Грузинский бас, итальянская страсть и русская музыка

21 Дек 2007, 08:09

17 декабря выступлением Пааты Бурчуладзе вместе с Новосибирским симфоническим оркестром под управлением итальянского дирижера Фабио Мастранжело завершилась музыкальная часть VII Рождественского фестиваля искусств.

17 декабря выступлением Пааты Бурчуладзе вместе с Новосибирским симфоническим оркестром под управлением итальянского дирижера Фабио Мастранжело завершилась музыкальная часть VII Рождественского фестиваля искусств.

Представлять певца, чье имя уже давно украшает афиши лучших оперных театров мира, таких как Ла Скала, Ковент-Гарден, Вашингтонская опера, Метрополитен опера, Венская Штаатсопер, бессмысленно. Однако удостоенный высшего в оперном мире звания «каммерзингер» Паата Бурчуладзе считает себя в первую очередь представителем русской басовой школы. Возможно, поэтому на концерте в большом зале филармонии звучали в основном классические произведения русских композиторов.

В облике Мефистофеля
Несмотря на то, что в ноябре Паата Бурчуладзе уже пел в Кургане, Омске, Томске, Кемерово, Красноярске, визит знаменитого баса в столицу Сибири оказался первым. И, надо сказать, Новосибирск к этой встрече подготовился основательно: в большом зале филармонии даже некоторые ступеньки были заняты, а о свободных местах и речи быть не могло.
Концерт состоял из классических произведений конца XIX века. В первом отделении прозвучали оркестровые фрагменты из оперы С. Рахманинова «Алеко», между которыми Паата Бурчуладзе виртуозно исполнил арию Алеко и арию Гремина из оперы «Евгений Онегин» П. Чайковского. Перед антрактом оркестр представил 2 картину IV действия оперы Ш. Гуно «Фауст». Вот это была игра! Фабио Мастранжело со свойственной итальянцам эмоциональностью умирал и вновь оживал на сцене. Пыл, страсть, порыв, сила! Он как будто старался изобразить то, что нужно было играть музыканту из оркестра. Он успевал сказать каждому солисту свое слово, причем не просто указание времени вступления того или иного инструмента, но слово- образ, выпуклый, полнокровный, почти осязаемый образ. Он будто пропускал волны музыки через себя, а они, в свою очередь, как будто наполняли каждую клеточку его тела, поднимая и вознося. Фабио Мастранжело с легкостью управлял не только оркестром, но и публикой в зале. К середине вечера она стала улавливать его знаки по легким движениям рук дирижера. Такова была «Вальпургиева ночь» с ее резкими, контрастными переходами от радости и покоя к ощущению таинственности, а от юношеского задора к мрачным и зловещим тонам. После нее Паата Бурчуладзе исполнил партию Мефистофеля. Лучшего завершения первого действия нельзя было и представить.

Мечта всех басов
Словно желая успокоить потревоженную публику, второе действие начали с мелодичного оркестрового вступления к опере «Хованщина» М. Мусоргского. Народная по складу мелодия «Рассвета на Москва-реке» потекла широким нескончаемым песенным потоком в зал. Однако это спокойствие продолжалась недолго, оно предвещало скорую трагедию.
Паата Бурчуладзе завершил выступление своей «коронной» партией Бориса Годунова из одноименной оперы М. Мусоргского, в которой царственное величие сочетается с трагической обреченностью, душевный разлад достигает предельного напряжения. И хотя Паата Бурчуладзе исполнял партию Бориса около 170 раз в совершенно различных постановках всех оперных театров мира, он не перестает восхищаться ее гениальностью и находить в ней новые глубины и смыслы. «Дело в том, что это великая опера. Партия Бориса никогда не надоедает, так как ее невозможно до конца открыть, до конца спеть, до конца сыграть. Каждый раз образ меняется, и находишь в этой музыке, словах и смысле что-то новое, - говорит Пата. – Конечно, есть такие партии, как, например, Эскамильо в «Кармен». Прекрасная, хорошая партия, но ее можно только один раз спеть так, что потом можно сказать, что лучше ты уже не сделаешь. Все потому, что там нечего уже раскрывать, образ уже создан до конца. Да, такие партии могут надоесть. А Бориса невозможно никогда спеть так, чтобы сказать себе: все, я исчерпал это. Всегда, даже во время спектакля, сам не замечаешь, как находишь новые краски этого образа. В этом отношении, это гениальная партия. Поэтому она и есть мечта всех басов».

Великий консерватор, Или когда неудобно стоять на сцене
Программа выступления состояла из классических оперных образцов. Входят ли в репертуар вокалиста партии из современных опер? На этот вопрос Паата Бурчуладзе ответил однозначно: «Нет. Не нахожу удовольствия в этом. Думаю, что современные оперы даже портят голос. Ведь даже песню современную, пусть даже любимую, мы можем петь день, два, три, а потом повторять ее уже не хочется. В то же время нкогда нам не надоедает музыка Моцарта, или Верди, или Шопена, хотя ее мы знаем с рождения. Сколько раз бы мы ее не слушали, мы вновь ею восхищаемся. Потому что это вечное, и оно никогда никому не надоест. Самое современное, что я пою − это музыка Прокофьева «Огненный ангел». Вот это действительно гениальная, потрясающая музыка».
О современных постановках классических опер Паата Бурчуладзе тоже выразился нелестно. «Я пытаюсь избегать бессмысленных и глупых театральных постановок. Но это не всегда возможно, - признается знаменитый бас, - и иногда мне приходится идти на компромиссы. Проблема в том, что в большинстве театров сегодня ставятся такие спектакли, которые с настоящим искусством ничего общего не имеют. Конечно, я не сторонник очень традиционных спектаклей, потому что они уже слишком устарели. Но современные постановки нужно делать так, чтобы музыка и слова в них не теряли смысла. А если такое случается, даже на сцене стоять становится как-то неудобно».
Что-что, а на сцене большого зала Новосибирской филармонии Паата Бурчуладзе явно чувствовал себя как дома. Публика не отпускала звездного гостя до тех пор, пока он не спел на бис арию дона Базилио из «Севильского цирюльника», тем самым развеяв тяжелое впечатление от монолога умирающего Бориса Годунова.