Миша Майский: «Я начал играть на виолончели в том же возрасте, когда бросил курить — в 8 лет»

25 Апр 2016, 08:30

Можно ли оставаться оптимистом, пока террористы взрывают мир, как выдающемуся исполнителю не слишком испортить великую музыку, а интеллигентному человеку — выжить в тюрьме? Виолончелист Миша Майский ответил на вопросы Тайги.инфо и слушателей Транссибирского арт-фестиваля.

Концерт Новосибирского академического симфонического оркестра под управлением Гинтараса Ринкявичуса, в котором солировали Вадим Репин, Константин Лифшиц и Миша Майский, завершил программу Транссибирского арт-фестиваля в Новосибирске. Накануне закрытия фестиваля виолончелист Миша Майский, ученик Мстислава Ростроповича и Григория Пятигорского, встретился с поклонниками своего творчества и корреспондентом Тайги.инфо, рассказал о том, почему дети получаются у него лучше всего, и объяснил, что считает главным мерилом великих музыкантов.

Тайга.инфо: Вам как выходцу из СССР со стороны видно, как Россия откатывается к худшим советским порядкам? У нас сидят политзаключенные, воздух, в том числе культурный, сгущается, и минувший год это очень хорошо показал. Если видно, что вы об этом думаете?

— Это очень сложный и деликатный вопрос. Честно говоря, я стараюсь никакого отношения к политике не иметь. Это очень депрессивная часть жизни, где бы то ни было, на Востоке и на Западе — везде. Будучи музыкантом, я счастлив, что мне от Бога или природы был дан талант, и благодаря этому, а также тому, что мне посчастливилось учиться у великих музыкантов — Ростроповича и Пятигорского — я получил возможность общаться с людьми посредством музыки.

Когда мне задают такие сложные вопросы, как задали вы, или сложные вопросы о музыке, я всегда говорю, что английский — не мой первый язык, но даже мой первый язык — русский — не самый мой лучший язык. Я надеюсь, что самый мой лучший язык — это язык музыки. Поэтому я предпочитаю высказывать все, что я чувствую, понимаю и знаю о музыке, посредством музыки вместо того, чтобы говорить о ней. Это другая профессия, есть люди, которые замечательно могут писать и говорить о музыке, но не могут сыграть двух нот.

Что касается вашего вопроса о политике… Естественно, я слежу за всем, что происходит, и смотрю новости. Избежать этого невозможно, тем не менее, я стараюсь не слишком задумываться об этом, потому что это достаточно депрессивно. Был такой анекдот о разнице между пессимистом и оптимистом. Классический вариант: пессимист говорит, что стакан наполовину пустой, а оптимист — что наполовину полный. Разница же между русским пессимистом и оптимистом такова: пессимист говорит, что все уже так отвратительно, что хуже быть не может, а оптимист отвечает, что нет-нет, будет еще хуже. И, к сожалению, действительность это подтверждает. Но надо надеяться, что в какой-то момент станет лучше. Я желаю всем людям, которые живут в этой огромной замечательной стране, чтобы в конечном итоге все повернулось к лучшему.

Тайга.инфо: Вы прошли тюрьму, ссылку и психбольницу — хорошая школа жизни, учитывая, что у вас, кажется, нет диплома о высшем образовании.

— Когда я об этом думаю и вспоминаю, я не только об этом не жалею (я вообще ни о чем не жалею в жизни), но и убежден в том, что все, что ни делается, все к лучшему. Зависит от того, как к этому относиться. Я вот считаю, что мне очень повезло, хотя я не получил диплом Московской консерватории — мне не хватает до диплома всего двух экзаменов. На последнем курсе у меня было три экзамена, но один из них, по камерной музыке, мне зачли заранее. Мы учились вместе с великим пианистом Раду Лупу, он кончал консерваторию чуть раньше меня, и мы с ним на его экзамене по камерному ансамблю играли в 1969 году все сонаты и вариации Бетховена, и мне зачли это за экзамен. А до диплома мне не хватает экзамена по специальности — виолончели — и по научному коммунизму. Сегодня звучит как шутка, но так и было. Я получил справку, что прошел четыре курса консерватории и сдал 63 экзамена и зачета из 65.

Я к чему это говорю. Хотя у меня нет диплома, я получил гораздо более полное общее образование благодаря тому, что провел 4 месяца в Бутырской тюрьме, а потом на пересылке в Красной пресне. И 14 месяцев я 10 тонн цемента в день грузил лопатой, нам давали даже пол-литра молока за вредность. У меня совершенно зацементированные легкие. Были еще два месяца в психбольнице, но это чтобы избавиться от армии. То есть у меня получился полный комплект.
Тайга.инфо: Как интеллигентному человеку выжить в тюрьме и чем себя занять?

— Мы, музыканты, очень счастливые люди, в том смысле, что, хотя у меня не было возможности играть на виолончели, контакт с музыкой всегда оставался, у меня масса музыки в голове, которая постоянно звучала и звучит. Хотя было, конечно, нелегко, я никому этого не пожелаю. В итоге мне опять безумно повезло, потому что мне присудили 1,5 года условно за то, что предполагало от 3 до 8 лет, и это было просто чудо, адвокат не мог поверить. Но условность была тоже условная, она заключалась в том, что у меня не было судимости, но я должен был работать в местах, определяемых органами, где не хватало рабочей силы.

Я очень рад, что это было всего 1,5 года, а не 8. Все обошлось. Совершенно не жалею и я где-то даже благодарен судьбе, что это было, потому что в такой ситуации происходит переоценка ценностей. Вдруг начинаешь ценить моменты в жизни, о которых нормальные люди даже не задумываются никогда, потому что они для них естественны.

Тайга.инфо: Вы живете в Брюсселе, который недавно потрясла трагедия — теракт в аэропорту. Приняли ли вы это близко к сердцу?

— В то утро, когда это случилось в аэропорту, я должен был лететь в Москву из Брюсселя — у меня на следующий день должен был состояться концерт с Московскими виртуозами. И только благодаря тому, что канал «Культура» решил записать этот концерт на телевидение, и мне за неделю об этом сообщили, я решил, что лететь за день до концерта нехорошо, потому что я бы приехал сразу на репетицию. В общем, я решил отнестись к этому более профессионально, хотя для меня каждый день дома очень ценен, потому что этих дней очень немного, и полетел на день раньше. А по идее должен был лететь в это самое утро. Говорю же, я безумно везучий.
Тайга.инфо: Не ощущаете ли вы в виду этих событий, что мир катится в пропасть?

— Я надеюсь, что вы преувеличиваете. У меня такие маленькие дети, и я надеюсь, что все не так плохо, как иногда кажется. У меня шесть детей, двое старших, а четверо — совсем маленькие: 11, 6, 3 и младшей дочке год и два месяца. Конечно, быть оптимистом сегодня нелегко. Я в итоге сейчас впервые улетал из Брюсселя, и атмосфера там была совершенно особенная, я бы сказал, везде это ощущается.

Мой старший сын — невероятно умный молодой человек, в отличие от его папы. Их со старшей дочерью мама ушла от меня после 24 лет вместе. Знаете анекдот. Как отмечают 25-летие со дня свадьбы? Ответ: минутой молчания. Я посмеялся, а когда мы за два месяца до 25-летия развелись, мне было совершенно не смешно. Но бывает, и мне пришлось начать все сначала, и, как выяснилось, все было к лучшему. Почему я это рассказываю: мои старшие дети заклялись, что внуков у меня не будет. Я подумал, зачем мне внуки, я и сам могу.

Так вот мой старший сын был очень против из тех соображений, что это преступление — рожать детей в этот умирающий мир. Я прекрасно понимаю его логику, но при этом у меня такие дети, что сам бог велел. Дети у меня получаются лучше всего. Был такой анекдот. Когда из Советского Союза уезжала японская делегация, их спросили: «Что вам понравилось в нашей стране большего всего?» — «Ваши дети» — «О, спасибо! А еще что?» — «Дети» — «А еще?» — «Дети» — «Как так?» — «Потому что все, что вы делаете руками, никуда не годится».

Тайга.инфо: Вы учились у Пятигорского и Ростроповича, какая из этих двух школ легче вам далась?

— Да, я всегда говорю, что я самый счастливый виолончелист в мире, потому что я единственный учился и у того, и у другого. К счастью, конфликта никакого не было, они были очень хорошо знакомы и, в принципе, их отношение к преподаванию и к виолончели было очень похоже, хотя они оба были уникальными личностями, их нельзя даже сравнивать. Главное, чему я у них научился, это что нужно постоянно напоминать себе, что является целью и средством достижения этой цели. Музыка всегда должно быть главной, а инструмент — это только то, что слово «инструмент» подразумевает, не наоборот.

Сегодня уровень музыкантов настолько высокий, что иногда молодые исполнители думают, что, чтобы преуспеть, нужно играть еще лучше, быстрее, чище, громче. И проблема в том, что иногда искусство игры на инструменте становится главным, а музыка используется для того, чтобы продемонстрировать, как мы замечательно играем на виолончели или рояле. Тогда все становится с ног на голову. Поэтому я лично убежден в том, что идеальное владение инструментом — это не самое главное.

Те, кто хочет услышать идеальное звучание, всегда могут послушать студийную запись, которая была вычищена на 100%, а для меня самый важный момент между артистом на сцене и публикой — эмоциональный, который объяснить словами очень трудно. Есть несколько стадий коммуникации между музыкантом и слушателем. Первая — это физический элемент, когда мы производим звуки, которые достигают ушей. Следующий слой — интеллектуальный, когда посредством звуков мы передаем идеи. А самый высокий уровень — эмоциональный, когда удается установить контакт от сердца к сердцу. И вот тогда происходит нечто такое, когда люди чувствуют что-то, что запомнят на всю жизнь.
Тайга.инфо: Расскажите о своей семье.

— Мои родители очень любили музыку, но они выросли в сложное время после революции и между двумя войнами, и учиться не было возможности. У них была мечта дать эту возможность детям. Я был третий и последний ребенок в семье, моя сестра старше меня на десять лет, а брат — на шесть. Он стал музыковедом, играл на органе и клавесине. И когда моя очередь настала, мама сказала, что двух детей-музыкантов более чем достаточно, она хотела, чтобы хотя бы один был нормальный. Но я был не очень нормальным, меня в 7,5 лет водили к психологу, потому что не знали, что со мной делать: я больше двух секунд не мог усидеть на месте в школе, и в виде терапии начал вышивать болгарским крестом и выпиливать лобзиком, играть в шахматы.

Когда меня спрашивают, в каком возрасте я начал играть на виолончели, я отвечаю, что довольно поздно по тем временам: я начал играть в том же возрасте, когда бросил курить. Спрашивают: «Так поздно?!» — «Да, мне было 8 лет». Мой папа, к сожалению, был серьезный курильщик и поэтому очень молодым умер от рака легких, а я у него с тумбочки крал сигареты и дымил, еще будучи в детском саду. А когда мне было 8 лет, мы каким-то образом раздобыли огромную голландскую сигару, я один раз затянулся и с тех пор никогда не курил. Может, под влиянием этой сигары я понял, что буду играть на виолончели. Никто не мог себе представить этого, все меня пытались убедить, что это сумасшедшая идея, но я настоял и до сих пор пытаюсь играть.

За два месяца летом я должен был наверстать многое, чтобы поступить в музыкальную школу во второй класс, но я продолжал все равно играть в футбол. Когда лет десять назад я впервые играл на фестивале в Вильнюсе, хотя я и родился в Латвии, журналист мне сказал: «Ну, наконец-то, вы впервые играете в Вильнюсе». А я ответил: «Знаете, это не совсем так. Примерно 47 лет назад я играл в Вильнюсе. В футбол». До 14 лет я действительно играл гораздо больше в футбол, чем на виолончели, мечтал стать футболистом, но потом понял, что, как ни стараюсь конкурировать с великим Пеле, мне не удастся. Потом меня послали в Ленинград в музыкальный интернат, там не было возможности играть в футбол, пришлось более серьезно заниматься на виолончели.

Почему виолончель? Я не помню какой-то романтической истории, чтобы шел по улице и услышал чудные звуки… Скорее всего, выбор виолончели — потому что сестра играла на рояле, брат на скрипке, а виолончель стала заключением семейного трио, которое не получилось. Может быть, поэтому мечтой моей жизни было играть трио со своими детьми. Она исполнилась.
Тайга.инфо: По каким критериям вы оцениваете профессионализм музыканта?

— Лично мне кажется, что одно из самых важных качеств великого музыканта — это если он любит и уважает музыку, которую играет, больше, чем самого себя. Конечно, роль исполнителя — очень важная, но при этом не нужно забывать, что мы остаемся слугами композитора и музыки, которую играем. И мы должны использовать все свои таланты и опыт, перенятый у педагогов и партнеров по сцене, чтобы испортить великую музыку как можно меньше. Как бы мы ни старались, всегда приходится великую музыку немножко приближать к земле. Моя цель всегда — попытаться публику приподнять поближе к музыке, а не опустить музыку на землю. Скоро будет 44 года, как я уехал из Советского Союза, я очень редко говорю по-русски, и мне не очень это легко, но я надеюсь, вы понимаете, что я имею в виду: музыка всегда должна оставаться самым главным.

Никогда не мог понять, когда музыканты, достигшие мировой славы, начинают иметь о себе немножко такое важное представление. Я считаю, что мы ежедневно общаемся с такой гениальной музыкой, которая напоминает нам о том, какие мы все незначительные по сравнению с великими композиторами, какой мы маленький элемент в этом огромном процессе музицирования. Вот это важно помнить, что и кто важнее, и не слишком о себе думать.

По-английски есть такой выражение, ставшее популярным, благодаря The Beatles: «All you need is love». Все, что нужно в жизни в конечном итоге — это любовь, в том или ином виде. И в музыке тоже.

Подготовила Маргарита Логинова
Фото Натальи Грединой