«Мама, я боялся тебе сказать, что я гей. Я боялся, что вы откажетесь от меня»
Проект «Мы принимаем» опубликовал сборник монологов родителей ЛГБТ-людей из России. В нем отцы и матери рассказали, как изменились их взгляды и жизнь после каминг-аутов детей. Тайга.инфо перепечатывает историю мамы гея из Новосибирска — про то, как хотела, чтобы ее сына не стало, и как потом просила Бога, чтобы он его сохранил.
Меня зовут Татьяна, мне 56 лет, я из Новосибирска. Моего сына зовут Женя, ему 38, и он гей.
Мое поколение воспитано при советской власти, тогда гомосексуальных людей якобы не существовало. В те годы таких людей клеймили. Считали неполноценными и психически ненормальными. Несмотря на это, в годы моей молодости среди моих подруг была одна девушка, склонная к гомосексуальности. Никто из наших общих знакомых за это ее не осуждал. Однако я не принимала ее выбора. Просто нейтрально относилась к ее наклонностям. В то время я не пыталась понимать таких людей. С информацией о том, что люди могут быть разные, никогда не сталкивалась, никогда и нигде об этом не читала.
Первым гомосексуальным мужчиной, с которым я столкнулась, был мой сын. Это было двадцать лет назад, когда ему было восемнадцать.
Беспроблемный ребенок
До этого мы не так много с сыном разговаривали — некогда было.
Его детство и подростковый возраст пришлись на 90-е годы. Тогда мы жили в маленьком городе в Новосибирской области. Мы с мужем зарабатывали деньги. Все силы тратили на то, чтобы обеспечить детей теплым домом, одеждой, дать образование. Приходили с работы и падали спать. Воспитания не было совсем никакого. Я только знала, что мой сын читает много книг. В десять-тринадцать лет он перечитал все произведения Джека Лондона и Александра Дюма. Он вообще часто читал классику, изучал английский язык, американский вариант и классический. Я знала, что он учится в лицее на «четыре» и «пять», все свои задачи жизненные решает сам. Он всегда помогал по дому. Этого мне было достаточно. Да-да, это был не ребенок, а подарок. Причем и подраться мог: не боялся заступиться за себя, если его пытались обидеть.
Однако с девочками не дружил, а меня это даже не настораживало. Наоборот, я считала: «Ура, никаких проблем с любовью. Сын не влюбчивый. Никаких ранних браков». Я же говорю, он был беспроблемный настолько, что я даже его классную руководительницу в школе в лицо не знала: не было необходимости ходить на родительские собрания.
А Женя, оказывается, с детства думал, что я не готова его полностью воспринять. Он сейчас говорит: «Мама, я боялся тебе сказать, что я гей. Я боялся, что вы откажетесь от меня».
Узнала я об этом, когда он уехал учиться в другой город и жил у моей сестры. Он ей признался, а у нее информация эта прошла не через сердце, а через рассудок. Она спокойно это восприняла, и сын знал, что она составит со мной разговор об этом так, как нужно. Сестра мне позвонила и рассказала.
Для меня это, естественно, был стресс. Я переживала, как сына воспримет общество. Что будут говорить люди обо мне из-за сына. Я так сильно переживала, что рассказала мужу об этом. Для сына мой муж — отчим, он появился в семье, когда Жене исполнилось три года. Он заменил ему отца, воспитывал его и растил, всегда относился к нему по-хорошему. На удивление, муж спокойно принял ориентацию ребенка — без вопросов, без скандалов. Сказал: «Ну, гей, и что из этого?». Он у меня настоящий, сильный мужчина, занимался профессиональным спортом по молодости. Видимо, это и помогло ему справиться со стрессом достойно. Я же была в шоке.
Я была полностью безграмотна в этом вопросе, поначалу думала, что с ребенком происходит нечто такое, из-за чего его нужно закрыть в больницу, раз он неполноценный, больной на всю голову и физически, как я тогда думала. Такое у меня было отношение — что это просто больной человек. И я начала думать, что же мне делать с больным ребенком. Вылечить его? Понимала, что это невозможно.
Так как я не понимала разницы между транссексуалами* и геями, иногда спрашивала сына: «Может, тебе пол сменить?» Я не могла воспринимать его как полноценную личность. А он отвечал: «Ты не понимаешь, я не транссексуал. Я чисто гей, я таким родился. Просто скрывал долгое время». В тот момент я искренне считала, что это противоречит природе. У меня даже были мысли, чтобы мой ребенок просто не жил. Представляете? Я была готова убить его — вот так я его не воспринимала. Для меня это было позором. Я плакала, плакала и плакала. Если кто-нибудь что-то у меня спрашивал, я рыдала, как психически неуравновешенная.
Принятие сына и той ситуации, в которой мне нужно будет постоянно жить, заняло где-то полтора года. Чтобы полностью понять, что происходит, я начала читать литературу и разговаривать со своим ребенком. Это мне помогло. Но еще очень помогло то, что я — мать. Материнский инстинкт во мне очень сильный. Любовь к своему ребенку — высшая сила в любой ситуации.
*Термин «транссексуал» считается некорректным, корректно говорить — трансгендерный человек, трансгендерный мужчина или трансгендерная женщина. Трансгендерность — состояние, при котором гендерная идентичность и/или гендерная презентация человека не соответствует культурным и социальным ожиданиям, связанным с полом, приписанным при рождении. Термин используется для обозначения широкого спектра гендерных идентичностей.
Не важно, гей или нет
Спустя год сын заработал денег и уехал в Москву, работать фотомоделью.
На Новый год приехал из Москвы домой. Внешне сильно изменился. Стал более ухоженным и стильно одетым. В нашем провинциальном городке сильно выделялся из толпы. Муж вел себя как ни в чем не бывало, а меня это какое-то время немного напрягало.
Сын тогда пожаловался на плохое самочувствие. Стал терять сознание. Мы обследовали его, и выяснилось, что у него рядом с гипофизом выросла опухоль. То есть я получила шок от одной новости, а потом — стресс от его болезни. Пришлось принимать все это вместе.
Сначала врачи говорили, что опухоль злокачественная, но материнское слово — самое сильное, как слово Бога. В день, когда сыну делали операцию в Новосибирске, я пошла в Вознесенский собор и сказала Богу, что не готова потерять своего ребенка. Сын мне нужен, и я готова принять его (любым). Угроза для его жизни была важнее того, что он — гей. Его надо было спасать. После собора пошла в больницу. Ход операции показал, что опухоль доброкачественная, и нейрохирург сказал: «Твой сын будет жить». А сперва ему не давали даже трех лет жизни. Чудо произошло.
Понемногу приходило понимание, что жизнь такая, какая есть: мы рождаемся разными. Я стала смотреть на всю ситуацию с другой точки зрения. Поняла, что мы не можем запретить рождаться гомосексуальным людям. Если они появляются в этом мире, значит, это для того, чтобы мы были лучше и терпимее к людям, отличающимся от нас. Природу не изменить, ее можно только принимать или не принимать. В природе нет ничего случайного, всему есть причина.
Сейчас, когда в соцсетях начинаются какие-то насмешки над такими людьми, во мне срабатывает не только материнский инстинкт, но и глубокое понимание, что в этом мире все гармонично. Я всегда говорю: «Геи не рождаются друг от друга. Это мы их рожаем — гетеросексуальные родители. С чего вы решили, что в вашей семье не родятся такие дети? Вы что, боги, что можете этот мир сами программировать?»
Сыну тоже было тяжело. К тому же он потерял работу. Из-за болезни и операции карьера фотомодели встала на паузу, а потом ей стала мешать депрессия. Он застрял в небольшом сибирском городке. Вместе с карьерой пришлось расстаться и с мечтой уехать из России жить в Европу или США. Он думал, что у него нет будущего, нет возможности найти свою вторую половину. К слову, для него иметь любимого человека и создать с ним семью всегда было основной целью жизни. Таковой она остается и по сей день. Сломленный физически и психически, меньше года спустя после операции он предпринял попытку суицида.
Я хотела ему помочь, и мы обратились к психоаналитику. Первое, что помогает справиться, — семья, любовь и понимание близких. Ну, и препараты ему давали, но недолго. Мы все его поддерживали: папа-мама, тети-дяди, мои друзья — все были за него. Я покупала ему книги о смысле жизни, о мироздании — Блаватскую, Рериха, Коэльо, и он их читал. Мое первое образование — медицинский техникум. Однако желая лучше понять своего сына, я поступила в университет и получила высшее психологическое образование. Могу работать с детьми с отклонениями в психике. Ближе к 50 годам получила еще одно высшее — медицинское.
Со временем он нашел себе парня, с которым долгое время встречался. Я, как и мой муж, адекватно восприняли этот факт. Я радовалась, что у него появился близкий человек. Кроме того, он обзавелся кругом знакомых (ЛГБТ), и ему стало легче.
К слову, никто из его и моего близкого окружения не проявлял к нему негатива. Мой сын — очень душевный и добрый человек, красивый душой и внешне. Такого, как он, просто невозможно ненавидеть. Причем он общался с людьми разного пола и сексуальной ориентации. Иногда приводил к нам в гости своих друзей-геев. Мы с мужем не акцентировали внимание на их сексуальной ориентации. С каждым было о чем поговорить.
Такая же семья
Я не скрывала от друзей и близких, что мой сын — другой человек.
Я говорила тем, кто моего сына не воспринимает: до свиданья. Я перестала стесняться ходить с ним рядом. Он всегда следил за своим внешним видом. Выглядел ухоженным и привлекательным для парня, из-за чего нам вслед иногда кричали непристойности. Люди безграмотные со всех сторон. Как свиньи, которые живут в своей грязи, и им кажется, что эта грязь — самая лучшая. И они за этой лужей грязи не видят мир. Обид не было. Я знала, что эти люди уже завтра пожалеют о своих глупых словах, уже завтра в их семьях появятся такие же, как мой сын, дети и внуки.
Женя настолько разумный, что я за него никогда не волновалась — в том плане, что он знает, как и с кем себя вести. Он тщательно выбирает свой круг знакомых. Не держит рядом с собой дегенератов и двуличных людей. Все его знакомые — такие же, как и он: открытые, порядочные, искренние. Настоящие. Без масок. В начале нулевых на него напали рядом с обычным клубом, в котором он отдыхал со знакомой. За сына заступились, в том числе — незнакомые люди. Парни и девчонки. Никто не встал на сторону гомофоба. Короче, геи победили!
Вся его личная жизнь проходит на моих глазах, и я вместе с ним радуюсь, когда он находит кого-то, и переживаю в случае неудач. По молодости у него были отношения на протяжении семи лет, но тот человек был женат. Сына тяготила невозможность иметь с ним полноценные отношения, и он решил расстаться с ним, несмотря на сильные чувства. После тех отношений несколько лет он безуспешно пытался обрести семью, но получил лишь душевную боль от того, что им пользовались или пытались пользоваться сугубо для секса. И когда он понял, что не может осуществить свою мечту, закрылся от контактов, чтобы не травмировать себя очередным разочарованием. Потому до недавнего времени у него не было никаких отношений. Понимаете, он хочет жить в семье, а не просто встречаться. Ему нужна семья, как у всех людей.
Два с половиной года назад мы с сыном переехали в Новосибирск, и живем вместе в своей квартире. Я устроилась на работу по одной из полученных мной специальностей. Занята в сфере медицины. В свободное время езжу к дочери, чтобы провести время со своей любимой внучкой. Муж остался в родном для нас городе. У Жени здесь больше возможностей. Тут он чувствует себя более комфортно, в том числе в плане личной жизни. Обрел нескольких друзей. Спокойно знакомит меня со своими приятелями-геями, я к ним отношусь по-дружески. Его лучший друг живет с ВИЧ.
Иная вера
В последний год он стал приглядываться к людям, пытаться найти вторую половину.
Однако крайне сложно найти в 38 лет достойного партнера для жизни. Даже гетеросексуалу, и уж тем более гею. В декабре Женя расстался с любимым человеком, с которым был пять месяцев. Даже жили вместе. К сожалению, его выбор оказался крайне неудачным. Тот человек был лживым и лицемерным. Женя сильно пострадал в этих отношениях. Лучший друг его предупреждал, что надо расстаться с таким партнером, но сын сильно любил. Страдал, терпел и закрывал глаза, он вообще такой — однолюб. А еще романтик. Если любит, то всем сердцем, до последней капли отдает себя, готов принести себя в жертву ради любви.
Сын говорил, что знаки судьбы привели их друг к другу. Для него тот человек оказался самой сильной и трагической любовью в жизни. После того как партнер порвал с ним, сын сказал: «Вот увидишь, Леша пошел против судьбы, и на нем это крайне негативно отразится в ближайшее время». Я не знаю, совпадение это или нет, но у Алексея где-то через месяц угнали автомобиль, и так его и не нашли. Сын верит в судьбу и высшие силы. Это не вера в Бога, а что-то иное. Какая-то его своя собственная вера. Его слова: «Иногда Судьба руководит нами. Есть то, что выше нас. Если идти против ее воли — ничем хорошим это не кончится. Я живу так, как мне подсказывают интуиция, чувства и знаки». Его вера не противоречит христианству, она также основана на человечности и человеколюбии. Просто она иная.
Сама я не религиозная, но верю в Бога. В церковь больше не хожу. Для меня это просто помещение, где собрана какая-то энергия. Она бывает в хороших иконах, в огне свечей, но я приспособилась дома: научилась зажигать огонь в своем сердце и напрямую общаться с Богом. То, что говорят в церкви, — это совсем не то, о чем говорил Христос. Он говорил, что все братья и всех нужно любить. А развратом можно заниматься и будучи гетеросексуалом, и уж каким развратом гетеросексуальные люди занимаются, я просто в шоке.
Весь мир живет по другую сторону, а мы живем согласно тем социальным условиям, в которые нас поставило государство. Да, эти условия нам не нравятся. Но сегодня я не могу открыто говорить, что я мама гея, хотя мне очень хотелось бы. Я ответственна за второго своего ребенка, которому это может навредить. Когда поменяется сознание людей и отношение государства к своим гражданам, я не знаю. Наверное, когда обычные люди выйдут на митинги и начнут поддерживать ЛГБТ-людей, тогда, возможно, сменится и политика. Но пока общество не готово.
Как может выглядеть Женина семья? Раз нет возможности вступить в официальный брак, то, я думаю, они просто будут жить вместе. Молча, никому особо не открывая свои отношения. Когда-нибудь наше общество, я надеюсь, дозреет до принятия. Если государство так же будет внедрять в сознание людей, что это нормально, как внедряет идеи про спорт, то и общество это примет, начнет нормально относиться к этим людям. Это же граждане вашей страны, как можно отказываться от них?
Но, знаете, если будет возможность переехать в другую страну, отказываться от этого никто не будет. Жизнь одна. И в этом обществе, которое за любую мелочь готово растоптать человека, жить невозможно.
Все истории проекта «Мы принимаем» можно прочитать по ссылке
Текст: Маргарита Логинова
Фото: Вера Сальницкая
Редактура: Анастасия Сечина, Михаил Данилович