«Времена Батыя, пожалуй, уступят»: хроники антироссийского бунта 1916 года

17 Июл 2016, 04:30

Тайга.инфо завершает рассказ о среднеазиатском восстании, начавшемся в июле 1916 года. Третья часть — о причинах конфликта, роли столыпинских реформ, Первой мировой войны, коррумпированных чиновников, дервишей и турецкой разведки, жестоком подавлении бунта и геополитическом выборе России.

В преддверии 100-летней годовщины трагических событий в Средней Азии — масштабной резни русского населения и не менее кровавого подавления бунта официальными властями — мы решили обратиться к современности и истории Центрально-азиатского региона. Региона, от ситуации в котором напрямую зависит повседневная жизнь и безопасность Сибири.

Ссылки на предыдущие публикации:

Забытый бунт: мысли к 100-летию среднеазиатского восстания 1916 года

Туркестан накануне погрома: имперская Средняя Азия начала XX века

Произошедший летом 1916 года в российском Туркестане бунт историки называли народным восстанием, а современники — русским погромом. Сегодня эти события в независимых государствах Средней Азии зачастую подаются как национально-освободительное восстание против русских колонизаторов, жестоко подавленное русскими же карателями.

Формальным поводом к началу событий стал указ о принудительном привлечении на тыловые работы в прифронтовых районах (ведь шла Первая мировая война) мужского инородческого населения в возрасте от 19 до 43 лет включительно. Этот шаг был рискованным, тем более, что в Казахстане и Средней Азии оставалось все меньше русских, в том числе и казаков, служивших главным оплотом власти на местах: их мобилизовывали на фронт. А теперь «белый падишах» туда же отправлял и «кормильцев» туземных семей — по разнарядке властей предполагалось отправить на военные работы 230 тысяч жителей Степного края (в основном казахов) и 250 тысяч жителей Туркестана. Причем, тяготы предстояло нести самым бедным: богатые казахи могли легко откупиться, за взятку записав себя в какие-нибудь «счетоводы» или «аульные управители», которые призыву не подлежали. Показательно, что коррупция, в том числе позволявшая откупиться от мобилизации, господствовала как раз в среде местного чиновничества, которое было плотью от плоти местных общин. Тем не менее, указ о мобилизации инородческого населения был лишь поводом к восстанию. Причины же его носили более глубокий характер.

За первые два десятилетия русского управления Туркестаном количество русских аграрных переселенцев едва превысило 2 тысячи человек. В начале 1890-х годов, после голода в Европейской части России в край хлынула большая волна самовольных переселенцев — не менее 15 тысяч человек, из которых лишь десятая часть была в должной мере обеспечена землей администрацией, опасавшейся недовольства туземного населения. В 1897 году генерал-губернатор запретил аграрное переселение в Туркестан полностью. Однако голод 1905–1906 годов выплеснул еще несколько десятков тысяч самовольных переселенцев. Военные губернаторы туркестанских областей требовали запретить чиновникам Переселенческого управления наделять их землей, опасаясь бунта местного населения.

В 1906 году главой правительства стал Петр Столыпин, который приступил к аграрной реформе. Будучи опытным и успешным хозяйственником, Столыпин, понимая желание русских крестьян владеть землей, начал большую программу внутренней миграции: аграрная реформа позволила приобретать в частную собственность долю в общинной земле, пользователями которой являлись крестьяне. Вышедшие из общины крестьяне среднего достатка и бедняки в количестве около 1 200 000 человек продали около 4 миллионов десятин своей земли кулакам по сильно заниженной цене. Правительство предприняло шаги по переселению этих «лишних» крестьян. В поисках земли они часто направлялись и в очень удаленные регионы, в том числе и в Центральную Азию.

«Отбирали землю не только годную для селений, но и для развития скотоводства. Именно несправедливое изъятие земель привело к восстанию»

В итоге, если стихийное переселение в Туркестан проходило вначале без конфликтов с коренным населением, то после 1905 года, когда оно приобрело массовый характер, ситуация кардинально изменилась. Причиной этого стал возрастающий недостаток земельных участков, когда местные кочевые племена получали нормированный земельный надел: 30–60 десятин на одну кибитку (юрту), то есть на одно хозяйство, и часто эти участки не годились даже под пастбища. В Семиреченской области за первые три года войны у казахов было изъято 1,8 млн. десятин лучших пастбищных и пахотных угодий, а их прежние владельцы выселены в «голодные» пустынные и полупустынные районы. В декабре 1910 года правительство предоставило Переселенческому управлению право отчуждать земли кочевников под переселенческие участки. Чиновники, пользуясь этим правом, отнимали у казахов не только пастбищные земли, но и места зимовок с обрабатываемыми землями.

К середине 1916 года общая площадь земель, отобранных у казахского населения, составила 45 млн десятин. На территории современной Киргизии только в Чуйской области к 1915 году у местного населения было отобрано у киргизов и передано переселенцам более 700 тысяч га земли, в современной Ошской области — 82 тысячи га. Из-за этого многие киргизы стали безземельными, позже безутешность их ситуации спровоцировала размах вооруженного восстания и его антирусский характер.

С 1896 по 1916 годы только в Акмолинской и Семипалатинской областях (в границах того времени, которые не совпадают с нынешними) поселилось более миллиона крестьян из России. Всего же в центрально-азиатские владения переселилось более 3 миллионов русских. К 1914 году 40% населения Казахстана и 6% населения Туркестана уже составляли русские. Для их расселения у «туземцев» отбирали места зимовок, давно обрабатываемые поля, а жалобы в Переселенческое управление ни к чему не приводили.

Туркестанский генерал-губернатор Алексей Куропаткин писал в своем дневнике: «Чиновники произвольно рассчитали нормы земельного обеспечения киргизов и начали нарезать участки, включая в них пашни, зимовые стойбища, насаждения, оросительные системы. <…> Отбирали землю не только годную для устройства селений, но и для развития скотоводства. Именно несправедливое изъятие земель привело к восстанию».

В советской историографии оценка восстания звучала положительно, в духе классовой борьбы; оно хорошо вписывалось в сюжет рабоче-крестьянских восстаний против феодальных (и капиталистических) эксплуататоров. Одновременно с этим восстание 1916 года подавалось как пример несовершенной революции, в отличие от революции социалистической. Естественно, нигде в советских источниках не говорилось о том, что это была зачистка русского населения и представителей администрации; употреблялись обтекаемые формулировки типа «бой с царской властью и местными правителями».
Муллы и музыканты. Коканд. Начало XX века (rus-turk.livejournal.com)

Тем не менее, в советских учебниках (например, История СССР. Часть третья. Учебник для 10 класса средней школы. Москва: Учпедгиз, 1952) в описании сложности обстановки в кочевых и полукочевых областях Средней Азии и Казахстана прямо указывается, что правительство продолжало забирать землю у киргизов и казахов и отдавать ее русским переселенцам: в 1915 году, то есть за год до трагических событий, «русским помещикам, чиновникам и кулакам было отдано 1 800 тыс. га лучшей земли казахов и киргизов, а непрерывные военные реквизиции лошадей, рогатого скота и шерсти совершенно разорили дехкан».

Притеснения и поборы со стороны местных властей усугубляли бесправие населения. Князь Серафим Мансырев (1866–1928 — русский адвокат, общественный деятель и публицист, член IV Государственной думы) писал: «Через 30 лет с лишком после присоединения края к России, я на месте чиновничества тамошнего застал касту, касту отдаленную как от русского чиновничества, так и от местного населения и даже от пришлых чиновников, командируемых туда со специальными какими-либо поручениями, касту самодовлеющую и самодовольную, которая смотрела на себя как на настоящих и единственных хозяев в крае, перед коими край должен трепетать и воздавать почести и мзду. Взяточничество развито было до архивозможных пределов, и под всяким благовидным или неблаговидным предлогом, натурой или деньгами оно всюду и везде практиковалось как необходимое подспорье к получаемому содержанию, зачастую превышая его. Поборы производились по всякому поводу всякого административного исправления обязанностей. Бывали случаи в мое пребывание там, что волостной управитель (назначался из местного населения — прим. Тайги.инфо), получающий по закону жалованья не больше 500 руб., должен был истратить до 30 тыс. рублей для выбора своего в должность волостного управителя, а срок его службы трехлетний, и, следовательно, можете себе представить, сколько он должен был вернуть с местного населения, чтобы уплатить эти 30 000 р., затраченные им при выборах».

Начавшаяся мировая война еще более обострила ситуацию — коренному населению пришлось нести новые повинности: для казахов и киргизов были введены обязательные поставки мяса, массовая реквизиция скота, фуража и даже тулупов. Был введен новый военный налог с кибиток, а также дорожные и другие сборы. Узбеков и таджиков заставляли выращивать «стратегический» и очень трудоемкий хлопок, налоги на них тоже возросли в 3–4, а в отдельных случаях — в 15 раз. В горах Тянь-Шаня с началом войны резко сократились посевы зерновых, урожай упал вдвое. Уменьшилось и поголовье скота.

Казахи Иркештамского аульного общества жаловались, что «им жить положительно невозможно: так как начальник гарнизона вместе со своими казаками разъезжает по аулу, отнимает масло, сено и баранов, а в случае отказать наносит киргизам (киргизами тогда называли и казахов) побои, причем жаловаться не приказывает, ссылаясь на военное положение».

Организатор и вдохновитель геноцида армян, ассирийцев и понтийских греков Энвер-паша стоял у истоков басмаческого движения в советской Средней Азии

На этом фоне в Средней Азии активизировались германские и, особенно, османские агенты, которые уже давно распространяли слухи об объявленном султаном «газавате» против неверных, о мнимых успехах османской армии на фронте и ее скором вступлении на земли среднеазиатских народов. Велись даже тайные сборы денег в пользу Турции. Координировавшие деятельность своих агентов османская и германская резидентуры практически открыто работали в приграничных городах Кашгар и Кульджа в соседнем Китае. В одном из донесений атамана Семиреченского казачьего войска Алексея Алексеева отмечалось: «Есть бесспорное основание считать виновников по агитации, во-первых, некоторые элементы из соседнего Кульджинского района, а, во-вторых, и агентов Германии: решимость главарей бунта созрела и окрепла неожиданно быстро потому, что в их заблуждениях их поддержали чьи-то прокламации, гласившие о слабости России, о непобедимости Германии и о близком вторжении в Русский Туркестан китайцев».

Причем, работа османских резидентов в российском Туркестане не имеет никакого отношения к теории заговора или ведомственных выдумок российской контрразведки. Связи Османской империи времен младотурок с антироссийскими пантюркистскими силами в Средней Азии были очень обширны и глубоки. Более того, следует отметить, что один из трех основных лидеров младотурок, организатор и вдохновитель геноцида армян, ассирийцев и понтийских греков Энвер-паша стоял у истоков басмаческого движения в советской Средней Азии и даже погиб на территории нынешнего Таджикистана.

У русских властей также имелись данные, что в организации восстания в Семиречье принимали участие известные в Синьцзяне участники Синьхайской революции, в результате которой в Китае была свергнута монархия и провозглашена республика, Ли Сяо-фын и Юй Дэ-хай. Подданные Китая стали зачинщиками и главными организаторами восстаний в горах Тянь-Шаня, из Синьцзяна в Среднюю Азию также доставлялось оружие.

Короче говоря, все перечисленные выше проблемы привели к тому, что к 1916 году Средняя Азия напоминала пороховой погреб. Но даже он сдетонировал, в первую очередь, по внутренним причинам. И, конечно, фактор иностранных агентов спецслужб не был решающим: даже после публикации царского указа о мобилизации еще была возможность для его разъяснения: непосредственным поводом для начала восстания оказались, в общем-то, нелепые слухи о том, что на рытье окопов призовут абсолютно все мужское население. Вместо этого полиция предпочла грубую силу и просто расстреляла демонстрацию жителей Ходжента 4 июля 1916 года. После этого события стали развиваться по негативному сценарию. В том же июле в Самаркандской области произошло 25 выступлений, в Сырдарьинской — 20 и в Ферганской — 86. Вскоре оно охватило все среднеазиатские владения Российской империи с более чем 10-миллионным многонациональным населением.

Повстанцы из местного населения (киргизского, узбекского, казахского) совсем не различали, каковы политические убеждения местных русских или к какому классу они принадлежат — восстание было направлено против всех русских без исключения. Произошел классический погром, охвативший огромную территорию. Акции неповиновения были разными по форме: от демонстраций до настоящих партизанских «басмаческих» действий: нападений на чиновников и военных, русских переселенцев. От кочевок вглубь степей и в горы, от бегства в Китай до уничтожения списков призывников. Повстанцы разрушали телеграфные линии, прекратив сообщение между городом Верным (административный центр Семиреченской области, ныне Алма-Ата), Ташкентом и Центральной Россией, жгли хутора, убивали семьи казаков и русских рабочих. В ходе восстания принимали участие и забастовавшие рабочие угольных копей, нефтяных промыслов, Иртышского пароходства, Омской, Оренбургско-Ташкентской, Среднеазиатской и Транссибирской железных дорог. 17 июля 1916 года в Туркестанском военном округе было объявлено военное положение.

В одной из телеграмм военному министру Д. Шуваеву 16 августа 1916 года Куропаткин, характеризуя обстановку в Туркестане, сообщал, что только в одном Пржевальском уезде ограблено 6024 семьи русских поселенцев, пропало без вести и убито 3478 человек: «Вероломно неожиданные нападения на русские селения сопровождались зверскими убийствами и изуродованием трупов, насилия и издевательства над женщинами и детьми, варварское обращение со взятыми в плен и полное разрушение нажитого тяжелым многолетним трудом благосостояния с потерей во многих случаях и домашнего очага».

«Пощады русским не было: их резали, избивали, не щадя ни женщин, ни детей. Отрезали головы, уши, носы»

В ряде мест, особенно в Ферганской долине, погромами руководили дервиши-проповедники, призывающие к «священной войне». Первым о начале «священной войны» против «неверных» объявил имам главной мечети селения Заамин Касым-Ходжа, провозглашенный в ней же «Зааминским беком». Первой его акцией было убийство пристава Соболева, после чего он назначил «министров» и объявил поход на станции Обручево и Урсатьевскую. По дороге войско Касым-Ходжи вырезало всех попадавшихся на пути русских.

Настоятель Пржевальского городского собора, священник Михаил Заозерский писал: «Положение наше было ужасное: Верный в 400 верстах, до Пишпека 370 верст, до Ташкента 833 версты. 10 августа киргизы внезапно, одновременно (значит, у них был заговор) напали на беззащитные русские селения всего уезда, угнали скот, который был на пастбище (село Покровское потеряло около 15 тысяч голов скота), и начали избивать работавших на полях; в селе Преображенском, по словам местного священника, убито в поле около двухсот человек… Пощады русским не было: их резали, избивали, не щадя ни женщин, ни детей. Отрезали головы, уши, носы, детей разрывали пополам, натыкали их на пики, женщин насиловали, даже девочек, молодых женщин и девушек уводили в плен».

Будущий священномученик, отец Евстафий (Малаховский), настоятель храма в одном из иссык-кульских русских сел попрошествии событий писал в рапорте благочинному: «Целую книгу можно написать о зверствах киргиз. Времена Батыя, пожалуй, уступят. <…> Достаточно того, что на дороге попадались трупики десятилетних изнасилованных девочек с вытянутыми и вырезанными внутренностями. Детей разбивали о камни, разрывали, насаживали на пики и вертели. Более взрослых, клали в ряды и топтали лошадьми. Жутко становилось при виде всего этого».

Надо отметить, что восставшие с такой же жестокостью истребляли местных «коллаборационистов» из числа ненавистных «туземных» администраторов. К тому же исламистские «мотивы» были гораздо менее отчетливо выражены в областях, населенных казахами и киргизами. А именно они стали главными очагами восстания. Это, прежде всего, Семиреченская область, которая была районом наиболее интенсивной аграрной колонизации, а также Тургайская область, где вооруженная борьба носила наиболее организованный характер.

Как и в любой гражданской войне, были примеры и доброго соседского отношения, подчас сохранявшего жизни целым семьям: так, по воспоминаниям жителя Иссык-кульской котловины Сергея Медведева его прабабушка спаслась потому, что «…киргиз, работавший у нее, предупредил о бунте, и она четыре дня пряталась с детьми в камышах. Но часть жителей села пытались спастись в усадьбе местного купца, у которого двор был, как маленькая крепость — с глухим забором вокруг. На угрозы киргиз сжечь всю усадьбу он открыл ворота и все укрывшиеся во дворе были перебиты. Вот такие гримасы истории: киргиз спас русскую семью, а русский сдал своих односельчан на погибель». Подобные же рассказы слышал один из авторов данной статьи от своих родственников.

Пытаясь сбить накал волнений, генерал-губернатор Степного края Сухомлинов отсрочил призыв казахов на тыловые работы до 15 сентября 1916 года. Однако этот приказ не разрядил ситуацию. Не помогли и призывы лидеров партии казахских национал-демократов «Алаш» А. Букейханова, А. Байтурсунова не оказывать сопротивления выполнению указа о «реквизиции инородцев», дабы уберечь безоружный народ от жестоких репрессий. Они неоднократно пытались убедить администрацию не спешить с мобилизацией, провести подготовительные мероприятия, вместе с тем требовали от властей коренного изменения колониальной политики, а именно: обеспечить свободу совести, «правильную постановку просветительного дела», организовать обучение казахских детей на родном языке с созданием для них интернатов и пансионатов, учредить казахские газеты, прекратить выселение с исконных земель и «признать земли, занимаемые казахами, их собственностью», пересмотреть Степное положение при участии депутатов из коренного населения и законодательно ввести казахское делопроизводство в судах и волостных управлениях, отменить институт крестьянских начальников и урядников, допустить представителей казахского народа в высшие органы власти. В то же время ряд радикальных представителей казахской интеллигенции (Бокин, Ниязосков, Жунусов) решительно призывали к вооруженному сопротивлению.
Дервиши в Коканде, конец 1880-х — начало 1890-х (rus-turk.livejournal.com)

Имперское правительство бросило против восставших около 30 тысяч карательных войск — порядка двух пехотных дивизий по штатам 1914 года — вооруженных пулеметами и артиллерией. Вспомогательную роль играли местные казачьи и поселенческие ополчения. Уже в конце лета восстание было подавлено в Самаркандской, Сырдарьинской, Ферганской и ряде других областей, а в сентябре — начале октября в Семиречье.

При подавлении восстания воинские части проявили необходимую в таком случае жестокость. Приказом туркестанского генерал-губернатора при всех карательных отрядах и во всех уездных городах были созданы военно-полевые суды, которые выносили смертные приговоры в упрощенном порядке. Часто взятых в плен восставших расстреливали на месте безо всякого суда, либо убивали при конвоировании. Это было вполне естественно, для солдат и казаков, вдоволь насмотревшихся на результаты зверств повстанцев. Широко использовалась артиллерия, пулеметы, сжигались целые аулы.

Боязнь подвергнуться справедливой мести за участие в антирусских погромах стала одной из побудительных причин «Чон Уркун» («Большого исхода») — массового бегства казахов и киргизов (всего около 500 тыс.) в Китай.

Между тем, если в Семиречье повстанческое движение вскоре было подавлено, то в Тургайской степи оно набирало силу. А. Иманову и А. Джангильдину удалось создать из орды неорганизованных повстанцев некое подобие регулярной армии (50 тысяч в пик восстания), разделенной на десятки, пятидесятки, сотни и тысячи. Правда, при приближении к Тургаю войск генерал-лейтенанта Лавретеньева Иманов был вынужден снять осаду Тургая и перейти к партизанским действиям, зачастую весьма успешным. Лишь во второй половине ноября основная масса повстанцев отошла вглубь пустыни (в район Батпаккары), откуда совершала набеги до середины февраля 1917 года. Как известно, дело закончилось вхождением отрядов Иманова в Красную армию и его расстрелом алаш-ордынцами в 1918 году (впрочем, по этому поводу имеются различные версии). До января 1917 года сопротивление продолжалось и в Закаспийской области.

Точное количество погибших неизвестно — оценки даются в диапазоне от десятков тысяч до нескольких сотен тысяч «туземцев» и порядка 3–4 тысяч русских переселенцев. Вместо запланированных 480 тысяч удалось «реквизировать» лишь немногим более 100 тысяч «инородцев». В современном Кыргызстане считают, что при подавлении восстания 1916 года погибло от 150 до 350 тысяч киргизов. С 2008 года каждый август в республике проходят траурные мероприятия в память о погибших.

Для большинства так называемых «инородцев» конфликты, порожденные причинами преимущественно социально-экономического порядка, объективно приобретали форму противостояния с инорелигиозной, иноязычной и потому еще более враждебной властью. И, естественно, противостояния со всеми, кто в глазах «туземцев» являлся ее носителями, включая русских крестьян-переселенцев. Никакой иной формы это противостояние приобрести просто не могло.

Ни одна из проблем, стоявшая перед регионом, естественно, не была решена. Скорее наоборот — все проблемы обострились до крайности. Идет ли речь о противоречиях по земельному вопросу или о межнациональных отношениях. Проблемы эти по существу не были решены и после краха Российской империи — вплоть до нынешнего времени. Но это уже другая история.

Можно витать в иллюзиях о том, что Россия является частью европейской цивилизации, либо отдельной, непохожей ни на что культурой. Однако, объективные реалии географии говорят любому здравомыслящему человеку о том, что в ближайшей перспективе мы, с нашим экономическим, геополитическим и культурным мировоззрением, никуда не уйдем от необходимости выстраивать нормальные (прагматические) взаимоотношения со странами, народами и культурами Центральной Азии, какими бы они нам не казались. Хоть с точки зрения нашей общей истории, хоть с учетом современной рационалистической практики объявления иных стран «несостоявшимися государствами».

Имеющая огромные перспективы Россия, несмотря на все имеющиеся текущие проблемы имеет огромный потенциал в сфере внешнеэкономического и внешнеполитического взаимодействия со странами постсоветской Средней Азии. Реализовывать этот потенциал необходимо, отбросив все «имперские предубеждения» и с уважительным отношением к этническому и культурному разнообразию перспективнейших стран Центральной Азии, к которым в настоящий момент прикованы взоры не только классического «цивилизованного» мира США и Европы, но и таких новых мировых региональных лидеров как КНР, Индия, Пакистан, Турция и Иран. Однако полноценно реализовать имеющийся потенциал сотрудничества независимых государств Средней Азии и России можно, лишь осознав и перевернув трагические страницы недавней совместной истории.

Алексей Пронин, кандидат исторических наук, ученый секретарь Музея города Новосибирска;
Дмитрий Холявченко, независимый историк, член Ректората Новосибирского открытого университета (НОУ); специально для Тайги.инфо