее, чем в советские годы. Что уж говорить про юг, который стал полноправным хозяином республики. Уход административных органов в Астану пошел «вольному городу» Алматы даже на пользу — на узких улицах больше нет правительственных кортежей, а экономически роль города не только не снизилась, но и возросла. Расцвели Тараз, мусульманская святыня Туркестан, Шымкент получил статус третьего города республиканского подчинения, и даже маленький, поначалу обиженный административной реформой 1990-х годов, Талдыкорган нашел свое место — стал центром столичной Алматинской области, дав заработок большому управленческому сектору.
Проблему неспокойного запада страны, хоть и несколько запоздало, назарбаевское руководство тоже начало решать — по-азиатски хитро, через усиление самого восточного города этого макрорегиона, Актобе, но все же довольно эффективно.
В стране установился абсолютный общественный консенсус вроде российского «если не Путин, то кто», который в казахстанской интерпретации звучал куда более обреченно: «после Назарбаева будет кошмар». Казахи и неказахи, наверное, вкладывали в это понятие немного разные смыслы, но итог был одинаковый: победа Назарбаева и его ставленников на выборах, поддержка той системы власти, которая сложилась при Назарбаеве. В этом смысле, и оппозиционеры (вроде Кажегельдина, Аблязова или Жакиянова), и регулярно восстающий запад страны в целом не находили поддержки.
Как распространялись беспорядки
Первые большинству населения казались «отодвинутыми от пирога» представителями элиты (что в значительной степени было правдой), вторых побаивались и не любили не только по принципу «не гони волну», но и оттого, что именно в них, «недоедающих» нефтяниках и безработных оралманах (казахах-переселенцах из Китая и Монголии) видели потенциальный источник того самого «кошмара». Однако я уверен, страна пережила свой страх. Кошмар 1990-х годов растворился вместе с самими «страшными девяностыми» — пусть и через 20 лет после окончания оных. Поэтому и вышли казахстанцы на площади своих городов, поэтому и требовали они окончательного и бесповоротного ухода Елбасы со всей своей родней.
Но тогда что же произошло в Алматы? Почему там повторился (в гораздо более тяжелом варианте) бишкекский ужас 2005-го и 2010-го годов? Далее, к сожалению, у меня есть только вопросы, но нет ответов. Вернее, есть только догадки.
Почему мародеры вышли только 5 января, на четвертый день протестов? Почему это совпало с «самоназначением» [Касым-Жомарта] Токаева на важный пост, оставленный Назарбаевым за собой, — главы Совета безопасности? Почему этот ужас коснулся только двух (по факту) городов: самого богатого и медийного, Алматы, и в какой-то степени — Тараза, где сразу после «усмирения» протестов застрелился начальник областной полиции. И почему неожиданно мирно все прошло в самой неспокойной части страны, на западе Казахстана? Почему сразу после начала погромов в Алматы стихли протесты в административной столице страны, Нур-Султане-Астане? Куда в самый острый период алматинских событий делись все силовики — ведь назарбаевский Казахстан по праву считался одной из самых полицейских стран мира?
Неожиданно срифмовавшийся с 1986 годом январь 2022-го в Алматы страшно напоминал «тот самый кошмар», которого 30 лет боялся весь Казахстан. Это выглядело очень по-голливудски — когда «главный ужас» в фильме-хорроре вдруг появляется ровно в том месте, куда смотрит камера оператора. И «мелочи» у алматинских событий тоже были очень «голливудскими» — с какими-то уж слишком показательными погромами и ненужной жестокостью. Хотя стоит отметить, что кто бы ни стоял за этим, цели своей он достиг: протест был довольно жестко подавлен, протестующие (настоящие протестующие — те, кто искренне выходил на городские площади в первые дни января) разбежались по домам, власть укрепилась. Непонятно, правда, этого ли укрепления (вернее, в эту ли сторону) ждали те, кто организовал мародеров и погромщиков. Но нынешний бенефициар понятен — это действующий президент (теперь уже полновесный) Токаев.
В пользу того, что погромщиков организовал не он, говорит и его (на грани с истерикой) призыв миротворцев ОДКБ, и стремительный (физический, ощутимый, не на словах) ответ России и других стран на этот призыв. Да, роль у миротворцев случилась больше «потешная» — поучаствовать в межклановых разборках казахов Старшего жуза (и это, возможно, может разозлить особо ретивых «ястребов» из числа патриотов-антимайданщиков). Токаев, едва перехватив у клана Елбасы рычаги управления силовиками, к плохо скрываемому неудовольствию российских властей попросил «помощников» уйти восвояси.
Простой тест. Как вы думаете, какого российского политика в Казахстане терпеть не могут русскоязычные? Не угадали. Это Владимир Жириновский. Его имперская риторика хорошо «ложится» на жителей Центральной России, но даже живущие в России русские переселенцы из стран Средней Азии ее в основном не поддерживают. Да, наверное, это такая разновидность «стокгольмского синдрома», но, скорее, это можно назвать здоровым и циничным прагматизмом: не можешь ничего сделать, так и «не маши крыльями».
Российские войска в Казахстане, да еще и прибывшие поучаствовать в межклановых казахских разборках — это потенциальный источник угрозы. Любая провокация, любой выстрел в казахскую сторону грозят обернуться разборками уже межэтническими, масштаб которых представить трудно. Русскоязычных здесь по-прежнему много — более 3 млн. Казахам есть, за что любить и уважать Россию, но и обиды свои на северного соседа они не забыли: подавление нескольких восстаний в XIX — начале XX века, голод начала 30-х, уничтожение интеллигенции. В таких условиях любое неаккуратное действие будут истолкованы не в их пользу. Поэтому, казалось бы, парадоксальная логика укрепляющегося во власти президента Казахстана, которую можно сформулировать так — «Большое спасибо, что пришли на помощь! Уходите, пожалуйста, поскорее!» — для всех казахстанцев имеет очень понятный смысл.
Жизнь без Елбасы
Что дальше? Сложно сказать. Но пока позиции Токаева становятся прочнее, а позиции «назарбаевских» слабеют. Самого Елбасы списали из активных игроков с самого начала протестов и с самого его фактического самоустранения — опять же, гораздо более прозорливого, чем это может показаться со стороны. Казахстан при Токаеве вряд ли пойдет по пути демократических реформ (если только не по доброй воле нового правителя), но то, что туго закрученные назарбаевские «гайки» после окончательного умиротворения будут слегка отпущены — несомненно, ведь даже жесткие конструкции должны иметь «запас хода».
Казахстан ждет передел собственности, который будет происходить по-восточному витиевато и по-восточному же жестоко, но в рамках общемировых формальностей и под присмотром иностранных инвесторов. А казахстанская экономика куда более открыта и Западу, и Востоку, чем российская.
Что же касается русскоязычных, о которых так пекутся российские пропагандисты, то они давно исполняют роль статистически малочисленного и экономически малозначимого местного пейзажа. Где-то (вроде Мангышлака и Кызылорды) — совсем размытого и невидного, где-то (вроде казачьих Петропавловска и Усть-Каменогорска) — чуть посочнее. Все, кто был недоволен сложившимся положением, уже уехали, а те, кто остался, имеют для этого какой-то собственный резон.
Главное же, что стоит уяснить России и россиянам, это то, что Казахстан даже при наличии огромных западных инвестиций и западной же поддержки фактически обречен на то, чтобы быть дружественным по отношению к России государством и ее выгодным экономическим партнером. И эту дружбу совсем не обязательно подкреплять вводом войск. Впрочем, это касается не только Казахстана.
Андрей Поздняков, специально для Тайги.инфо