«Зеленая» энергетика для Сибири: угроза во благо
В России начинается ежегодный конкурсный отбор проектов в области возобновляемой энергетики. Компании-победители смогут получить гарантированный возврат инвестиций. Сибирь — один из регионов-пионеров новой отрасли. Но именно она серьезнее всего может пострадать от развития «зеленой» энергетики в мире.
Зачем традиционно угольно-нефтяной стране развивать ВИЭ, почему Россия без проблем выполнит свои цели по сокращению выбросов СО2 в рамках Парижского соглашения, но какие другие угрозы оно для нас несет, узнавала Тайга.инфо.
Россия: углеродный тупик
В Германии в мае прошла очередная сессия климатических переговоров, где страны работали над правилами реализации Парижского соглашения, а также обсуждали возможности пересмотра национальных целей 2030 года по выбросам парниковых газов. В соглашении, напомним, речь идет о необходимости удержать рост температуры на Земле в пределах 1,5−2 градусов, чтобы предотвратить глобальное изменение климата, с которым в том числе связывают различные катастрофические погодные явления вроде участившихся ураганов и наводнений. Повышение температуры в мире в свою очередь связывают с выбросами парниковых газов.
139738
Кандидат экономических наук, доцент ВШЭ Игорь Макаров совместно с коллегами из Массачусетского технологического института изучили влияние Парижского соглашения на российскую экономику. Они смоделировали несколько сценариев с учетом достижения национальных климатических целей стран (INDC) и без (базовый), с ужесточением климатической политики после 2030 года (2 градуса), с участием в этом процессе России и без. Модели считаются консервативными, они не учитывают то, что в принципе сложно поддается учету — технический прогресс. Ну и, разумеется, что это некий прогноз, который в чистом виде не сбудется.
При этом, как отмечают исследователи, даже с учетом уже заявленных целей по сокращению выбросов парниковых газов, температура в перспективе продолжит расти, то есть после 2030 года потребуется их ужесточение.
В России в 1990-е годы выбросы парниковых газов сократились на фоне кризисных явлений в промышленности после распада СССР и начали расти в 2000-х, но в целом находятся на довольно стабильном уровне.
«Нет никаких опасностей, что Россия не выполнит своих целей, поэтому и ущерба тоже никакого нет. Парижские цели будут выполнены Россией без всякого труда, — утверждает Игорь Макаров. — Гораздо сложнее ситуация с действиями других стран. Из-за того, что другие страны сокращают выбросы парниковых газов, они сокращают спрос на ископаемое топливо: на уголь, в первую очередь, на нефть, в меньшей степени — на газ. Российское топливо будет меньше приобретаться», — говорит Макаров.
С учетом высокой доли топливно-энергетических товаров в экспорте и в обеспечении доходов бюджета выполнение условий Парижского соглашения приведет к снижению средних темпов прироста ВВП в России на 0,2—0,3 п.п., а дальнейшее ужесточение климатической политики — к дополнительному сокращению ВВП на 0,5 п.п. в 2035—2050 годах.
В модели без учета изменений в климатической политике экспорт энергоносителей будет расти, в основном в газе. Однако, даже если все страны выполнят свои цели 2030 года по сокращению выбросов, спрос на уголь начнет сокращаться, на газ не изменится, а, может, даже вырастет — за счет перехода с угля. Потребность в нефти сохранится за счет транспорта, поскольку перспективы электромобиля пока довольно туманны.
Парижское соглашение бьет по углю: сокращение будет не только в Европе, но и в Азии
«Парижское соглашение бьет по углю. Сокращение будет, в основном, в Европе, но и в Азии тоже. Оно уже идет, судя по всему, в Китае уже прошел пик потребления угля. То есть максимальные объемы потребления угля в Китае уже были в прошлом — позапрошлом году пройдены, и дальше будет меньше. А Китай, чтобы было понятно, — это 50% потребления угля. И еще 10−15% — это Индия. В Европе уголь и так довольно мало потребляется. Но в Европу экспортируется довольно много российского угля до сих пор. Поэтому Европа — это важный рынок для российских угольщиков и, собственно, он будет сужаться», — говорит экономист.
При этом, по словам Макарова, рынок для России будет сокращаться не только за счет перехода на ВИЭ или на газ, но еще и за счет конкуренции с американским углем: «В США произошла сланцевая революция, там появился дешевый газ, он стал выталкивать уголь из Соединенных Штатов из энергобаланса, и уголь пошел в Европу. В Европе американский уголь стоит, во-первых, дешевле европейского, во-вторых, дешевле российского газа. И тем более, дешевле российского угля. У российского угля не будет шанса в Европе вообще, но и российский газ, в общем, уже сталкивался с некой конкуренцией. Но, возможно, европейцы и американский уголь тоже перестанут покупать по соображениям экологическим. Если в цифрах это отразить, то уже к 2030 году экспорт российского угля будет на 65% ниже, чем в базовом сценарии (или на 37% к 2030 ниже, чем в 2015 году, то есть ниже примерно нынешнего уровня)».
Возможность существовать в рамках старой модели основанной на добыче, переработке органического топлива исчезает. По оценке генерального директора Центра экологических инвестиций Михаила Юлкина, экспорт ископаемого топлива еще просуществует лет 10, но сокращать добычу нужно уже сейчас — тогда это пойдет по наименее болезненному сценарию: «Сегодня случился обвал акций компаний, которым были объявлены санкции. Представьте, что завтра сообщат, что на рынке через 2−3 года спрос на нефть начет падать. Что будет с рынком акций нефтяных, газовых, угольных компаний? Упадет сразу. Это будет не плавный тренд, а обвал. И странно, что я это понимаю, кто рядом со мной работает, тоже понимает, а там [в правительстве] существует мнение, что мы еще лет 10−15 спокойно продолжим, а потом плавно перейдем. Но на "плавно" не останется времени. Случится одномоментное обрушение рынка».
Помимо отказа импортеров от нашего топлива в чистом виде эксперты видят и другие риски, связанные с декарбонизацией. Это возможное введение углеродных пошлин и зависимость России от устаревших технологий — например, тех, что востребованы только в добыче углеводородов, от которой остальные страны отказываются. При этом сами по себе технологии могут быть вполне современными для этой отрасли.
на «плавно» не останется времени, случится одномоментное обрушение рынка
«Российский экспорт вообще самый углеродоемкий из всех ведущих стран, — поясняет Игорь Макаров. — И это не потому, что у России плохие технологии даже, а потому что российская структура экспорта такова, что там не может быть иначе. То есть это даже не ископаемое топливо в первую очередь, а это любые энергоемкие производства. Это все металлы, которые Россия экспортирует, удобрения, это химическая промышленность — все это очень и очень энергоемкое. Соответственно, если энергоемко, значит для этого надо много СО2 выбрасывать, а значит есть опасность, что именно против этих товаров в первую очередь и будут вводить углеродную таможенную пошлину».
Из-за большого углеродного следа российская продукция не будет востребованной на мировом рынке, покупатели уже сейчас начинают ориентироваться на товары, связанные с меньшим количеством выбросов, констатирует Михаил Юлкин.
Кузбасс: готовых рецептов нет
«Если сегодня перестать дотировать угольную отрасль российскую — она умрет, — безапелляционно продолжает Юлкин. — Мы имеем кучу дотаций, связанных с перераспределением фонда социально-медицинского страхования в пользу шахтеров. Они поставляют в этот фонд меньше денег, чем оттуда берут. Это уже сосчитано. Есть льготы по железнодорожному транспорту. У нас экспорт угля дотируется через тариф. Поэтому крики о том, что они работают в рыночных условиях и дотаций не имеют — это вранье. Не проще ли посчитать, сколько мы им выделяем по всем каналам, в том числе преждевременные смерти (сколько живут шахтеры после выхода на пенсию? 5 лет), время, проведенное в больнице, потери ВВП, связанные с этим. Это тоже фактически субсидии Не проще ли будет угольную отрасль закрыть или перепрофилировать на что-нибудь другое?»
Закрытие нерентабельных предприятий отрасли для России — не новая история. В 1990-е была реструктуризация. 20 лет назад, весной-летом 1998 года, шахтеры России провели масштабную акцию протеста. Кузбассовцы тогда перекрыли Транссиб. На акцию людей сподвигло в том числе общее неприятие результатов реформы, в ходе которой закрывались шахты, а люди оказывались без работы, оставшиеся предприятия теряли деньги и не платили зарплату на фоне кризиса. Общая численность персонала в угольной отрасли в России в 1990-е сократилась более чем в половину.
140435
В Кузбассе после 1998 года прекратили закрывать шахты, и добыча начала расти, в том числе за счет открытия разрезов. В 1999 году было добыто 100 млн тонн, а в 2017 почти в два с половиной раза больше — 241,5 млн. Рекорд поставлен и на общероссийском уровне — 409 млн тонн. В своем недавнем докладе президенту министр
«Хотя в целом в мире потребление угля не растёт, и сегодня достаточно низкие темпы роста потребления, — признал Новак, — российский уголь является конкурентоспособным. Те новые маршруты, которые сегодня открылись, особенно Азиатско-Тихоокеанский регион, позволяют нам конкурировать и поставлять в Южную Корею; в Японию увеличились объемы; в Китайскую Народную Республику наконец-то мы согласовали, там были проблемы, связанные с технологическими проверками Китайской Народной Республикой качества нашего угля, тем не менее эти вопросы были решены и уголь идет в этом направлении».
На долю Кузбасса в общероссийском масштабе угледобычи приходится около 60%
Такой рост, еще и с учетом Китая, который шахты закрывает быстрее, чем ТЭС, скептически настроенные эксперты, скорее, назовут предсмертной агонией. Сам Китай при этом у себя огромными темпами развивает ВИЭ, то есть технологии. Сейчас установленная мощность его ВИЭ (на солнце и ветре) сопоставима с мощностью всех электростанций в РФ.
На долю Кузбасса в общероссийском масштабе угледобычи приходится около 60%. И больше половины топлива Кемерово отправляет за рубеж.
Угольная промышленность последние 20 лет развивалась в Кузбассе в условиях правления одного и того же человека — губернатора Амана Тулеева — ему удалось выстроить сложную и довольно специфическую систему работы с угольщиками. Интересно, а с другой стороны, и неудивительно, что первыми публичными сигналами о грядущей смене власти в Кузбассе стали аресты замгубернаторов в 2016 году по делу о вымогательстве акций угольного разреза.
137030
На этот уголовно-политический кризис в 2017—2018 годах наложились выступления жителей против добычи угля открытым способом — то есть в разрезах. Экологическая повестка вывела Кузбасс, который при Амане Тулееве демонстрировал высочайшую степень лояльности власти, в протестно активный регион.
Во время подготовки этого текста мы разговариваем по телефону с жителем Новокузнецкого района Владимиром Горенковым, который в очередной раз вышел защищать дорогу между поселениями, которую хотят принести в жертву угольщикам — а людям отдадут грунтовку, еще и удлиняющую путь. В этот момент на Горенкова с разреза едет БелАЗ.
Кузбасские активисты не то, чтобы против добычи — они против варварской добычи, сметающей все на своем пути и превращающей села, тайгу, реки и озера в безжизненное пространство. Люди жалуются на взрывы, угольную пыль и фонящие отвалы за забором.
Горенков уверен, что никто не будет всерьез заниматься рекультивацией и не уверен в будущем зеленой энергетики — пока все не выкачают, не остановятся.
Так в Кузбассе, в котором шахтеры еще два десятка лет добивались сохранения рабочих мест и зарплаты, в итоге интересы угольщиков стали важнее интересов всех остальных жителей.
Новый врио губернатора в регионе Сергей Цивилёв — тоже из угольщиков. Свою компанию ему после назначения пришлось переписать на супругу, а еще одна ее часть принадлежит бизнесмену Геннадию Тимченко. Осенью в Кузбассе помимо губернаторских пройдут еще и выборы в облсовет. Чего ждет Кузбасс с приходом новой власти? Больше свободы, больше активности от угольщиков в политической сфере и передела бизнеса, в том числе в пользу «нового игрока», аффилированного с губернатором, — такими ожиданиями делятся местные наблюдатели.
Стоит ли ждать здесь зеленой повестки? А можно ли представить здесь жизнь без угля? Вот всего лишь несколько цифр. Сейчас в Кемеровской области в отрасли работают более 90 предприятий (разрезов и шахт) и свыше 100 тыс. человек. Возможно, это не такая уж большая цифра (всего в регионе живут свыше 2,5 млн человек), но у Кузбасса есть еще одна особенность, он — лидер по количеству моногородов России (24). На долю доминирующих в экономике добывающей и металлургической приходится более 70% всего объема товаров, произведенных в регионе. 32% налоговых платежей в консолидированный бюджет области идут от угольщиков.
139320
Средний размер зарплаты в угледобыче Кемеровской области, по официальной информации, составляет 51 тыс. рублей, на отдельных предприятиях — 70 тыс. рублей. При этом в Сибири, по данным Новосибирскстата, средний размер зарплаты гораздо скромнее — 34,2 тыс. рублей. А самые высокие доходы у работников добывающего сектора Красноярского края, Иркутской и Томской областей — в этих регионах качают еще и нефть.
Михаил Юлкин, рассуждая о перспективах сокращения угледобычи в России, приводит в пример Германию, которая, как уже писала Тайга.инфо, больше 10 лет переводит экономику на «зеленые рельсы», не отрицая, что тут вопрос — даже не технологий, а социальный — выбросить на улицу тысячи людей просто так невозможно. Поэтому в Германии заранее проговаривают все цели — к какому году какая доля энергетики будет, к какому году они снизят энергопотребление и за счет чего. Немцы создают учебные программы, ориентируют вузы, чтобы те не готовили специалистов, которые больше не пригодятся. Проблема в том, подчеркивает Михаил Юлкин, что в России всё это даже не проговорено.
Если вы пишете на 2035 год 22% возобновляемой энергетики, то у вас есть огромное поле деятельности
«Конечно, если вы пишете на 2035 год 2% [долю ВИЭ], тогда вам некуда девать этих шахтеров. Но и уволить вы их не можете, потому что кто-то должен добывать этот уголь, который обеспечит остальные проценты. А если вы пишете на 2035 год 22% возобновляемой энергетики, то у вас есть огромное поле деятельности. И понятно, что это не надо делать [увольнять] одномоментно, мы же не Китай [там однажды сразу уволили 50 тыс. человек и отправили монтировать солнечные модули]. У нас нет Шанхая, где можно построить огромное количество солнечных станций. Но как минимум нужно прекратить создавать новые шахты, по мере исчерпания шахты закрывать ее, а не продлять ей искусственно жизнь. Это процесс постепенного выведения мощностей из эксплуатации в угольной отрасли», — поясняет эксперт, признавая, что так Кузбасс может потерять целые города.
Развитием ВИЭ Кузбасс, промышленность и энергетика которого изначально были завязаны на угле, пока похвастаться не может. Несколько лет назад там открыли СЭС в отдаленном поселке Эльбеза, о других реализованных планах в отрасли ВИЭ больше не сообщалось. Энергетики, не говоря уже об угольщиках, в таком повороте вряд ли будут заинтересованы. В отличие, например, от той же Германии, где «зеленые» подразделения в свое время вынуждены были открыть и крупные энергокомпании, работающие на традиционном топливе.
«Если говорить о выбросах углекислого газа, никакого отношения к экологии это не имеет. Это исключительно наше понимание, — говорит заместитель технического директора Сибирской генерирующей компании по экологии Константин Кушнир в ответ на вопрос о подсчете выбросов СО2 (который, разумеется, все равно ведется). — Это инструмент экономического давления, борьбы с теми странами, которые, допустим, не согласны с Европейским союзом. Да есть определенные механизмы добровольно-принудительного вкладывания денег в развитие альтернативной энергетики в Европе. Но если смотреть на тот же самый энергобаланс, у нас 17% в энергобалансе страны угольной генерации, а в США и Германии — 40%».
Кушнир считает, что угольщикам, которые верят в будущее угольной генерации, а также принимают меры, чтобы она стала более экологичной, нет смысла вкладывать в альтернативную энергетику. Потому что пока это не альтернатива.
У нас холодно, электричеством не отопишься
«В Абакане у нас рядом с Абаканской ТЭЦ есть солнечная станция, у нас гидроэлектростанция в Красноярске (тоже условно альтернативная энергетика — возобновляемая). Мы сталкиваемся с тем, что нельзя развивать только альтернативный вид электроэнергетики. Даже если брать Красноярскую ГЭС, периодически приходится компенсировать недостаток в системе того количества электричества в Сибири, которое не вырабатывает эта ГЭС в связи с маловодьем. Ее недостаток компенсируют наши электростанции. Это во-первых, — рассказывает Кушнир. — Что касается энергетики на солнечных батареях, всем давно известно, написано столько работ, где эти источники критикуют в основном за нестабильность поставки электроэнергии. Но самое интересное, что мы видим в регионе нашего присутствия, — у нас холодно. Электричеством не отопишься. А учитывая, что если есть сбой в поставках, ну о чем говорить? Будущее оно есть. В каждом регионе, если рассуждать логически, должна быть возможность достаточно большой номенклатуры того энергетического баланса, который может быть доступен потребителю. Но делать упор на что-то одно это неправильно. Потребитель всегда найдет, что ему выгодно. Будет это угольная генерация, будет это ВИЭ. Все зависит от потребителя. Пока мы видим, что в Сибири нет альтернативы угольной генерации. Мы в это верим и тем самым демонстрируем то, что мы можем предложить наиболее качественный товар по более приемлемой цене, чем если бы это была электрическая станция на солнечных батареях, при этом продавала электричество и еще электричество на тепло».
ВИЭ: новая индустрия
Между тем, дискуссия о том, нужно развивать использование возобновляемых источников энергии или нет, во всем мире уже завершена, подчеркивают в РОСНАНО. В портфеле этой компании несколько системообразующих проектов в области ВИЭ.
Советник председателя правления — главный ученый ООО «УК „Роснано“» Сергей Калюжный напоминает, что в планах многих стран до 2050 года стоят весьма серьезные цели по развитию ВИЭ. «Например, Германия ставит цель к 2050 году до 80% всего энергообеспечения получать за счет ВИЭ. Такие развивающиеся страны, как Индия, Китай тоже ставят вполне амбициозные цели. И даже традиционно холодные страны (очень похожие по климату и по структуре экономики на нас), как Канада, говорят о том, что уже после 2030 года примерно 30% всего энергообеспечения будет приходиться на ВИЭ, — рассказывает Калюжный. — В России планы скромнее: мы энергетическая держава, экономика которой традиционно основана на потреблении газа, угля и нефти. В текущий момент у нас на ВИЭ приходится около 20%, если считать „большую“ гидроэнергетику, атомную энергетику, которую можно считать низкоуглеродной, но не возобновляемой. Но если, вслед за всем остальным миром отделить от ВИЭ „большую“ гидроэнергетику и атомную, то в планах, в соответствии с Энергетической стратегией, доля ВИЭ к 2030 году в России должна быть от 8% до 11%».
По сравнению с другими странами может показаться, что это недостаточно амбициозные цели. Но с учетом энергетической традиции России Калюжный называет планы «весьма грандиозными». Уточнение по этому вопросу вносит руководитель Блока развития перспективных проектов в ТЭК ООО «УК «Роснано» Алишер Каланов, отмечающий, что «единого целеполагания» в области ВИЭ в России пока нет — в различных документах, касающихся отрасли, обозначены разные цели: «Есть несколько программных документов: Энергостратегия, Генеральная схема размещения объектов электроэнергетики, есть производные от них нормативные акты, и во всех этих документах цифры, к сожалению, разнятся. Если говорить об актуальных цифрах, которые сегодня отражены в программе до 2024 года — это по сути 6 ГВт ВИЭ, которые должны появиться в стране за этот период. При этом, основной документ, на который ориентируются сегодня для принятия решений, — это Генеральная схема размещения объектов электроэнергетики. Она подразумевает, что за период с 2025-го до 2035 год должны быть введены еще около 6 ГВт. И с их учетом общая доля установленной мощности возобновляемых источников энергии до 2035 должна составить порядка 11,6 ГВт мощности».
Все понимают достаточно глубокий потенциал апгрейда технологии возобновляемой энергетики: увеличение эффективности, снижение стоимости
В России поддержка проектов ВИЭ осуществляется через механизм Договора на поставку мощности (ДПМ), по условиям которого инвестору при выполнении его обязательств, в том числе по локализации производства оборудования, степень которого является довольно высокой, в течение 15 лет гарантированно возмещаются затраты через фиксированную стоимость поставляемой энергии. Такая мера предусмотрена до 2024 года. В РОСНАНО уверяют, что подобная поддержка ВИЭ не оказывает существенного влияния на конечную стоимостью электроэнергии.
«Почему, собственно, все страны на первых этапах поддерживают этот новый вид генерации, который поначалу не является экономически оправданным? Практически все программы связаны с определенного рода субсидиями: зеленый тариф, плата за мощность и другие меры поддержки. Эта история связана с тем, что все понимают достаточно глубокий потенциал апгрейда технологии возобновляемой энергетики: увеличение эффективности, снижение стоимости. И по мере совершенствования технологий ВИЭ нормированная стоимость киловатт-часа на новых источниках энергии неуклонно снижается и в обозримом будущем сравняется с традиционной генерацией», — поясняет Алишер Каланов.
К этому моменту поддержка ВИЭ может быть прекращена, и дальше будет работать рыночный инвестиционный механизм.
Сейчас РОСНАНО, пожалуй, лидер в области ВИЭ в России, компания занимается солнечной, ветроэнергетикой и переработкой ТКО. Солнечная энергетика была создана в России за несколько лет практически «с нуля». К настоящему моменту портфельная компания РОСНАНО «Хевел» построила уже 21 солнечную станцию, 16 из которых эксплуатирует самостоятельно. Здесь реализована вся производственная цепочка — от создания технологии и производства модулей до запуска и эксплуатации станций.
В России представлен весь спектр решений в фотовольтаике, которые есть в мире. При этом «Хевелу» удалось усовершенствовать производство с помощью собственных разработок.
В России представлен весь спектр решений в фотовольтаике, которые есть в мире
«Это позволило нам получить панель, которая на сегодняшний день входит в топ-3 лучших по эффективности панелей в мире. Более 22% КПД, работа в разных климатических зонах, в разных температурных условиях. Это тонкопленочная панель, которая хорошо работает на рассеянном свете, что для России очень хорошо», — рассказывает Алишер Каланов.
Благодаря обилию приморских территорий Россия обладает и самым большим потенциалом в ветроэнергетике. «К сожалению, основной ветропотенциал приходится на северную часть нашей страны, где у нас мало населения, довольно мало промышленности — то есть, мало потребителей — отмечает Сергей Калюжный. — Но, если мы ставим амбициозные задачи по освоению Арктики, то вот вам достаточно эффективный и удобный источник энергии».
Старт развитию промышленной ветроэнергетики был положен в начале 2018 года с запуска ветропарка 35 Мвт в Ульяновске. Сейчас РОСНАНО и ее партнеры находятся на этапе строительства промышленных площадок по производству комплектующих ветроустановок. Первая площадка по сборке гондол начала работать в Нижегородской области.
Если мы ставим амбициозные задачи по освоению Арктики, то ветер — эффективный и удобный источник энергии
Еще один источник для развития возобновляемой энергетики — это биомасса, органика, ТКО. «У нас в стране ежегодно образуется около 60 млн тонн ТКО, что соизмеримо с годовым производством стали и цемента в нашей стране, — поясняет Калюжный. — Но все вы знаете ситуацию с ТКО в нашей стране. В основном идёт захоронение отходов, и связанные с этим пожары, запахи и так далее. И только примерно 1−3% от всех отходов направляется на переработку».
РОСНАНО в роли миноритарного партнера совместно с «Ростехом» реализует программу термической переработки ТКО в электроэнергию. Она не уникальна — ТКО сжигают во всем мире, Например, Швеция сжигает порядка 50% от всех ТКО. Первый завод планируется запустить в 2021 году в Подмосковье.
«Развивая ВИЭ, мы создаем в России параллельно две новые высокотехнологичные отрасли: производство оборудования и машиностроение для возобновляемой энергетики, а также строительство и эксплуатация подобных объектов, обладающих большим мультипликатором. Это и создание новых высокотехнологичных рабочих мест, снижение выбросов загрязняющих веществ, экономия на потреблении энергоресурсов, стимулирование спроса на отечественную продукцию машиностроения и услуги по строительству генерирующих объектов и так далее», — подытоживает Каланов.
Сибирь: солнечный полигон
В Сибири развитие возобновляемых источников энергии обусловлено большой протяженностью и наличием массы так называемых «медвежьих углов». Сюда, например, сложно доставить объемные детали для ветряков, а солнечные станции в основном строятся там, где энергомощностей и сетей нет вообще. И, наверное, закономерно, что тот же угольный Кузбасс попадает в орбиту интересов «Хевел» пока в некоторой перспективе.
Компания строит в Сибири как сетевые станции, так и занимается распределенной генерацией в отдаленных поселках, устанавливая там автономные гибридные станции.
138932
У «Хевел» несколько сетевых солнечных станций в Республике Алтай — там раньше вообще не было собственной генерации. Осенью 2017 года в республике запустили две новых станции, в том числе первую в России на гетероструктурных модулях, разработанных «Хевелом». Сейчас установленная мощность солнечных станций в Республике Алтай составляет 40 МВт. Для обеспечения электрической энергией потребителей региона, по словам первого заместителя председателя правительства республики Роберта Пальталлера, требуется 110 МВт.
«По состоянию на 1 мая 2018 года выработка электроэнергии солнечными электростанциями составила 11% от потребности региона, — говорит Пальталлер. — В дальнейшем со строительством новых объектов солнечной генерации и установкой сетевых накопителей энергии этот показатель будет расти». Сейчас регион прорабатывает проект по строительству первого накопителя, который планируется установить на Кош-Агачских СЭС.
В перспективе до 2023 года в Республике Алтай суммарная мощность солнечных станций должна составить 140 МВт.
«Планируется построить еще пять солнечных электростанций мощностью 100 МВт в Усть-Коксинском, Онгудайском, Шебалинском, Турочакском и Чемальском районах, — рассказывает Роберт Пальталлер. — Предполагаемый объем инвестиций — свыше 7 млрд рублей. Таким образом, к 2023 году строительство солнечных электростанций решит все проблемы в области энергодефицита. Окончательно данную проблему решит установка на солнечных электростанциях сетевых накопителей энергии».
Окончательно проблему энергодефицита решит установка на солнечных электростанциях сетевых накопителей
В марте 2013 года на Алтае же появилась автономная дизель-солнечная электростанция, как тогда сообщалось, «одна из первых в мире». Еще один такой проект у «Хевела» реализован в труднодоступном поселке Менза в Забайкалье.
В России много удаленных территорий, где живут люди и где расположены туристическая, природоохранная или пограничная инфраструктура, но нет электросетевой. Такие районы, где использовалась дизельная генерация, связанная с большими затратами, в том числе транспортными, стали хорошим плацдармом для обкатки технологий распределенной генерации, отмечает замдиректора «Хевела», руководитель Ассоциации предприятий солнечной энергетики России Антон Усачев.
«В дополнение к дизельной генерации в систему встраивается ряд солнечных модулей, встраивается хороший накопитель электрической энергии. И, сразу оговорюсь, эти установки независимо от мощности очень сильно сокращают потребление дизельного топлива. Во-первых, это хорошо для экологии, для улучшения экологической обстановки в этих регионах. Во-вторых, экономика. Население в этих регионах как платило, так и будет платить 2−3 рубля за киловатт-час. А цена за дизельную электроэнергию до 50−60 рублей в среднем. Всё остальное покрывает государственный бюджет. И какой смысл при наличии технологий нести вот эти колоссальные издержки, расходы на обслуживание никому ненужной, устаревающей генерации?» — говорит Усачев.
Помимо электроснабжения и сокращения расходов работа с ВИЭ — это вклад в собственные компетенции с перспективой на экспорт технологий
Помимо обеспечения населения надежным электроснабжением и сокращения расходов для государства работа с такими проектами — это вклад в собственные компетенции с перспективой на экспорт технологий, уверены в компании.
«Через несколько лет самым главным будет наработка большей компетенции, большого опыта для того, чтобы аналогичные по своей специфике проекты реализовывать в странах Африки и Юго-Восточной Азии. В мире численность населения, проживающего на территориях с изолированной энергосистемой, где так же плохо развита инфраструктура электросетевая, 1,2 млрд. Поэтому пока для России — это ниша, техническая возможность, пока еще не упущенная выгода. И хороший рынок, чтобы выходить туда с нашим продуктом, потому что в России такие компетенции уже есть, — поясняет Усачев. — Там сегодня очень активно работают европейские компании, что очень печально, китайские компании, у которых меньше в этом опыта и меньше мотивации внутри страны, особенно если про Германию говорить».
Помимо собственно энергетики, по мнению Усачева, при помощи таких проектов могут развиваться и внедряться российские IT- и — банковские технологии. Пока же это используют и внедряют другие компании в других странах.
Яна Долганина
Фото автора, а также материалы Игоря Макарова, Кемеровостат, altai-republic.ru