Как Таймыр отказался от угля
Историк и норильский краевед Станислав Стрючков рассказывает, как начиналось строительство уникальной энергосистемы полуострова Таймыр. И как здесь смогли сделать то, что и в современном мире мало кому удалось.
Тайга.инфо перепечатывает первую часть текста, вышедшего на сайте Кислород.Life.
История энергетики Норильского промышленного района (НПР) намного длиннее истории Норильского комбината. Еще в конце ХIХ века на западном склоне горы Рудной работали угольные «Александро-Невские копи» купцов Сотниковых. Уголь был нужен для промежуточной бункеровки судов, осуществляющих хозяйственные и торговые операции по Северному ледовитому океану, которые в те годы заметно активизировались. И экспедиции ХХ века, проходившие на Таймыре с 1919 года, ставили перед собой задачу поиска и подтверждения запасов именно каменного угля; обнаруженные же тогда рудные ископаемые посчитали всего лишь приятным бонусом.
Много угля же нашли в недрах горы Шмидта — одной из трех, что составляют уникальность многопрофильного норильского месторождения. Вообще, в течение прошлого века термин «уникальное месторождение» употребляли так часто, что в массах попросту забыли его изначальное значение. А ведь дело совсем не в качестве полиметаллических руд Таймыра, дело — в сочетании здесь множества удобных для организации мощного промышленного производства факторов. Три фронтальных горы Лантокойского камня, у подножья которых и построили в конце 1930-х — начале 1940-х Норильский комбинат, сама природа наполнила всем необходимым для реализации самых смелых не то что для ХХ века, но и для современности промышленных проектов.
Судите сами. Гора — Рудная, вполне отвечая своему названию, стала в итоге основной сырьевой базой для металлургического производства, и еще долго будет давать комбинату вкрапленные медно-никелевые руды, добываемые как под землей, так и открытым способом. Гора Гудчиха содержит большое количество разнообразных стройматериалов: от бутового камня до песка и глины, пригодных для производства кирпича и цемента. Наконец, гора Шмидта (или, как ее еще называют, Шмидтиха) полна качественного угля разных сортов, пригодных для всех производственных процессов.
Кроме того, в ущельях этих гор протекают полноводные ручьи, а ближайшие окрестности полны озер. Относительно судоходная река Норильская тоже протекает не далеко — в 12 км от этих богатств. Сочетание сразу всех этих природных факторов, расположенных в одном месте, и сделало норильское месторождение уникальным. Поэтому здесь, в самом суровом климате, за тысячи километров от ближайшей железной дороги, и был построен горно-металлургический индустриальный гигант.
А Шмидтиха несколько десятилетий ХХ века оставалась его угольной базой и ежегодно давала до 5 млн тонн угля разного сортамента — от высокозольного бурого до высокосортного антрацита. Даже открытое в 1941 году Кайерканское угольное месторождение много лет оставалось нетронутыми и не было полноценно востребовано. Разработка там, в 25 км от Норильска, угольного разреза стартовала только в 1957 году. Общие же угольные запасы НПР в 1960-х годах оценивались в 500−600 млн тонн, а прогнозный объем перспективных углей в радиусе ближайших 100 км от города доходил до 100 млрд тонн! Более того, норильский уголь был чуть ли ни самым дешевым в СССР! Дело в том, что мощные пласты залегали на относительно небольшой глубине, что позволяло не строить глубокие шахты.
Долгие десятилетия в недрах угольной горы действовали десятки штолен, снабжавшие топливом и промышленные цеха, и жилые дома, которых в поселках НПР с каждым десятилетием становилось все больше. Важно, что в горе было найдено много не только каменного, но и коксующегося угля, необходимого именно для металлургических переделов (в Норильске до старта «газовой эпохи» работал даже специально построенный коксохимический завод).
В основе энергосистемы
Неудивительно, что и выработка электроэнергии в изначально изолированной от ЕЭС энергосистеме Таймыра долгое время также целиком базировалась на угле. В 1932 году электроэнергию в Норильске получали с помощью локомобильной электростанции мощностью 35 лошадиных сил. Локомобили — передвижные паровые двигатели для выработки электричества в полевых условиях — здесь делали из паровозов, которые топили углем.
Позднее, с 1936 года, строящийся комбинат использовал электричество от тоже угольной временной электростанции №1 (ВЭС-1), мощность которой составляла уже 250 кВт. Но света все равно отчаянно не хватало. Для экономии электроэнергии населению запрещалось использовать любые электроприборы и даже лампочки в 60 Вт и более. В условиях полярной ночи это было невероятно тяжело.
Положение частично спасла ВЭС-2, давшая значительную прибавку в 1939 году уже в 6000 кВт. Но и этого было недостаточно. Проблему электроэнергии существенно облегчила только первая теплоэлектроцентраль (ТЭЦ-1), которая дала ток в декабре «военного» 1942 года. Тогда этот объект не только дал тепло и свет, но и спас жизни многих людей, добирающихся пешком от промышленных предприятий в новостройки Соцгорода. ТЭЦ расположилась на половине этого пути длиной более трех километров и светила прожекторами со своих труб на дорогу в полярную ночь, а во время пурги еще и давала продолжительные гудки несколько раз в день.
Более двух следующих десятилетий энергообеспечение всего НПР держалось на стабильной работе именно этой угольной ТЭЦ-1. Во время аварии на газопроводе 1979 года именно оборудование станции спасло Норильск от замерзания. Его удалось быстро переключить на угольный, а затем и на дизельный источники тепла. В течение всего своего срока эксплуатации ТЭЦ-1 постоянно достраивалась и модернизировалась, вводились новые очереди, заменялись агрегаты. Но и сегодня станция работает и выполняет свои задачи.
Добавить гидроэнергетику
Частичный отказ от угольной генерации на Таймыре стартовал в 1950-е, когда стало ясно, что обеспечить электроэнергией быстро растущее производство и развивающийся «закрытый» город, в которой стремилась молодежь со всего СССР, за счет одного единственного вида топлива уже невозможно. Радикально изменить положение по крайней мере в сегменте электричества смогла бы только мощная гидроэлектростанция (ГЭС). Такой объект можно было строить на многих реках Таймыра, очень богатого не только полезными ископаемыми, но и гидроресурсами (вспомнить про упомянутую выше уникальность!).
Ближе всего к действующему производству оказалась Норило-Пясинская водная система. Там, в месте перехода озера Пясино в одноименную реку, в конце 1950-х планировали построить Норильскую ГЭС. Информации о ее мощности найти не удалось, но по косвенным данным ее должно было хватить на покрытие всех потребностей НПР того периода. Проектировщиков и строителей не останавливал даже тот факт, что в результате строительства Пясинской плотины могло быть образовано огромное водохранилище и затоплена долина реки Норильской от города до самых Талнахских гор. В итоге на Таймыре могло появится самое большое в Заполярье искусственное море, соединившее бы сразу несколько водоемов — озера Пясино, Мелкое, Глубокое и Ламу, а также поглотившее реку Норильскую. Длина такого водохранилища могла превысить 300 км, а ширина доходить до 35 км.
Был даже разработан проект набережной этого искусственного моря в Норильске, выполненный в лучших ленинградских традициях проектной конторой комбината. Но норильчане все равно не одобряли проект, беспокоясь за судьбу живописных окрестностей. Однако волшебное слово «индустриализация» на общем фоне пропаганды великих строек звучало неизмеримо громче, нежели кухонные разговоры недовольных. К тому же к тому времени уже отгремели большие ГЭС на Волге, а на полноводных реках Сибири — Ангаре и Оби — только закипали комсомольские стройки первых сибирских станций.
К счастью, открытие Талнахского месторождения заставило в корне изменить все планы руководства комбината, и спасло Норильскую долину от затопления. В противном случае основные объекты Талнаха оказались бы под водой, и история Большого Норильска сложилась бы совершенно иначе…
Место будущей Усть-Хантайской ГЭС
Но при этом проблема энергодефицита встала еще острее — взрывное развитие богатой сырьевой базы требовало в десятки раз больше не только электричества, но и тепла, чем нужно было раньше. Искать другое место для ГЭС пришлось в авральном режиме и в относительной близости от Норильска, потому что линии электропередачи (ЛЭП) в условиях двигающихся почв Заполярья на тысячи километров протянуть было бы очень сложно — хоть в советские годы и не знали, что такое OPEX, затраты на обслуживание все равно считали. Кроме того, протяженность линий существенно влияет и на себестоимость электроэнергии, и на обеспечение надежности энергоснабжения. Тогда, в начале 1960-х, вспомнили, что еще летом 1928 года основатель города Николай Урванцев и его спутники исследовали в поисках полезных ископаемых реку Хантайку. Искали там руду, а нашли удивительную «приспособленность» реки для строительства гидроэлектростанции. Там, в одном из ущелий, и построили первую в НПР ГЭС — Усть-Хантайскую.
Первый из семи ее гидроагрегатов запустили в 1970 году, а на полную мощность станция заработала через два года. Кроме того, были построены две ЛЭП-220 и несколько подстанций 220/110/35 кВ в Норильске. Станция стала градообразующим предприятием Снежногорска, городка с населением около 1 тыс. человек, расположившегося в 124 км от Норильска. Запуск Усть-Хантайки помог снять проблему дефицита электроэнергии в Норильском промрайоне на десятилетия вперед.
А для обеспечения поселка рударей Талнаха примерно в те же годы построили и ТЭЦ-2. Это единственная из трех ТЭЦ в НПР, где изначально не было организовано выдачи пара — ее основной задачей стала вентиляция рудников. В 1969 году Талнахская ТЭЦ начала свою работу на угольном источнике: 6 октября был принят пусковой комплекс энергоблока №1, и в ТЭЦ-1 протяжным гудком приветствовала свою «талнахскую сестру». Но уже в 1971 году станцию полностью перевели на газ. Именно за счет этого топлива была решена задача по выработке тепла, оказавшейся более эффективной именно на голубом топливе. А также работе всех технологических процессов на комбинате.
Фальш-старт Листвянки
Интересно, что буквально накануне революционного перехода всего НПР на газовое топливо, в 1967 году, в 12 км от Талнаха началось строительство шахтерского поселка Листвянка. Все знали, что на комбинат, силами Министерства газовой промышленности, уже тянут газопровод с открытого недавно огромного Мессояхского месторождения, поэтому уголь вскоре станет ненужным. Тем не менее, сворачивать угледобычу на Таймыре тогда никто не собирался — «черное топливо» было востребовано ежедневно и во все возрастающем количестве. Например, потребность Талнаха в угле была настолько велика, что в горах Хараелаха, максимально близко расположенных к строительству рудников, специально искали угольные залежи. Их нашли и начали разрабатывать, для чего Листвянку и построили.
В поселке тогда проживало несколько сотен шахтеров, которые из штолен соседних гор добывали уголь для нужд Талнаха. Листвянка была практически отрезана от мира бездорожьем, потому что дорога к нему вдоль гор была доступна только для тракторной техники, а в период метелей листвяночники жили автономно по несколько недель, занесенные снегом по самые крыши. Когда в Норильск пришел газ, штольни Листвянки только начинали свою работу, некоторые из них не достигли даже глубины в десять метров. Однако добычу угля в Талнахских горах закрыли в одночасье, навсегда и на самом старте работы, не считаясь с уже понесенными затратами. И уже в начале 1970-х этот населенный пункт, состоящий из несколько десятков строений с развитой инфраструктурой, пришлось полностью выселить. А ведь там были четырех- и восьмиквартирные деревянные дома, медпункт, магазин, склады и ремонтные мастерские. Все это было просто брошено за ненадобностью…
В начале 1970-х газ пришел во все сферы жизни НПР, а уголь остался лишь фрагментарно, в некоторых технологических процессах. Для этих целей по сей день достаточно Кайерканских угольных разрезов (КУР-1 и КУР-2). С приходом в Большой Норильск газопровода в 1970 году все предприятия комбината были газифицированы, и подавляющее большинство шахт на территории НПР было закрыто. Заметим, что шахты прекратили работу и были законсервированы в период своей максимальной производительности! Как говорится, срезали на взлете…
Без работы осталось тогда более 5 тыс. шахтеров, а также тысячи специалистов сопутствующих профессий. Например, работники нескольких десятков котельных. На них и на двух ТЭЦ были ликвидированы участки топливоприготовления и золоудаления. Соответственно, исчезли такие профессии как дежурные мельниц, зольщики и многие другие специальности, ставшие ненужными практически в одночасье. Проблема «лишних людей» осложнялась тем, что угольные и рудные производства, при всей вроде бы схожести, имеют мало общего; профессиональные навыки шахтеров не годятся для профессии горняка. Просто взять и перевести угольщика на работу в рудник нельзя при всем желании. Людей нужно было переучивать, менять квалификацию, вовлекать в незнакомую им производственную среду. Все это в НПР тогда было организовано на достойном уровне, тем не менее, лишь пятая часть безработных шахтеров нашла себе применение на Талнахе.
И это при том, что рабочие руки на Талнахе требовались постоянно! Но бывших шахтеров в рудники брали крайне неохотно, по причине их низкой квалификации. Вместо своих переученных специалистов приглашали иногородних квалифицированных мастеров, которые были способны, при активном стимулировании, на трудовые подвиги и скоростную проходку стволов рекордной глубины. Талнах быстро стал лидером в мировом индустриальном масштабе, и депрессивные угольщики не годились для этой всесоюзной ударной комсомольской стройки. В основном, безработные шахтеры либо полностью меняли профессию, либо, в большинстве своем, уезжали из Норильска.
Показательно и негласное противостояние двух подземных профессий в Норильске. Шахтер — одна из самых уважаемых и тяжелых профессий в нашей стране, внезапно потеряла свою славу в заполярном городе, стала объектом иронии и даже злых шуток. Все быстро забыли, что именно уголь долгие десятилетия был основой жизни на Таймыре. Наступило время новых героев. На волне эйфории Талнахского строительства гордостью рабочего класса стал горняк. Имена бригадиров-проходчиков — передовиков и лауреатов — гремели на всю страну. На их фоне бывшие угольщики чувствовали себя униженными и оскорбленными, даже брошенными системой. Это проявлялось даже в мелочах. Например, новый ресторан в Норильске, открытый в середине 1960-х, без колебаний получил название «Горняк». А ведь еще относительно недавно норильские кафе называли совсем по-другому, например, «Уголек».
Особенно обидно было шахтерам на одной первомайской демонстрации в начале 1970-х, где газовики, обеспечившие весь Таймыр тогда «голубым топливом», несли во главе своей праздничной колонны муляж газовой трубы с надписью… «Смерть шахтерам». Тогда с трудом удалось избежать драки… Руководство «Норильскгазпрома» пристыдило коллег, но общая атмосфера угольного краха не изменилась. Даже новая песня Владимира Высоцкого «Марш шахтеров», звучащая из каждого окна, казалось, несла в себе двойной смысл: «Не космос — метры грунта надо мной, И в шахте не до праздничных процессий, Но мы владеем тоже внеземной — И самою земною из профессий. Взорвано, уложено, сколото Черное надежное золото». Профессия оказалась не нужна, как и само «черное золото»…
Опыт отказа от угля в НПР, в общем и целом, изучен не слишком глубоко именно в части гуманитарных последствий. Что касается технический решений, то они оказались настолько уникальными, что до сих пор составляют основу заполярного строительства. Об этом — в следующей части, газовой.