Безмолвные стражи Алтая
Передо мной необыкновенной красоты волоокая самка с сине-черными глазами, с грацией Моники Белуччи и взглядом Софи Лорен. Это безумно красивые глаза в ободе пушистых полуопущенных ресниц. Через минуту эта грация будет валяться по земле в клубах пыли, вызвав на бой другую самку, посмевшую обидеть ее детеныша. Оксана Мамлина — о зубровом заповеднике Горного Алтая.
Найдя попутчиков, погружаюсь в небольшой, но очень уютный автомобильчик и еду за тридевять земель в царство голубых озер, горных серпантинов, туристических баз, безмолвных гор и рек. Обязательный пирожок с яйцом и зеленью в Сростках, ритуальное прохождение Майминского поста ГИБДД.
Черга — территория зубрового заповедника, основанного в СО РАН в 1982 году. Завезли драгоценную породу в количестве одиннадцати штук (восемь самок и три самца) из Приокско-террассного заповедника (Серпухов), отделили им территорию площадью более 3,5 тыс. га и выпустили зубров вольно пастись, «плодиться и размножаться, и населять землю». С этим они, кстати, неплохо справляются и по сей день: заповедник насчитывает более сорока восьми голов. Да, в общем, и не в количестве дело, целью ставилась селекционная работа и увеличение поголовья.
В 1982 году в Чергу вместе с группой специалистов приехал Владимир Алексеевич Попов, бессменный зубровод. При нашей встрече он рассказал, как чудом сберегли зубровый питомник в девяностые, когда не хватало кормов, нечем было платить зарплаты сотрудникам, из числа которых остался он один. Денег не было на изгороди, чинили старые, которые зубру рогом пробить ничего не стоило. Тем не менее, ухитрились сохранить поголовье и отстоять свое дело. Вообще, кажется, нужно вводить особый день, посвященный не громким победам русских над татарами, к примеру, а тихой победе нашего терпеливого народа в эти самые девяностые, когда не знали, что будет завтра, и суждено ли до этого завтра дожить.
По словам Попова, зубры — неприручаемые животные. Его, вырастившего уже не одно поколение в зубрятнике, они тоже, кажется, почти не признают. Хотя хлебушек с руки слизывают. Только руку потом нужно быстро убрать, могут и поддеть рогом. Однажды конь, везший телегу с сеном вдоль забора по территории питомника, лягнул одного из зубров. Последний спокойно отошел, но, со слов Попова, по глазам видно было, что запомнил. Алексеич конюху порекомендовал не брать больше лошадь в объезд, мало ли чего. Но он, то ли забывшись, то ли не восприняв всерьез ситуацию, поехал еще раз на лошади этой сено развозить. Конь моментально был поднят на рога.
Отношения в стаде напоминают человеческие, но не гуманно-эстетские, а те, что были как раз там, в девяностых. Сильные выживают и помогают друг другу, слабые уходят в одиночку, либо их просто забивают рогами и копытами. В стаде матриархат: правит старшая самка, самцы изгоняются из стада, достигнув половозрелого возраста, молодые самки остаются со своими мамашами навсегда, самцы лишь приходят в стадо, а так формируют группы по четыре-пять особей и пасутся неподалеку. Если какая-то из зубриц рожает, то самка-вожак уходит вместе с ней далеко от стада и охраняет их с теленком до тех пор, пока оба не окрепнут и не смогут передвигаться самостоятельно. Надо сказать что происходит это у зубров довольно быстро, через два часа теленок уже может идти за своей мамой.
Первый объезд мы делаем на УАЗике, впереди день работы, зубры пока еще на воле, в горах, к кормушкам спускаться не спешат. Дикие, неприручаемые и не имеющие врагов в природе, кроме одного — человека с оружием.
Зубры — ровесники мамонта. Их истребляли в основном из-за крепких трехсантиметровых шкур, которые использовали как строительный материал для жилищ древнего человека. Мясо зубра жесткое, волокнистое, в пищу такое почти непригодно. Но во времена войн, революций, голода годилось и оно. Вырубка лесов также не способствовала росту популяции, и в 1928 году, когда мировое поголовье насчитывало сорок восемь особей, было создано всемирное общество охраны зубров. Оставшихся животных поместили в Беловежскую пущу, имея надежду восстановить вид. Восемь самок дали потомство, сегодня в мире насчитывается 4,5 тысячи голов. И все они родственники, а кровосмешение сказывается на выносливости и жизнестойкости вида.
«УАЗик» ныряет на ухабах, камера наготове, и передо мной необыкновенной красоты волоокая самка с сине-черными глазами, с грацией Моники Белуччи и взглядом Софи Лорен. Это безумно красивые глаза в ободе пушистых полуопущенных ресниц. Через минуту эта грация будет валяться по земле в клубах пыли, вызвав на бой другую самку, посмевшую обидеть ее детеныша. Все стадо окружит их, а малыш будет в растерянности бегать возле мамы. Она прогонит обидчицу подальше от ребенка, и там еще раз задаст ей трепку. И вот стоит одинокая, поверженная дамочка, под тонну весом, зализывая расхлестанную морду и тряся всклокоченной шевелюрой в репьях. Все как у людей.
Пока спускаемся к ручью, вижу зубра самца, старого, с пораненной шеей. Был неравный бой. Как сказал Александр, мой проводник по территории питомника, старый самец ушел далеко от стада, видимо доживать свое на одиноком склоне у ручья. Глаза у него такие, как бывают у глубоких стариков и у младенцев: не понимающие, что происходит вокруг. Идет, пошатываясь, к ручью, звенящему, холодному. Шкура на шее висит, ухо драное.
Коней седлаем утром следующего дня. Вчера непогода остановила. Конюх Костя на подпругу ругается, на лошадь. Разъелся мерин — не застегнуть ремни. В последний раз я ездила верхом в шесть лет, это был деревенский дедовский конь. Я даже умела лихо с ним управляться: пришпорить, остановить, повернуть. И седло не всегда со мной было, и в речку с коня улетала. Но это было в шесть лет. А руки вспомнили. Алтаец-конюх только сесть в седло помог да веревку временами хватал, когда, как мне казалось, конь с горы вертикально решал спускаться, и подо мной открывалась великолепная панорама алтайских гор. Камера в это время была в зубах, и она, честное слово, снимала.
Суровый Костя в горах повеселел — вольный человек, ему в служебном домике тесно. Но надо ехать назад, там нас ждет наваристый суп из баранины. На изгороди нет крючка, в машине масло потекло — со всем нужно справиться. Идем назад и встречаем зубра метрах в двадцати. От исполина клубы пара валят. Неподалеку от забора «УАЗик», в котором Саша привез туристов посмотреть на вольных животных. Еще немного, думаю, и туристы будут наблюдать погоню быка за двумя чокнутыми на лошадях. Костя командует: лезь через решетку, а я быстро уведу коней! Бык развернулся и смотрит в нашу сторону, двухметровый забор преодолелся максимально быстро, неожиданно, я бы даже сказала. Бык заинтересованно наблюдал, как я лезла. Костя вместе с лошадями растворился в воздухе, а мы компанией из четырех человек и проводника Саши еще немного полюбовались на могучее животное из-запроволочного забора и уселись в тряский и жесткий автомобиль.
Двадцать минут по кочкам мне показались ничем по сравнению с двухчасовым марафоном на лошади. Форточка «свистит», и я будто пью чистый воздух вольных гор. Мысли проясняются и приходят в порядок. Позади не зубровый питомник даже, позади результат тихого ежедневного человеческого подвига, когда невозможное становится реальным, невероятное — повседневным, неприручаемое и дикое — управляемым, накормленным и защищенным. Слетевший крючок чинится, сено к зиме сметывается в стога, дорога к питомнику прокладывается, а я наблюдаю, как величественные, гордые животные живут своей дикой жизнью, растят детенышей, любят друг друга, рождаются и умирают. Как искрится снег на плотной, темной шерсти, как цветут поляны, на которых воцаряется весенняя любовь и зарождается новая жизнь. Как эта новая жизнь пьет материнское молоко и чешет смешные маленькие рожки о дерево. А люди молча и безропотно каждый день охраняют эту красоту, эту жизнь, эту первозданность. Некоторые из них даже просили не называть их имен, посчитали, что делать свое дело скромно — это их долг. Не называю.
Оксана Мамлина