Егору Лигачёву 100 лет: «Вы еще о нас, мамонтах, пожалеете»
Как мальчик из бедной крестьянской семьи стал вторым человеком в стране. История Егора Лигачёва, его знакомства с Горбачёвым, неудачи антиалкогольной кампании, создания томского Академгородка, первой нефти, актерского «звездного десанта» в ТЮЗе, сокрытия жертв репрессий в Колпашевском яре и возвращения в политику.
29 ноября исполнилось 100 лет Егору Лигачёву — секретарю ЦК КПСС и члену Политбюро (первому и пока единственному, перешагнувшему вековой рубеж). Он родился на территории нынешнего Чулымского района Новосибирской области, в 1943 начал трудовую карьеру на авиазаводе, а потом стал секретарем Дзержинского райкома комсомола. Позже Лигачёв был первым секретарем обкома ВЛКСМ, начальником управления культуры Новосибирского горкома КПСС, заместителем председателя облисполкома. В 1958—1959 годах — первый секретарь Советского райкома (время активного строительства Академгородка), в 1959—1960-м — секретарь обкома. Затем, уже транзитом через Москву, переходит на работу в Томскую область. Лигачёв возглавлял ее с 1965 по 1983 год. После этого он стал одним из организаторов Перестройки и инициатором антиалкогольной кампании.
Тайга.инфо публикует материал коллег из ТВ2, которые поговорили с людьми, работавшими с Егором Лигачёвом в Томске.
В сентябре 1996-го Егор Лигачёв стал гостем Андрея Мурашова в эфире «Часа Пик». После эфира оставил запись в специальном вип-альбоме ТВ2: «С чувством уважения и признательности за совместную и, думаю, взаимно полезную работу с томскими журналистами по преображению Томской земли в 60, 70, 80-е годы.
Дом, амбар, сарай, корова
В холле северского музея несколько стендов — «К 100-летию Е.К. Лигачёва». На них около полусотни фотографий — в основном, производственных, реже партийных, еще реже личных. Внимание группы школьников обращают на пожелтевшие документы из личного дела молодого Егора Лигачёва.
В анкете студента Московского авиационного института — сведения о достатке родителей, крестьян из села Дубинкино Томской губернии: Кузьма Лигачёв и Матрена Белоусова в собственности имели дом, амбар, сарай, баню, 1−2 лошади, корову.
«Вот что значит „социальный лифт“, — говорит экскурсовод Елена Чиканцева. — Мальчик из бедной крестьянской семьи стал вторым человеком в стране!»
Социальным лифтом воспользовался и Виталий Кириенков — персонаж одной из выставочных фотографий. На последнем курсе ТИСИ он уже знал, что его ждет работа в Химстрое, а вместе с ней и квартира на Почтовом. Впервые с Лигачёвым Кириенков встретился в 1971-м — на том самом месте, где сейчас развернута выставка. Тут тогда была стройплощадка готовящейся к сдаче музыкальной школы.
Вскоре началось строительство ТНХК. В середине 70-х Кириенков стал секретарем парткома стройки. На фотографии из его личного архива — министры среднего машиностроения Славский и химической промышленности Костандов, первый секретарь обкома Лигачёв, директор ТНХК Гетманцев и другие официальные лица обсуждают, как идет строительство первой производственной очереди комбината.
Это лето 1980-го, — говорит Виталий Кириенков. — Мы стоим на кровле еще не достроенного здания. Чтобы всех поднять наверх, использовали грузовой лифт, я выходил из него последний и запер двери, чтобы посторонних не было. Сверху хорошо всю площадку видно. Недовольные все почему? Ну, потому что не «прилизывали» доклад — раз приехал министр, надо было как есть текущую ситуацию озвучить. Может, речь шла о том, что оборудование еще не поставили… Первую сваю на ТНХК забили в сентябре 1976 года. А опытное производство полипропилена было запущено через полгода после этой фотографии — в феврале 1981-го. Пробирку с первым полипропиленом делегация Томской области увезла тогда на 25 съезд партии.
Построим мост — будет востребован
Соратник Егора Лигачёва по партработе, профессор ТПУ Николай Кириллов считает, что если с карты Томской области убрать все новостройки, появившиеся при Лигачёве, то «останется пустыня»:
Что такое Томская область при Лигачёве — это открытия крупных нефтяных и газовых месторождений, организация их добычи на севере, ну, и самое главное, все это богатство надо было перебросить на юг. В Кемеровскую, Томскую области. Построить нефте- и газопроводы, линии электропередачи, мосты через Обь и Томь…
В 1965 году Лигачёв сам написал заявление Брежневу, чтобы его отправили в Сибирь. Тут он родился. Закончил в Новосибирске школу. В Новосибирске же после московского института рос по партийной линии и поднимался по карьерной лестнице. Построил Академгородок. И сюда же был бы рад вернуться после нескольких лет работы в ЦК КПСС. Брежнев просьбу удовлетворил. Отчасти: «Мы вот тут подумали и решили послать тебя в Томск».
«То, что меня направляли в Сибирь, — это было просто счастье! — пишет в воспоминаниях Лигачёв. — Но что касается Томска, то здесь я особой радости не ощутил: знал, что Томская область запущенная, лежит вдали от больших дорог. Тогдашний секретарь обкома, что называется, спал и видел, когда же его вернут в столицу (первым секретарем томского обкома в 1959−65 годах был Иван Тихонович Марченко). Соответственно шли в области и дела. Однако все эти соображения я, естественно, оставил при себе и сразу дал согласие. А когда вышел из кабинета генсека, то подумал, что вариант не такой уж плохой: во всяком случае в этой сибирской области можно от души поработать, понять, на что ты в действительности способен».
За 17,5 «лигачёвских» лет в Томской области на треть выросло население — с 750 тысяч человек до почти миллиона. На карте города появились новые микрорайоны (Каштак, Иркутский). На карте области — новые города (Стрежевой, Кедровый). В 1966-м «Томскнефть» добыла первую нефть. Из Алексадровского в Анжеро-Судженск прошел нефтепровод. Из Асина в Белый Яр — железная дорога. В Богашево появился аэропорт. Рядом со Светлым запустили птицефабрику, а на 30 гектарах в Кузовлево — овощные теплицы.
А в 1973 году Косыгин поздравил Лигачёва с открытием автомоста через Томь. Сказал, что еще в 1920-е работал Западной Сибири в кооперации, бывал в Томске и слышал, как мужики о мосте мечтают. Даже деньги тогда на него пытались собрать — так как город в межсезонье на 3−4 месяца был отрезан от районов.
Шегарский мост через Обь начали строить в 1982. «Слышал рассказы, — говорит бывший ректор ТПУ Юрий Похолков, — когда мост через Обь строился, Лигачёва спрашивали — мол, зачем мост? Паром ходит, и достаточно, все равно не так много транспорта идет, не востребован будет. А Лигачёв ответил — построим мост, будет востребован. Он прав оказался».
«С нашими товарищами случилась беда…»
Практически все, кто знал Лигачёва лично, сходятся в его оценке — человеком был требовательным, жестким, но честным с людьми и искренним в своих убеждениях.
«Пример: строятся Межениновская птицефабрика, Кузовлевские теплицы, идет плановый объезд, — рассказывает Виталий Кириенков. — Надо проехать оттуда сюда. Кавалькада машин, штук пять. Лигачёв приезжает первым. Я отстаю, приезжаю позже. Объясняю — мол, машин много, пропускная способность дорог небольшая, не могли не отстать. Лигачёв говорит: «Что?! Да у нас дороги только на 12% загружены». Ну, вот что на этот счет скажешь?»
Вспоминает Александр Егоров, в лигачёвские времена — сотрудник обкома, потом замдиректора завода:
«Судьба свела с Лигачёвым опять, когда я уже стал работать заместителем директора по кадрам и режиму крупного томского завода измерительной аппаратуры… В районах области тогда появились свинофермы и птицефермы, теплицы для выращивания овощей. Все это с большой помощью заводов. Тогда так было принято. У каждого томского завода была своя нагрузка. Мне было поручено, уже по партийной линии, ежегодно организовывать помощь колхозам по уборке урожая в Первомайском районе и заготовке кормов в Томском районе. Трудно было, но мы справлялись, и завод был на хорошем счету в обкоме. Однажды наша заводская бригада построила по просьбе председателя в Первомайском колхозе в нескольких километрах от райцентра добротный свинарник. Председатель остался доволен. Наши рабочие вернулись на завод. Вдруг мне звонок от председателя. Просит завтра приехать, так как на смотр свинарника прибудет сам Лигачёв. Я приехал рано утром. Немного погодя и Юрий Кузьмич прибыл. Пошли смотреть вчетвером: Лигачёв, председатель колхоза, секретарь райкома и я. Все вроде бы довольны, сделано все хорошо. Вышли, постояли на свежем воздухе. А Юрий Кузьмич и говорит: «Красота-то какая: лес, река, поляна вся в цветах. Здесь бы санаторий создать, а вы все это свиньям отдаете… Помолчал и продолжил: «Надо бы переделать помещения под другую надобность. Завод поможет». И обращаясь уже ко мне: «Поможете?». Отвечаю: «Да». Так и пришлось нашим рабочим позднее переделывать эти помещения, но уже… в телятники».
«Однажды мы ездили на объект, не помню, что это было, но в Томском районе, — рассказывает журналист Владимир Крюков. — И я наблюдал с удовлетворением, как Егор Кузьмич подсмеялся над партийными пешками из нашего райкома — пригласив их последовать за ним к этому объекту. Они явились на объезд в ботиночках легких. А Егор Кузьмич прямо на месте переобулся в сапоги, которые, как мне сказали, всегда лежали в багажнике его машины. И им пришлось следовать за ним по грязи. Смотреть было весело. Думаю, он таким образом их проучил — и в следующий раз они были во всеоружии».
Получить нагоняй или лишиться работы можно было за разные проступки. Так, по словам Николая Кириллова, на одного из руководителей горисполкома донесли, что он злоупотребляет просмотром открыток и фотографий эротического содержания. За это его сняли с должности: «Это было недопустимо, нарушение морали, которая воспитывалась во всех, в учениках и студентах». Впрочем, Николай Кириллов говорит, что не знает никого из управленческого звена, кто держал бы обиду на Лигачёва.
«Однажды на севере области потерялась цистерна со спиртом — метанолом, — говорит Николай Кириллов. — И на эту цистерну натолкнулись два отряда рабочих — лесников и нефтяников. Отравились. Несколько человек умерли. И вот собирается бюро обкома, чтобы решить, как поступить с руководителями крупнейших лесной и нефтяной организаций. Руководитель народного контроля докладывает — снять с работы! Генерал — снять с работы! Лигачёв встает и говорит: „С нашими товарищами случалась беда. Да, это непростительная халатность. Мы должны войти в их положение — понять. Оказать всю необходимую помощь“. Выговоры руководителям записали, и они полетели каждый на свое рабочее место».
Гид по «лигачёвской» выставке в Северске Елена Чиканцева рассказывает, что людей, с которыми приходилось работать, Лигачёв оценивал как «моторных», то есть энергичных, или «не моторных». Сам был моторным. В начале нулевых его, депутата Госдумы третьего созыва, она, тогда журналистка северской телекомпании, пригласила в прямой эфир. Студия находилась на 9 этаже. Лифт в тот день не работал. Лигачёв, которому на тот момент было под 80, спокойно поднялся и ни слова неудовольствия не выразил.
«А какое у вас образование?..»
«Лигачёв был приверженцем здорового образа жизни и навязывал этот здоровый образ жизни всем остальным — правильно это или неправильно, — говорит Юрий Похолков. — Но все ходили на томскую лыжню. Руководители предприятий демонстрировали, что они со своими коллективами вышли. Да он и один ходил на лыжах — я его неоднократно встречал в районе Коларова».
Юрий Похолков лично познакомился с Егором Лигачёвым в 1981 году. Когда его утверждали на должность проректора по научной работе в политехе — процедура требовала прохождения через бюро обкома партии. Юрий Похолков тогда не очень хотел становиться проректором — он работал на кафедре, у него была хорошая группа, аспиранты и менять живую науку на чиновничью должность ему было неинтересно. Правда, потом 9-летний опыт работы на этой позиции очень пригодился во время работы ректором.
С одним из самых авторитетных и харизматичных предшественников Юрия Похолкова — ректором Александром Воробьевым, который возглавлял вуз с 1944 по 1970-й, у Егора Лигачёва отношения не сложились. Разногласия возникли на почве развития в Томске академической науки. Лигачёв, детищем которого стал Новосибирский Академгородок, добивался создания Академгородка и в Томске.
«Александр Акимович считал, насколько я знаю, что Академгородок будет большим конкурентом для высших учебных заведений, — говорит Юрий Похолков. — И люди уйдут в Академгородок, а в вузах (ученых) не останется. Он считал, что в вузах наука тоже на хорошем уровне, поэтому добивался, чтобы при вузах были открыты НИИ. При нашем вузе в общей сложности было четыре НИИ открыто. А за всю историю — пять. Первый НИИ, который был открыт в 1923 году — институт прикладной физики — через несколько лет был переведен в ТГУ и стал называться СФТИ. А при Воробьеве были открыты НИИ ядерной физики, НИИ высоких напряжений, НИИ интроскопии, а также НИИ автоматики и электромеханики, который потом был переведен в ТУСУР. Воробьев думал, что и вне академии может развиваться наука, а Лигачёв считал, что надо академические центры создавать. И благодаря его усилиям появилось отделение Академии наук с большим количеством институтов — не таким большим, как в Новосибирске, но все-таки».
«Никто толком не написал, какую лепту внес Егор Кузьмич в развитие духовной жизни, — говорит Николай Кириллов. — А ведь в Томской области возникла и быстро развилась писательская организация. Появился новый театр — ТЮЗ. Разве теперь можно представить, чтобы целый выпуск из Ленинградского театрального института приехал работать в Томск?»
ТЮЗ был открыт в Томске в 1979 году. По замыслу, он не должен был уступать новосибирскому «Красному факелу». А для этого была нужна готовая и сыгранная труппа. По просьбе Егора Лигачёва первый секретарь Ленинградского обкома Григорий Романов «отрядил» по распределению в Томск выпуск ЛГТИМиК с курса Льва Додина. Так в томском ТЮЗе оказались Игорь Скляр, Андрей Краско, Наталья Акимова и другие известные нынче актеры. Вот как вспоминала в 2016 году тот период Галина Кука, единственная из того «звездного десанта» актриса, оставшаяся работать в ТЮЗе:
«Когда мы приехали, нам сразу дали квартиры в пятиэтажном новом доме на Олега Кошевого, 75. Вокруг болото, не пройти, не проехать. После Ленинграда, после того обеспечения… А ребята еще в Венгрию перед этим съездили. За свой дипломный спектакль „Братья и сестры“ они получили награду — поездку в Венгрию. Этот спектакль потом вошел в энциклопедию театральной жизни. И вот они приезжают в провинциальный для нас тогда Томск. Всего два кафе, дикие очереди во время обеда, бесконечное расстояние между центральными остановками, грязные витрины. Хотя Томск встретил нас с открытой душой. Нам ученые со степенями говорили: „Вот вы еще ничего не сделали, а вам сразу квартиры дали. А у нас кандидаты наук в общежитиях живут“. Мы ходили друг к другу в гости на новоселье, смотрели, кто как обжился. Игорь Скляр с Наташей Акимовой жили в трехкомнатной квартире на первом этаже. Игорю хотелось комфорта, и он большую комнату превратил в мастерскую и делал там мебель. Своими руками сделал кухню, прямо как чешскую. Тогда же все это было не достать, а он сделал сам».
А вот еще одно театральное воспоминание. От актрисы Театра драмы Валентины Бекетовой.
«Свои „пять копеек“ хочу вставить в дискуссию по поводу Лигачёва. Личность. Это ни для кого не новость. Но при нем в театре сдавали два раза спектакль „Слон“ по пьесе Копкова („Золотой слон“, постановка Феликса Григорьяна, 1982 год), где с юмором и нелицеприятно говорилось о советской деревне… Выдающийся был спектакль! И в последний раз сдачи в зале был Лигачёв. Сейчас это трудно представить, чтобы Жвачкин пришел в театр. А тогда вся труппа, не занятая в спектакле, сидела в зале и наблюдала за его реакцией… Хохотал! И дал „добро“ на то, чтобы спектакль шел! Это было за гранью тогдашнего понимания… Масштаб личности и какая-то душевная „настоящесть“ позволили ему не уничтожить прекрасный спектакль, а разрешить ему быть».
В тот же лигачёвский период во всех новых районах Томска выросли мансарды, вспоминает Николай Кириллов: «Вроде пустячок, чердак преобразовали, большие окна поставили — десятки мансард построили. И в Томске стали проходить выставки союзных художников. Даже четвертый пленум Союза художников СССР проходил в Томске».
«Егор Кузьмич привечал творческих людей, — говорит Владимир Крюков. — Причем он особенно заранее не просчитывал, насколько верно они будут служить. Они получали мастерские. А он время от времени их посещал. И вот однажды он посетил мастерскую Натальи Аксеновой. А у нее городские пейзажи подобрались такие мрачноватые. Несколько домов, нарисованных на Розе Люксембург — часть из них уже не существует. Он остановился. Ее пододвинули к нему. Он спрашивает: „Что-то мрачноваты ваши пейзажи. Как бы это объяснить, почему?“. Она говорит: „У вас какое художественное образование?“. Все замерли в некотором ошеломлении. Он сказал: „Никакого“. Она сказала: „Ну, тогда мне трудно будет вам это объяснить“. Бывает вроде и такой взгляд на вещи. Он посмотрел, покивал, и пошли все дальше. Последствий никаких не было».
Колпашевский яр
Последняя пятилетка Лигачёва в Томске отмечена двумя резонансными событиями. Делом Томских книжников 1982 года — когда за чтение запрещенной литературы (которую через несколько лет можно было купить в любом книжном) нескольких представителей томской интеллигенции судили и приговорили к реальным срокам. И — Колпашевской трагедией.
В 1979 году аккурат под Первомай Обь, которая делает в районе Колпашева излучину, обрушила берег. И вскрыла массовое захоронение расстрелянных в 1930-х годах людей. Власти решили захоронение уничтожить. В Колпашево пригнали теплоходы, которые размывали яр, перемалывая винтами тела. Уцелевшие трупы ловили добровольцы и топили при помощи металлолома. Первым в стране про трагедию Колпашевского яра написал Владимир Крюков. Правда, было это на исходе 80-х — уже после того, как Лигачёв из Томской области уехал в Москву и поддержал Горбачёва с идеей перестройки и гласности.
«В конце материала я задавался вопросом: что можно было сделать? — говорит Владимир Крюков. — Ну что, Кузьмич не мог ослушаться приказа, последовавшего из Москвы — „скорее убирайте, заметайте следы“? Сказал, что мог бы, наверное, цивилизованно решить, устроив перезахоронение. Ну, оказалось несколько радикальным мое заявление. Когда я стал разговаривать об этом с Владимиром Черепановым, одним из капитанов, участвовавших в этом размыве, он нарисовал мне схему, откуда выпадали эти несчастные и как валились в реку. Это все было на середине высоты этого оврага. По поводу перезахоронения он сказал — ну посмотрите, а как к ним подступиться? Если бы кто-то обнаружил это раньше, пока берег не обвалился, наверное, можно было их вырыть и перезахоронить. Но когда случился этот разлом — я не хочу оправдывать его, обелять как-то, но иначе, наверное, сделать было… Может, и можно, но гораздо сложнее — подогнать теплоход, сети поставить, ловить тела расстрелянных. Если бы представить цивилизованное государство, наверное, так бы и поступили».
На статью в томском издании Лигачёв никак не отреагировал. А в 1990 году на допросе в рамках уголовного дела, возбужденного томским и новосибирским «Мемориалом», отметил, что после первого сообщения о случившемся позвонил в Москву:
«Хочу отметить, что ни обком КПСС, ни колпашевские партийные органы никакого участия в ликвидации захоронения не принимали, этим занимались органы КГБ в Москве и на месте. <…> На вопрос, почему не было произведено перезахоронение трупов, могу ответить так: в то время в стране был период свертывания реабилитационного процесса и не могло быть даже речи о предании гласности случившемуся. По сложившемуся тогда порядку такие мероприятия старались осуществить без привлечения общественного внимания… Теперь по прошествии лет и таком резком изменении нашего общественного сознания, когда многие вещи, проблемы стали пониматься совершенно по-другому, конечно же, никто так не поступил бы с захоронением».
«То есть, по сути, он ответил, что как человек системы иначе поступить он не мог, — говорит один из авторов фильма „Яр“ Виктор Мучник. — И других слов для рассказа о случившемся тогда в Колпашеве и о своей роли в этом он так и не нашел. А интересно все-таки, что он, женатый на Зинаиде Зиновьевой, дочери расстрелянного в 38-м „врага народа“, комдива Ивана Зиновьева, думал тогда, в 79-м. Говорили ли они про это тогда, в 79-м, и потом».
Юрий Кузьмич
В Томске Лигачёва звали Юрием Кузьмичом. Все и везде. Почему — никто из наших собеседников объяснить не смог. Кроме Николая Кириллова:
«Я был на всесоюзном съезде работников просвещения. Председательствовал на котором второй человек в ЦК — Егор Лигачёв. И вот Томской области дали слово. Выступала завоблоно Зоя Барашева. Начинает выступать и говорит — вот, мол, Юрий Кузьмич… В зале, а это Кремлевский дворец съездов, шум. Она не обращает внимания и второй раз говорит — мы обратились к Юрию Кузьмичу… В зале гул. Тогда Лигачёв встает и говорит: „Это в Томске меня так звали, а вообще-то все началось в МАИ, Московском авиационном институте“. Оказывается, кто-то из его сокурсников вычитал, что Егор — это древнерусское имя, а Юрий — вариант современный. И приехал он с этим именем в Томск. Но когда переехал в Москву работать в составе Политбюро, первым, кто его назвал Егором без отчества, был Горбачёв: „Егор, ты это сделаешь?“, „Егор, поедем туда-то?“. Так Егор и вернулось к нему — имя, которое он получил во время крещения в деревне Дубинкино Томской губернии».
Письма Горбачёву
«С Горбачёвым мы познакомились в начале семидесятых, случайно оказавшись в составе делегации, выезжавшей в Чехословакию, — пишет в своих воспоминаниях Лигачёв. — С тех пор
В марте 1985-го, после смерти Черненко, Лигачёв поддержал кандидатуру Горбачёва на пост генсека. Сам при этом согласился стать вторым человеком в стране — секретарем ЦК КПСС по организационно-партийной работе. Категорически непьющий человек, он стал одним из главных инициаторов антиалкогольной кампании середины 80-х, идея которой, впрочем, шла еще от Андропова. Годы спустя он оценит эту затею как утопическую. «Мы все, Горбачёв, Лигачёв, Рыжков, другие, хотели побыстрее избавить народ от векового недуга. Но мы заблуждались. Чтобы справиться с пьянством, нужны долгие годы активной, умной антиалкогольной политики».
До 1988-го Лигачёв активно поддерживал идею перестройки. После — начал критиковать ее методы. Был тем, кто по просьбе Андропова ездил в 1983 году в Свердловск — «присмотреться к Ельцину», и потом звонил посреди ночи Горбачёву и говорил: «Наш человек, надо брать!». А в 1988-м уже произнес ставшую крылатой фразу — «Борис, ты не прав!».
Весной 1990-го, когда от Союза уже отделилась Литва, Лигачёв написал Горбачёву как генсеку два письма. О зашедшей в тупик политике. Необходимости решительных действий во избежание развала СССР. Требовал ознакомить с их содержанием Политбюро и ЦК. Горбачёв, как говорят, убрал письма под сукно. И летом вывел Лигачёва из состава Политбюро, объяснив товарищам по партии: «Он в последнее время пишет слишком много писем». Так в 1990-м Егор Лигачёв стал безработным, пенсионером. И с Михаилом Горбачёвым теплые отношения больше не восстановил.
«Я на 80-летие был у Лигачёва в Москве, — вспоминает Николай Кириллов. — Не столько садились-выпивали-закусывали, сколько разговаривали. Томичи в основном были. И я оказался у дверей. Звонок. Открываю. Стоит Горбачёв. В руках у него папка красная — видимо, адрес. И роскошный букет цветов. „Егора можно видеть?“. Я иду к Лигачёву в кабинет: „Там Горбачёв, вас просит“. Он пошел, я за ним. Лигачёв закладывает руки за спину и слушает, что говорит Горбачёв: „Егор, у нас были сложные отношения, но у тебя такой день, 80 лет, я решил вручить тебе личный адрес и букет цветов“. Лигачёв не достает руки из-за спины и ничего не говорит. Слушает только. А перед входной дверью — столик. Горбачёв положил красную папку и цветы на этот столик, повернулся и пошел. Лигачёв так руки и не подал».
Старейший депутат
В 1999-м Егор Лигачёв вновь вышел на политическую сцену. Выдвинулся в депутаты Госдумы третьего созыва от Томской области. Обошел конкурента — Степана Сулакшина. Как старейший депутат, открыл ее первое заседание. Периодически приезжал в Томск, работал с избирателями.
В 2001 году вновь был в эфире ТВ2. Советовал не платить за ЖКУ, если плата, которая выросла в 2−3 раза, уже не по силам; объяснял, зачем голосовал за ввоз отработанного ядерного топлива в Россию; говорил, почему ситуация вокруг НТВ вовсе не является атакой на независимые СМИ и свободе слова в стране ничего не угрожает; обращался с вопросом к прокурору Юрию Сухоплюеву — почему не соблюдается норма Конституции о бесплатном образовании?
«Доживешь — поздравишь!»
«Лигачёв никогда не пил, не курил, был спортсменом, — говорит Николай Кириллов. — Я считаю, что долгая жизнь — это награда за труд. Долго жить может человек, которого не раздирают противоречия. И с чувством юмора. Я был у него на 98-летии. Один почтенного возраста член ЦК КПСС с Кавказа говорит: „Егор Кузьмич, я вынужден сейчас уйти, но мечтаю приехать на ваше 100-летие, привезти бутылку кавказского вина, выпить с вами“. Лигачёв смотрит на него: „Доживешь — приходи“».
«Вы еще о нас, мамонтах, пожалеете»
Если на заре телекомпании ТВ2, расписываясь в альбоме, Егор Лигачёв с прошлым обошелся довольно вольно, то незадолго до этого в споре с главредом «Огонька» Виталием Коротичем будущее определил почти пророчески:
«Так ты говоришь, что я вымирающий динозавр? Мамонт? А ты не задумывался над тем, что после эпохи динозавров начинается эпоха крыс? Вы еще о нас, мамонтах, пожалеете!»
«„Доживешь — поздравишь!“. К 100-летию Егора Лигачёва», Лариса Муравьева, ТВ2, 29 ноября 2020 года