Дурзе Одхуу: Мы тоже хотим свой коммунизм

09 Май 2016, 04:00

Руководитель проектного подразделения ГЭС «Эгийн-гол» Дурзе Одхуу о значимости станции для Монголии.

По расчётам монгольской стороны из технико-экономического обоснования проекта строительства ГЭС «Эгийн-гол» на одном из притоков Селенги в Монголии, появление гидроэлектростанции повлияет на водохозяйственную обстановку в бассейне Байкала незначительно. «Сибирский энергетик» неоднократно на своих страницах излагал опасения российских учёных, политиков и общественных деятелей касательно реализации проекта. Каким окажется потенциальное воздействие на биосферу озера и Селенги, покажут исследования под эгидой ЮНЕСКО, стартовавшие не так давно. Тем временем, не дожидаясь результатов оценки проекта, подготовка к строительству уже практически завершена, а сами работы могут начаться до конца 2016 года. Об этом в интервью рассказал руководитель проектного подразделения ГЭС «Эгийн-гол» Дурзе Одхуу.

В ожидании встречи листаю специальный выпуск журнала Energy Mongolia, выпущенный в 2014 году. Заголовки в нём гласят: «Энергетика Монголии требует немедленного развития», «Энергоснабжение западных провинций ограничено», «Монголии нужны новые электростанции», «Гидроэлектростанция «Эгийн-гол». Подобное настроение прослеживается и в других национальных СМИ. Реализации проекта, вызвавшего негативную реакцию на международном уровне, предшествует масштабная информационная кампания.

— Для любого гидроузла первичны задачи по защите территории от паводков и обеспечению населения водой. Какова с этой точки зрения насущная необходимость строительства гидроэлектростанции на притоке Селенги?

— Можно сказать, что это один из важнейших проектов для Монголии. Если учесть, насколько быстро за последние 10–15 лет страна превращается в пустыню, водные ресурсы нам жизненно необходимы. Как в «Гамлете»: «Быть или не быть?» Такой же вопрос ставится перед Монголией. Других вариантов просто нет. Во-вторых, проект имеет важное энергетическое значение. Сегодняшняя реальность такова, что каждый год цена импортируемой из России электроэнергии увеличивается на 10–15%. Есть и техническая опасность: переток осуществляется по одной линии электропередачи, которая в любой момент может рухнуть — её не обновляли 30 лет. Нельзя нам, целой стране, зависеть от одной ЛЭП. Если она рухнет в ноябре, то половина Монголии замёрзнет, превратится в ледяную глыбу.

— Каков баланс между располагаемой мощностью энергосистемы страны и потреблением? В 2013 году говорили, что оба показателя примерно равны 730 МВт, в монгольских публикациях за 2014 год можно найти данные о том, что спрос равен 960 МВт.

— Потребление в зимние периоды уже близко к тысяче мегаватт. Располагаемая мощность составляет 700 мегаватт плюс-минус несколько десятков в зависимости от резервов. Но сегодня энергосистема работает практически без резервов. Дефицит, соответственно, составляет 300–350 мегаватт, в период пиковых нагрузок он достигает 30% всего потребления мощности в Монголии. Представьте себе, что треть потребления электроэнергии в России будет зависеть от импорта. Вы бы могли принять это? А мы должны с таким положением согласиться? Помните, что говорил Владимир Ильич Ульянов-Ленин?

— «Коммунизм есть советская власть плюс электрификация всей страны»?

— Мы тоже хотим свой коммунизм. Не как политический строй, а как процветающий рай. Поэтому идём к тому, чтобы быть независимыми от импорта электроэнергии.

— ГЭС «Эгийн-гол» мощностью 220 МВт способна решить проблему дефицита в 300–350 МВт?

— Разработка проекта ГЭС на 220 мегаватт началась в 1990 году, четверть века тому назад. Тогда потребление всей энергосистемы Монголии составляло порядка 300 мегаватт. При таком положении проект был разумным и хорошим. Но в нынешней ситуации 220 мегаватт недостаточно, поэтому проектная мощность составляет 315 мегаватт.

— То есть проект, разработанный во времена социализма при участии советских специалистов, был переделан?

— Если изменилась мощность, то изменилось и всё остальное. Средний приток реки Эгийн-гол по сравнению с 1991 годом увеличился с 95–96 до 103 кубометров в секунду. Начался новый шестидесятилетний водный цикл. Это раз. Два: было очень много неучтённых параметров в части сейсмики. Расчёты были недостаточными, нам пришлось их практически целиком переделать. Могу сказать, что более 90% всего проекта изменилось. Прежним остался только створ, где мы планируем разместить плотину. А её размеры, мощность гидроэлектростанции и объём водохранилища стали другими.

— Можете цифры назвать?

— Плотина длиной 740 метров и высотой 103 метра. Нормальный подпорный уровень — 910 метров над уровнем моря. Объём водохранилища составит 5,7 миллиарда кубометров, что почти на 70% больше, чем планировалось ранее.

— То есть 5,7 кубокилометра, или одна седьмая от того объёма воды, который даёт метровый диапазон регулирования Байкала.

— Опять ошибаетесь. Компания, которая делала для нас технико-экономическое обоснование, — Tractebel Engineering, третья в мире по гидротехническим сооружениям, — по нашему заказу выполнила оценку влияния на Селенгу и Байкал. Это 0,0023%.

— Что это за цифра?

— Это доля от общего объёма воды, поступающего в Байкал. Сегодня в Монголии нет ни одной дамбы на Селенге, ни одной гидроэлектростанции. А как вы объясните уменьшение уровня воды в Байкале?

— Тем, что наступило экстремальное маловодье, равного которому не было больше ста лет. При этом Иркутская ГЭС не может работать с расходами меньше 1300 кубометров в секунду, иначе без воды останутся населённые пункты ниже по течению Ангары.

— Как бы то ни было, на прошлой неделе уровень Байкала был на 47 сантиметров ниже, чем год назад. Если смотреть влияние ГЭС «Эгийн-гол», то это 3–5 сантиметров. Вы, россияне, должны понять, что это не мы, монголы, гробим Байкал.

— К слову об оценке влияния гидроэлектростанции на окружающую среду — я, как и многие российские общественники и эксперты, видел только техническое задание на её разработку, опубликованное на сайте проекта MINIS. Откуда ещё можно узнать о потенциальном воздействии ГЭС «Эгийн-гол» на экологию?

— Мы сами ещё не научились строить гидротехнические сооружения, поэтому нам приходится тратить деньги налогоплательщиков и, как в случае с «Эгийн-голом», нанимать солидные компании мирового уровня для проведения каких-то обоснований. При желании, если россияне хотят нормально с нами беседовать, а не пользоваться слухами, можно найти данные. Мы их предоставили во время визита [министра иностранных дел России] Сергея Лаврова. Международные компании, которые делали расчёты, готовы информировать все заинтересованные стороны. Не буду судить о том, кому и что может быть выгодно, но скажу одно: есть Хельсинкские правила использования вод международных рек и другие документы, которые регулируют проблему трансграничных водных бассейнов. Самое элементарное — право использования до 10% ресурсов рек, которые протекают по территории государства. Некоторые страны могут использовать до 30%. У нас будет 0,1%. При том, что мы будем использовать Эгийн-гол. Добавлю, что между Монголией и Россией с 1995 года действует соглашение, касающееся трансграничных вод. Эгийн-гол в эту категорию не попадает, только Селенга. По действующим правилам монголы могут ничего не спрашивать об эгийн-гольском проекте и реализовывать его.

— Но появление там плотины так или иначе влияет на Байкал. Какие уже расчёты выполнены в этой части помимо тех, что есть в технико-экономическом обосновании?

— Расчёты по притокам сделаны уже давно. Учтены данные по 11 водным постам, четыре из которых находятся на территории Монголии, а семь — в России. По некоторым из них есть информация с 1932 года. Ваши специалисты должны понять: монголы оперируют не своими числами, свыше 70% данных — российские. Кроме того, в 2016 году мы по рекомендации ЮНЕСКО начинаем работу по оценке влияния ГЭС «Эгийн-гол» на биологическое разнообразие Байкала. По всей видимости, эту работу придётся поручать нейтральным странам. Знаете, в Монголии есть закон о конфликте интересов: если политик, который принимает решения, владеет предприятием по переработке мяса, то он не имеет права голосовать по вопросам животноводства. Здесь схожая ситуация, поэтому и монголам и россиянам нужно будет принять то, что сделает нейтральная сторона.

— Каким образом Монголия будет участвовать в этих исследованиях?

— Инициатива не наша, мы только оплачиваем работу. По нашим законам мы всё давно выполнили, но, понимая озабоченность людей в России и других странах, берём кредит и финансируем исследования. Хотя многие наши биологи говорят, что за 600 км от Эгийн-гола влияние на биосферу ещё меньше, чем на бассейн Байкала.

— В газете «Новости Монголии» читал, что в потенциальной зоне затопления проводятся масштабные археологические работы. Каковы их результаты?

— Экспедиции проводятся три-четыре года, обнаружено более четырёх тысяч захоронений. Это самые крупные археологические исследования в Монголии за последние 80–90 лет. И спасательные работы. Рядом со станцией мы планируем построить самый большой археологический музей в Монголии. Чтобы мои дети или внуки, другие монголы и те, кто интересуется историей, могли увидеть, как жили древние люди на Эгийн-голе. А там были обнаружены уникальные артефакты. Допустим, женский головной убор из меди, торцог, XIII века. Или два шлема позднего бронзового века. Провели анализ и выяснили, что медь, которую использовали для их изготовления, — эрдэнетовская. Получается, что три тысячи лет назад люди знали о её существовании, плавили её и использовали.

— Что уже сделано для подготовки к строительству самой гидроэлектростанции?

— Подготовка уже идёт. В прошлом году начали бурить скважины для установки опор моста через Селенгу. На¬деюсь, россияне нас поймут и скажут себе и другим: давайте поможем Монголии построить ГЭС. Тем более что она не только не вредит Байкалу, но и будет помогать ему, аккумулируя гидроресурсы на случай засушливых лет. Вода никуда не денется, она придёт к вам в результате регулирования. Это же не мы придумали — весь мир так делает. Посмотрите на Янцзы, где построены 16 ГЭС. До их появления река множество человеческих жизней забирала, из-за наводнений и засух Китай терял миллиарды долларов. А сейчас этого нет благодаря регулированию. Байкал же ничем не защищён. Появится гидроэлектростанция — засуха одного года не будет страшна ни озеру, ни нам.

— Раз мы заговорили о климатических процессах: Монголия брала на себя какие-либо обязательства в рамках последней конференции по этому вопросу в Париже?

— Наш вклад состоит в том, чтобы к 2025 году перевести хотя бы 25% национальной энергосистемы на возобновляемые источники энергии. Сегодня это 1%. Россия взяла на себя более серьёзные обязательства — не только в разы сократить эмиссию углекислого газа, но и поддерживать проекты в этой сфере в развивающихся странах.

— Но строительство ГЭС «Эгийн-гол» финансирует Китай?

— Да, он в этом участвует.

— При этом КНР сейчас является лидером не только в гидроэнергетике, но и в использовании энергии ветра и солнца. С учётом потенциальных рисков Эгийн-гола не рассматриваются ли альтернативы такого рода? Конечно, мы не говорим о проекте «Гобитэк», который требует гигантских инвестиций и в ближайшие годы не представляется осуществимым, но разве в Монголии уже нет достаточно мощных электростанций, использующих возобновляемые источники энергии?

— Давайте говорить о реальных вещах. Монголия — это горное плато. Что характерно для горного плато? Порывистый ветер, непостоянный по направлению и силе. Если посмотреть на карту, то кажется, что у Монголии серьёзные перспективы по ветряным станциям. Но нестабильность ветра не даёт использовать этот потенциал. К тому же есть дисбаланс по времени: ветер поднимается вечером и ночью, когда потребление энергии уменьшается. Что касается энергии солнца, то энергетические проблемы Монголии солнечные парки вообще не решают. Выработка электроэнергии прекращается с наступлением темноты. Говорят про газовые ТЭЦ, но опять же возникает вопрос: где газ брать? Энергетическая зависимость в этом случае никуда не исчезает. Плюс у нас ещё один приоритет — создание водохранилища.

Егор Щербаков, «Восточно-Сибирская правда», 7 мая 2016 года