Дневник арестованного сибирского журналиста: «После сирийской командировки натренированные рефлексы привели моего собеседника в тюрьму еще раз»
Владелец независимой алтайской газеты «Листок» Сергей Михайлов остается в СИЗО по обвинению в «фейках» о вооруженных силах РФ и продолжает вести дневник. Тайга.инфо публикует его новые впечатления и размышления. На этот раз он приводит беседу с профессиональным военнослужащим, севшим за убийства, и рассказывает, как сотрудники боятся его «агитации».
В отношении Сергея Михайлова возбуждено дело по пункту «д» ч. 2 ст. 207.3 УК (распространение заведомо ложной информации о действиях ВС РФ по мотивам политической ненависти или вражды). Он находится в СИЗО с апреля.
По версии следствия, Михайлов «в сети „Интернет“ и в печатном издании опубликовал ряд записей, в которых под видом достоверных сообщений содержались заведомо ложные сведения о целях, задачах и порядке проведения спецоперации ВС РФ на территории Украины». СК также утверждал, что у него якобы есть «пособники сразу в нескольких регионах». Михайлов отрицает вину.
Сергей Михайлов также был членом федерального политсовета партии «Парнас» и некоторое время — депутатом парламента Республики Алтай. «Листок» — старейшее издание республики. Силовики также преследуют гендиректора ООО «ИД Листок» Ольгу Комарову, супругу Михайлова. Ее и саму газету уже оштрафовали на 300 тыс. и 1,2 млн рублей соответственно по ст. 20.3.3 КоАП («дискредитация» ВС РФ).
Тайга.инфо публикует дневники Михайлова, предоставленные редакции, с сокращениями и пояснениями (некоторые фразы редакция вынуждена цензурировать после репрессивных законов, подписанных 4 марта 2022 года, под угрозой административного и уголовного преследования). У мужчины забрали рукопись романа, который он начал писать под арестом.
Первую часть дневников можно почитать здесь.
О сокамернике
<…> Этот заключенный — иллюстрация того, как бывает в России. Четыре года назад в отношении него условный приговор за мелкое мошенничество был заменен на реальный. О том, что он уже четыре года как должен сидеть, узнал пару недель назад, когда ему позвонили из уголовного розыска. При этом и сам приговор за невыполненное вовремя остекление балкона на 11 тыс. рублей, и то, как он не исполнил обязательство условного приговора, выглядят просто какими-то насмешками судьбы. По словам моего собеседника, он аккуратнейшим образом отмечался все полтора года, а перед последней отметкой он, прораб одной из крупных строительных бригад, уезжает на объект в столице. По-хорошему попросил сотрудников УФСИН поставить ему последнюю отметку, так сказать, заочно, что ему и было обещано.
Четыре года мой собеседник строил, руководил бригадами иной раз из более ста человек. К его матери, у которой он прописан, не приходило никаких неожиданных писем, и телефон его всегда был включен. А тут вот такая новость. Причем новость эту он получил по телефону. Опера дали ему четыре дня, чтобы собрать вещи.
Спрашиваю: «А не является ли все это сложным способом отправить тебя на <…> [спецоперацию]?» Собеседник недоумевает, говорит, что действительно звонили пару раз из военкомата ему, бывшему контрактнику, командиру одной из весьма востребованных в этой <…> [спецоперации] боевых машин, спрашивали о зарплате, обещали сотни тысяч. Он отказался. Говорил, что ему нравится то, чем он занимается. Договариваемся, что, если история с его арестом окажется все же странным предисловием для его отправки в действующую армию, то он найдет способ дать об этом знать.
Письма
Снова отвечаю на письма. Таня из Владивостока прислала открытку, в которой желает скорейшего восстановления справедливости и пишет, что хотела бы побывать на Алтае. Алиса из Армении, из Еревана. Ребята из Подмосковья, в том числе мой добрый знакомый, администратор интересной группы о прямой демократии. Пытаюсь ответить всем, но с описания тех мест, которые нужно посетить на Алтае, сбиваюсь на <…> [спецоперацию].
Вспоминаю и пишу в одном из писем фразу из фильма «Список Шиндлера». Фразу, которую в самом конце немец Шиндлер сказал своим землякам-немцам, охранникам концлагеря, в котором спас от смерти несколько тысяч евреев: «Вы вернетесь домой мужчинами, а не убийцами». Пишу, что сейчас для нас, тех, кто не попал под зомбирующее излучение, очень важно остановить, не дать превратиться в пушечное мясо, всех, до кого мы можем дотянуться.
Пишу, что нам за это воздастся. Я в это верю.
Заключенный из ЧВК
<…> Стою [в тюремном дворике], закрыв глаза, и подставляю лицо под солнце. Из одного из соседних двориков слышу вопрос: «За что сидишь?» Объясняю, что арестован по только что принятой статье 207.3 УК РФ, за то, что называем <…> [спецоперацию] *****.
«А ты за что?» 105-я, убил двоих. Из дальнейшего разговора выясняется, что мой собеседник сейчас сидит один, видимо, в карцере. Ему 38, и он профессиональный военный, когда-то воевал в Чечне, застал Грузию 2008 года, а в последнее время был бойцом российской частной военной компании. Собеседник рассказал, как получил судимость, из-за которой из официального военнослужащего переквалифицировался в ЧВК.
177087
После возвращения из очередной командировки прогуливал большие деньги, полученные там, чем привлек к себе внимание неких двух молодых людей, которые увязались за ним к банкомату с целью отжать у него деньги. Для неудачливых грабителей гоп-стоп кончился тяжкими телесными, а ножик одного из горе-грабителей <…> вернулся к своему хозяину так, что проткнул легкое. Суд, впрочем, версию самообороны не принял и мой собеседник на 3 года «уехал» в места лишения свободы. Рассказывает, что в Сирии их подразделение специализировалось на штурме укрепленных позиций. Уже после сирийской командировки натренированные рефлексы привели моего собеседника в тюрьму еще раз. Говорит, что один из первых убитых им людей оскорбил и спровоцировал его. Собеседник нанес удар голыми руками и тот получил смертельную травму.
Второй убитый (тут собеседник заминается) начал предъявлять: «Зачем я ударил первого». Спрашиваю его, какая у него гражданская специальность <…>. Говорит, что чинит автомобили, автослесарь. С гордостью рассказывает, что во время перерыва между командировками построил дом площадью почти 100 кв. метров, за что получил автомобиль. В качестве утешения рассказываю ему про знаменитого [Сергея] Брауна — человека, который в 90-е годы совершал заказные убийства [в Республике Алтай] для депутата [регионального парламента Анатолия] Ефимова. Брауна приговорили к смертной казни, но ему повезло, она была заменена на пожизненное, а затем на 20 с лишним лет лишения свободы. Браун отсидел, вышел, копается в огороде.
Говорю собеседнику, что ему, может быть, стоит пообщаться со священником, что в лагере ему, наверное, удастся найти какую-то работу и можно будет скостить срок. Пытаюсь выяснить, как мой собеседник относится к <…> [спецоперации] в Украине и вообще внешней политике РФ. Повторяет телевизионные штампы. Говорит, что, если у него будет такой выбор, готов вместо отсидки идти <…> в Украину.
<…> На гражданке можно заработать тысяч 20–30, разве прокормишь семью? Это же Путин все так устроил, что работяга получает копейки и чтобы хорошо зарабатывать, мужчине надо брать в руки оружие. Разве это нормально? В той же Германии автослесарь получает 2 тыс. евро. <…> Это мой собеседник понимает. На то и Росгвардия, и контрактники, чтобы народ разгонять при случае. Такая вот история. Афганский синдром, чеченский синдром, сирийский синдром, теперь вот украинский синдром. И масштабы будут такими, что предыдущие покажутся цветочками.
<...>
Сторонник Кремля из Литвы
<...>
Вечером, размышляя о споре [о «спецоперации»] на прогулке, я вспомнил, как ехал из Вильнюса в Москву с россиянином из Волгограда, постоянным жителем Вильнюса, но при этом горячим сторонником Путина. Разговор был еще в 2018 году. Поэтому обсуждали мы больше историю мочи на Олимпиаде. Санкции 2014 года, которые лишили Россию суммы полтриллиона долларов долгосрочных инвестиций. И тому подобное. Я решил было, что мой собеседник недоволен жизнью в Вильнюсе и мечтает вернуться в РФ, а оказалось — все ровно наоборот.
Собеседник сумел вырваться из небольшого городишки в РФ, не спиться, не сколоться, не сесть, как половина его одноклассников. Теперь у него в Вильнюсе небольшой бизнес по ремонту бытовой техники (теперь — это в 2018 году). Рабочая национальная виза Литвы и прямая перспектива ВНЖ, к которой мой собеседник шел в 2018 году (надеюсь, достиг успеха), а там и до гражданства недалеко. И вот в процессе движения к гражданству Евросоюза ему приходится сталкиваться с местной бюрократией, возникают разные недоразумения, иной раз и языковой барьер мешает (жители Литвы в возрасте разговаривают по-русски, а вот молодежь зачастую кроме литовского знает только английский).
И вот в очередной раз, поругавшись с очередным литовским чиновником, включает RT и отдыхает душой, наблюдая как Путин всех нагибает. Такую картину я наблюдал не раз и не два. Если бы речь шла об успехах нашей футбольной команды, условного «Спартака», я бы пожал плечами — утешаются люди нашими спортивными успехами, ну и слава Богу. Но с 24 февраля идет не чемпионат мира. <…>
Июль
Дальше Михайлов рассказывает, что на стенах прогулочных двориков вместе с обычными сообщениями о том, кто по какой статье сидит, начали появляться надписи с цитатами из УК РФ, в частности из ст. 353 и ст. 354 УК, а также «Путин должен» и значок, изображающий решетку. После этого стены побелили.
<…> И теперь почему-то, когда я выхожу из прогулочного дворика, внутрь обязательно заходит охранник и осматривает стены. Спрашиваю: «Что вы ищете? Надписи, матерные или политического характера?» «И те, и другие».
<…>
Вторник, 12 июля. Охранник открывает дверь камеры и говорит: «Выходите, поедем в больницу». Я обрадовался, думал: «Наконец-то после трех месяцев ожидания довезут до врача-окулиста, чтобы выписать подходящие очки». Но не тут-то было. Выясняется, что 20 человек из СИЗО везут в зону строгого режима на флюорограф, так как аппарат в СИЗО сломался. А дальше начинается все как обычно. Два часа держат в боксе, загружают в большой автозак, КамАЗ довозит до зоны строгого режима, и тут выясняется — там случилось какое-то ЧП и быстро спустить автомобиль на территорию зоны нельзя. Стоим на жаре, светит солнышко, вентиляторы, для того, чтобы не посадить аккумулятор КамАЗа, выключены. Сидим на жаре, потеем. Обычный вопрос: «За что сидишь?» Говорю, что за то, что называю <…> [спецоперацию] *****.
<…> Нас примерно после часа-полутора на жаре наконец пропускают в зону и ведут на флюорограф. Город маленький, республика маленькая, охранник, который везет нас, узнал меня. Из-за сетки меня приветствует кто-то из заключенных: «О, Михайлов идет! Его арестовали!» Громко призывает меня держаться. После поездки на жаре в этот же день еще одно приключение — в камеру заходят два сотрудника, один из них с погонами майора, проводят обыск и изымают все мои рукописи, в том числе пару сотен страниц романа, который я взялся сочинять в камере. Заявляют, что рукописи отправят к цензору, он должен исследовать, нет ли в них экстремизма. Я специально пишу в протоколе обыска, что рукопись романа прошу вернуть как можно скорее. Как бы не скурили.
<…>
«Не слушай его, а то он тебя сагитирует!» — предупреждает охранник в автозаке моего собеседника. Тот отмахивается — мол, его не переубедить. Мой собеседник, как я понимаю, профессионал, 1968 года рождения, седьмая ходка. Кража, ст. 158 УК РФ. Обсуждаем мы, понятное дело Украину. Собеседник — человек, многое повидавший, сидевший еще во времена СССР. Припоминает, что, по его ощущениям, его, так сказать, «коллеги» с западной части Украины чем-то отличаются от российских зеков. Слово «менталитет» вслух не звучит, но речь именно об этом, так что в этой части я соглашаюсь, но дальше вдруг звучит набор пропагандистских штампов из телевизора. Оказывается, украинцев как нации не существует. Ее, мол, придумали, и, надо полагать, Ленин постарался. Так что, мол, нужно навести порядок. На месте основной части Украины, очевидно, будет Россия. А западенцы, мол, пусть присоединяются к Польше.
Далее мой собеседник выдает нечто оригинальное по форме, но воспроизводящее по сути все те же штампы пропаганды. Мол, подобно тому, как арестанты, несмотря на то, что кто-то сотрудничает с администрацией, а кто-то [нет], [находятся] по одну сторону тюремной решетки — так и все россияне, богатые и бедные, из власти и из народа, в одной лодке.
Как говорится, умная мысля приходит опосля. Мне бы напомнить <…> уж сколько раз это было! Эксплуататорская верхушка натравливает собственный народ на подходящего соседа, чтобы отвлечь от вопросов о том, почему одни живут во дворцах, а другие едва сводят концы с концами. Но вместо этого я углубился в детали, начал рассказывать о пакте Молотова-Риббентропа, о секретных протоколах к нему. <…> Чтобы было понятно, за что же нас недолюбливают в Прибалтике, Польше и Молдове. Тут наше такси приехало. Нас начали выгружать и дискуссия естественным порядком завершилась.
<…>
Тайга.инфо