Подкаст «Одни плюсы»: «Мы все были в стадии СПИДа»
Это история кучки радикальных активистов, которые, практически умирая от СПИДа, добились права на получение лекарств для таких же, как они, в годы, когда в России никто не собирался их лечить — 18 лет назад. Главная героиня выпуска — петербурженка Саша Волгина, активистка российского движения Front AIDS. В 2004 году она от лица всех россиян, живущих с ВИЧ, не побоялась заявить властям: «Наши смерти — ваш позор».
Саша Волгина: Это был двухтысячный. Я получила диагноз очень смешно. Я тот самый редкий случай, когда ты инфицируешься ВИЧ, и у тебя при этом есть реакция. Очень мало у кого она есть. Меня обсыпало герпесом. И я побежала к врачу в кожвендиспансер, они меня через несколько недель вызвали, ну, и выяснилось, что у меня ВИЧ. На тот момент я знала, что это СПИД и что я умру через пять лет. Такая у меня была обширная информация.
Сашина жизнь тогда, в 20 лет, была непростой. Она употребляла наркотики, и когда узнала о диагнозе, решила хоть немножко, но взять себя в руки. Кстати, в этом подкасте мы не пропагандируем употребление наркотиков, потому что они могут навредить вашему здоровью. С наркотиками в прежних объемах Саше удалось завязать, но пить она не перестала. Вскоре покончил с собой ее молодой человек.
Саша Волгина: Я осталась одна с этим ВИЧом, не понимая, что делать. Психолог в Центре СПИДа сказала мне, что есть группа взаимопомощи. Это была целая история, как я туда пыталась приехать. Я выходила на станции метро Маяковская, делала четыре круга вокруг квартала, потом думала: «Не, ну на***, они там сидят в кружочке, себя жалеют, зачем оно мне надо?» И уезжала. Так где-то полгода продолжалось, а потом я пришла на группу. И для меня это было серьезным событием в жизни, потому что это было первое место, где я говорила о себе, о своих чувствах, слушала других людей. Если многие из наших, кто употреблял, первый раз слышали это все на NA (NA — это Narcotics Anonymous, группа «Анонимные наркоманы» для людей, которые решили перестать употреблять), то я на группе взаимопомощи людей, живущих с ВИЧ.
Это сейчас рассказ о первых годах жизни с диагнозом занимает у Саши пару минут. На самом деле, она почти два года жила между небом и землей, ожидая скорой смерти, не зная о том, что лекарства, вообще-то есть. В США и Европе ВИЧ-положительные люди начали получать антиретровирусную терапию еще в конце 90-х годов, но в начале двухтысячных в нашей стране об этих препаратах многие живущие с ВИЧ ничего не слышали.
Саша Волгина: Я, с одной стороны, как бы не собиралась жить долго. Принцип был простой, как у Курта Кобейна: живи быстро — умри молодым. А с другой стороны, когда у тебя есть эти пять лет, и уже два прошло, то задумываешься, что делать дальше.
Нечаянно получилось, что я попала в больницу, и увидела там… Ты понимаешь, это начало двухтысячных, соответственно, к людям, живущим с ВИЧ (тогда не было такой терминологии, тогда все больше «спидозные» были), никто не приходил, ни родственники, ни друзья — все боялись. И они умирали там в одиночестве. Надо понимать, в каком состоянии было здравоохранение: ничего ж не было в больницах, и народ на отделениях торчал (продолжал употреблять наркотики — прим. Тайги.инфо). Ничего не было, и остатки этого ничего — последние матрасы и лампочки — они умудрялись загонять за дозняк. В больницах творился просто адок.
162622
Саша и ее друзья из группы взаимопомощи «Свеча» стали приходить к умирающим от СПИДа пациентам в больницу, чтобы хоть как-то им помочь. Саша говорит, что, посмотрев на этих людей, ясно поняла, что никто не должен умирать вот так, без лекарств, никому не нужный, без возможности перекинуться словом с кем-то неравнодушным. При этом и Саша, и ее коллеги по волонтерству и сами довольно быстро начинали болеть все тяжелее и тяжелее — теми заболеваниями, которые приходят к людям с запущенной ВИЧ-инфекцией.
Саша Волгина: Мы все же были в стадии СПИДа, лечения никакого не было.
Потом появилась такая организация — Христианский межцерковный диаконический совет, и они попытались открыть программу паллиативной помощи, чтобы сестры милосердия приходили и помогали, но сестры тоже не хотели ходить к ним, как ты понимаешь. В итоге эту программу паллиативной помощи выполняли мы. Я была координатором волонтеров.
Саша тем временем вышла замуж за парня, с которым познакомилась на группе взаимопомощи, потому что, цитирую, с ним у Саши получалось «не торчать и не бухать». Кроме работы в больнице у нее был маленький бизнес. И вот Саша, которая сама уже чувствовала себя неважно, работала на двух работах, по 14 часов в день, пока муж не сказал ей, что она уже ни на что не похожа, и пообещал, что сам обеспечит всем их семью. Она свернула свой бизнес и сосредоточилась на активизме и паллиативной помощи. В «Свече» они проводили друг для друга тренинги, искали информацию о ВИЧ и лечении в интернете, который тогда был медленным и дорогим, а потом делились друг с другом.
Саша Волгина: Мы узнали, что существуют лекарства от ВИЧ, и тут была очень серьезная упячка, потому что мы подумали, что уж если лекарства существуют, то нам без всяческих сомнений их конечно же дадут. То есть мы уже работали на отделениях, но мы еще вообще не поняли, в какой мы реальности и как к нам это государство относится. При том, что у нас было куча самостигмы — я не очень была уверена, что я заслуживаю жить.
Как выдавалась АРВТ, когда мы о ней узнали (АРВТ — это антиретровирусная терапия, которая сегодня положена бесплатно гражданам России — прим. Тайги.инфо). Вот например, на 30 тыс. положительных в Питере было 300 комплектов. Была комиссия, комиссия решала, ты социально перспективный или социально бесперспективный. Как ты понимаешь, я была бесперспективняк. Врачи психологи — госы еще и переложили на них эту фашистскую функцию — должны были выбирать, кому жить, а кому умирать. Ну, и естественно, употребление наркотиков приравнивалось к бесперспективности, и речи о лекарствах быть не могло.
159343
У меня было полно ненависти к себе на тот момент. Я, в общем, не то, чтобы считала, что нам кто-то что-то должен. Ну, с чего бы. Мы ж сами виноваты, правильно? Я тогда еще ничего не знала об общественном здравоохранении, о милосердии, все эти понятия мне были неизвестны.
Саша Волгина: Несмотря на эту самостигму, Саша не собиралась просто ждать смерти и сидеть сложа руки. В 2002 году года она познакомилась с Александром Румянцевым из фонда «Дело», который занимался помощью людям с ВИЧ и наркопотребителям, и они решили объединиться в движение, которое получило название Front Aids, чтобы действовать вместе.
Саша Волгина: У Саши Румянцева была очень хорошая креативная башка. Мы, я имею в виду «Свеча», вписались с ним это делать — мы провели первую акцию по поводу СПИДа (слово ВИЧ было не особо в ходу на площади Исаакия). В чем был прикол? Ну проводи ты себе акцию, туда никто не придет, это ж про СПИД. В чем состояла гениальная идея Румянцева? Он связался со студенческими профсоюзами, мы ездили по общагам, и я прям помню эту неделю — каждый день в одну общагу, где ты рассказываешь: у меня ВИЧ, передается так-то. Это была профилактика, совмещенная с мотивацией: «Ребята, приходите на акцию».
Короче, на дворе 2002 год, а у нас стоит целая площадь молодежи с шариками про СПИД. Такого раньше не было, в России это было непредставимо. Просто есть вещи возможные, а есть невозможные.
К чему призывали на той первой акции на площади возле Исаакия?
Саша Волгина: Мы говорили, что мы вообще существуем, что нас надо лечить. Но это была еще очень мирная версия. Там были врачи, пришли священники. Саша где-то нашел очень классного батюшку, который говорил, что ВИЧ — это не грех и не наказание.
Вообще, когда мы создавали Front AIDS, мы считали, что нам надо дать АРВ, пустить генерики в страну, и тогда мы сами себе сможем на них заработать, потому что оригинальные лекарства стоили порядка 12 тыс. долларов в год, а генерики бы стоили там 100−200 долларов.
Многие считают, что Front AIDS просили лекарство у государства, так вот нет — у нас не было столько отваги и мужества, мы просили возможности себе их купить, раз уж мы так накосячили
Я тогда тоже выступала, у меня где-то дома лежит моя первая в жизни речь. Мы ее писали всей «Свечой» недели три. У меня была такая шапка с прорезями, но белая. Открывать лицо я тогда еще не была готова, но мы понимали, что надо хотя бы не черную балаклаву напяливать. Мама мне помогала ее сделать.
Хочу конечно отдельно сказать про мою маму. Ничего бы из этого не было, если бы не поддержка семьи. Я очень своей матери благодарна. Она мне меня с самого начала поддерживала, а когда я решила статус открывать, и было понятно, что у нее будут проблемы на работе, с соседями, то мама мне сказала: «Я тебя не стыжусь, я тобой горжусь, иди и делай то, что должно».
Ну и к чему пришли активисты после этого многолюдного мирного митинга в Питере?
Саша Волгина: Провели мы эту акцию мирную — ну и никакого результата.
А какая была политика партии? Она была достаточно умная. В Москве было много людей, живущих с ВИЧ, и если бы им не давали лечиться, это могло привести к повстанческим действиям, поэтому им давали лечение. Лечение давали в Москве, в единственном городе во всей стране, а в Калининграде, в Питере все дохли.
Работать на отделении становилось все тяжелее, люди умирали пачками, я правда видела очень много, мы сами уже находились в стадии СПИДа, у меня начались всякие грибки, вся эта дрянь полезла. Плюс очень высокие риски были с туберкулезом: когда людей привозят, им же не сразу делают анализ, а ты сразу начинаешь им памперсы менять, держать их за ручку, покупать им еду.
Питерские активисты, Волгина и Румянцев, поняли, что одним таким митингом ничего не добьются. И они решили поехать в Москву, чтобы там договориться о совместных действиях с московским сообществом людей, живущих с ВИЧ. Они уже понимали, что пора выходить на улицы и громко кричать о том, что жить так больше невозможно. Но еще не понимали, как именно они это сделают, чтобы их услышали.
Саша Волгина: Ох, это был такой прекрасный вояж. Поехали мы значит с Румянцевым в Москву — убеждать местных активистов, что они должны с нами вместе начать буровить. Мы приехали со всеми поговорили, и они нам говорят: не будем мы буровить. Я помню, как мы с Сашей купили много водки, сели в поезд, очень расстроенные: ну вот, в очередной раз мы поняли, что они там в Москве все нехорошие люди. Мы вернулись в Питер, и звонит мне через два дня Дима Самойлов, говорит: «Мы тут передумали, работаем вместе». Это было так круто. Рассказываю, и у меня аж мурашки.
А потом Саша Волгина и Александр Румянцев случайно познакомились с активистами из «Хранителей радуги» — это были анархисты, «зеленые», которые очень хорошо умели проводить протестные акции, граничившие с современным искусством.
Саша Волгина: Они понимали, как делать протест, а мы понятия не имели. Они еще и художники, и это было все офигенно красиво, она научили нас относиться к акциям не просто как к протесту, а делать из этого красоту. И они смотрели на нашу ситуацию, как на фашизм: когда выбирают, кому жить, кому умирать — это фашизм. А они все были антифа, естественно, и поэтому такие вписались в это.
У истоков Front AIDS стояли не только люди с ВИЧ, но и участники программ снижения вреда от употребления наркотиков, антифашисты, журналисты. Евгений Флор, Андрей Ирокез Рыльков, Анна Саранг, Володя Укроп, Валерий Панюшкин и другие. О каждом из них можно записывать отдельный выпуск подкаста.
Саша Волгина: Никакого бы Front AIDS без них не было, это абсолютно точно. Эти парни и девчонки притащили с собой все знание и понимание, как эти акции делать, и они, конечно, были дерзкие. И мы придумали весь этот концепт: сначала акция в Калининграде, потом Питер, потом Москва. Начинали с Калининграда почему? Потому что в Калининграде раньше всех началась эпидемия, и там уже просто немеренно людей умерло.
Первую акцию Front AIDS провели в Калининграде в 2004 году — ситуация с наркотиками и ВИЧ в этом портовом городе была очень острой. Несколько человек приковали себя цепями к дверям городской администрации, остальные держали плакаты и кричали «Наши смерти — ваш позор!». Вот как эту акцию вспоминает журналист Валерий Панюшкин в интервью «СПИД-Центру». Тогда он работал спецкором в «Коммерсанте» и писал об акциях Front AIDS, попутно рассказывая о них своим коллегам, обеспечивая интерес к движению крупных мировых СМИ.
Саша Волгина: Приехала куча журналистов, все это сняли. Первый раз конкретно прогремело, что людей не лечат. Основной идеологией Front AIDS было первое — дайте нам генерики, мы сами их себе будем покупать. Вторая часть была — заместительная терапия и снижение вреда.
Здесь Саша имеет в виду лечение генериками. Что же это такое и зачем они нужны? Вот есть фармкампания, которая придумала, разработала и производит некое оригинальное лекарство, в нашем случае антиретровирусную терапию. У компании есть патент, который позволяет ей продавать препараты туда и по такой цене, которую она сама устанавливает. Генерик или джене́рик — это лекарство, которое содержит в себе то же самое действующее вещество, что и оригинальный препарат, но производит его уже не только компания-монополист, но и — после истечения срока действия патента — другие фармкампании. И стоят генерики уже гораздо дешевле, а следовательно становятся доступнее как отдельным людям, так и большим покупателям, типа министерств здравоохранения. Оригинальные лекарства для ВИЧ-положительных тогда обходились минимум в 7 тыс. долларов в год на одного человека, а дешевые альтернативы были полностью недоступны.
Ну, а заместительная терапия предназначена для тех людей, кто зависим от наркотиков. При заместительной терапии один вид наркотика для человека заменяется другим, который принимают под контролем врачей и не внутривенно, а перорально. На заместительной терапии человек не пытается, чтобы снять ломку, совершать преступления, меньше рискует заразиться ВИЧ и гепатитом, а в конце концов может отказаться в пользу трезвости и от нее. ВОЗ называет заместительную терапию «лучшей из существующих» мер борьбы с последствиями употребления наркотиков — она используется в большинстве стран мира. Среди них: Израиль, США, все страны Евросоюза, Китай, Украина и даже Беларусь. Однако в России заместительную терапию не практикуют.
Саша Волгина: Сделали мы Калининград, и потом был Питер. Здесь, конечно, все разошлись. Короче, они залезли по водосточным трубам и прямо на Смольном растянули растяжку «Наши смерти — ваш позор». Там уволили всю охрану после нас, был адский скандал.
Акция удалась — не то слово. Это тоже все очень сильно прогремело, с нами по-другому стал разговаривать СПИД-центр. И здесь уже стали появляться люди из других регионов, было много москвичей, начали приезжать ребята из Сибири, из Твери. Но опять-таки, когда говорят Front AIDS, всем представляется тысяча людей. Ну так вот, это неправда. Нас может было человек 50 от силы, это если всю тусовку собрать анархистскую.
В это сложно поверить сегодня, когда уличные протесты самым грубым способом разгоняют сотрудники полиции и ОМОН, а участникам дают чудовищные штрафы и приговаривают к тюремным срокам просто за выход на улицу, но на второй акции Front AIDS задержали всего одного участника. С одной стороны, отсутствие силового ответа от полиции давало уверенность продолжать, с другой стороны, активисты не видели, что их выступления что-то решают.
Саша Волгина: Нарастало отчаяние, ведь люди в больницах все еще умирали. А это же к выгоранию приводит — вот это бессилие. Не то, чтобы кто-то собирался выиграть. Не то, чтобы кто-то верил, что нам дадут лечение. Но у меня было такое убеждение: умирать, так с музыкой. Типа давайте не умирать молча. Мы конечно черпали наше вдохновение у ACT UP (ACT UP — это международная организация прямого действия, которая с помощью радикальных уличных акций добивалась улучшения жизни людей, больных ВИЧ, созданная американскими активистами в конце восьмидесятых — прим. Тайги.инфо). И вообще поддержка активистов из-за бугра была важна, потому что мы чувствовали себя частью общего движения.
150647
Мы придумывали всякие еще интересные штуки. Панюшкин решил познакомить меня с Немцовым и познакомил. Мы меня причесали и накрасили, поехали встречаться. Немцов же любил женщин. Гениальный конечно был человек. И он придумал такую фишку: «А давайте поставим Кремль на счетчик? Напишем новый закон по СПИДу, опубликуем его, а газета „Коммерсантъ“ будет каждую неделю публиковать, сколько народу умерло, в результате того, что ничего не принимают». Прикольная была идея, мы просто ее не успели реализовать. Потому что несмотря на то, что нам казалось, что победа недостижима, она была близко.
Следующая акция была самой тяжелой, по словам Саши. Активисты FrontAIDS приковали себя наручниками к воротам здания Министерства юстиции в Москве на улице Житной и заблокировали вход. В этом здании располагалось Главное управление исполнения наказаний, и оно стало объектом пикетирования потому что для людей, живущих с ВИЧ в российских тюрьмах, любой, даже небольшой срок заключения был равносилен смертному приговору. Они умирали в колониях от СПИДа и туберкулеза, не получая лекарств.
Саша Волгина: Товарищи милиционеры очень были не рады. Да, я приковывалась тоже тогда. Было холодно, кто-то еще забыл кусачки. [Мы кричали]: «Фашисты, откуйте, откуйте нас уже!» Короче, они нас привезли в отделение. В отделении уже все было плохо. Они с нами так до этого не обращались, а тут было прямо фигово.
Задержанных на пикете активистов судили, дали административные наказания и должны были отпустить, вернув паспорта. Но почему-то после суда ОМОН снова загнал их в автозак и повез в отделение. То, что произошло там, страшно представить.
Саша Волгина: Нас привозят обратно в отдел, начинается буча, менты требует отпечатки пальцев. И начинаются угрозы, что будут по одному выволакивать народ и бить, если не будет отпечатков пальцев. А надо сказать, что у нас были ребята, которые за другие радикальные акции были в розыске. И нам это все обкатывание пальцев было действительно ни к чему. Ну, и по закону они, конечно, не имели права: мы уже осуждены, нам должны были отдать паспорта, и нас никто не имел права прогонять через строй омоновцев с автоматами.
К нам на помощь неслись правозащитники и журналисты. И все это происходит в отделе, а у нас с собой были стеклянные банки, мы разбиваем эти банки об пол и встаем такие с этими осколками [с криками]: «Отошли от наших!»
И одна у нас девочка психанула совсем, ну, вот представляешь на каких это все эмоциях и нервах. И она, короче, (здесь Саша описывает то, что сделала с собой ее подруга и что могло привести к ее смерти, но по российским законам мы не можем называть вещи своими именами — прим. Тайги.инфо). Все отделение в крови, брызжет, а до сотрудников отделения только дошло, что у нас ВИЧ. И у них тут все в крови. Мы казали: «Хотели отпечатки — нате». Мы прям в этой кровище отпечатали им ладошки. Светке мы пытались зажать руку, приехала скорая, мы, в общем, ее чудом довезли, нас всех выпустили. Потом там было разбирательство за превышение полномочий.
Саша говорит, что очень страшно ей было перед первой акцией, в Калининграде, а потом она особенно не боялась. Ровно до этого происшествия в отделении полиции, залитом кровью ее соратницы.
Саша Волгина: До победы оставалась одна акция. После этой истории, в мае, мы перекрываем движение в Москве. Напротив Минздрава. Такого делать давно нельзя.
Как это было: растягиваешь людей через улицу, на них наручники и цепи. Наручники — чтобы тебя быстро менты не отковали. И растягиваешь такую цепь из людей на всю проезжую часть, стопоришь все движение — и привет. Тогда это было все не уголовно наказуемо, и к нам вышел замминистра здравоохранения. Представляешь, сейчас бы какой-нибудь министр вышел разговаривать из-за протеста? Это ж невозможно себе представить. Это только в 2004 году было возможно. Свободы было завались.
В 2005 году Саша Волгина получила премию MTV Russia Music Awards за вклад в борьбу со СПИДом. На сцене она сказала: «Земфира была не права» — имея в виду строчку из ее песни: «Но у тебя СПИД, и значит, мы умрем».
Саша Волгина: Когда мы жахнули вторую акцию, мне поступило предложение из СПИД-центра: давай мы тебе дадим лечение. А я не хотела. Я считала это неправильным и неэтичным. Во-первых, я боялась, что это «мы дадим лечение, и тебе придется закрыть свой рот». А мой объем работы с журналистами зашкаливал на тот момент. Лошак снял про нас большой сюжет, мы там были с шашечками на лице. И выглядели мы как скопище преступников. Так криминальных авторитетов показывали в хронике. Мы поняли, что надо открывать лица. Мне за это потом дали премию МTV. Так вот, я боялась, что мне дадут лечение, а за это попросят закрыть рот. Ну это уязвимая позиция.
А в 2006 году после саммита «Большой восьмерки» президент Владимир Путин объявил, что Россия будет предоставлять терапию всем ВИЧ-положительным — вне зависимости от их прошлого. Потом с Front AIDS встретился замминистра здравоохранения Владимир Стародубов и еще раз сказал, что терапию дадут.
Саша Волгина: До этого же они не пускали ни Глобальный фонд, ни сами не давали лекарства. И вот мы встречаемся с замминистра, он говорит: «Все, решение принято, вас сейчас всех будут лечить, придет Глобальный фонд, они привезут таблетки».
Это надо было видеть. Сидит такой замминистра здравоохранения и мы — с синими ирокезами на голове, все в камуфляже, сборище неформалов и панков… И тут Ирокез (Андрей Рыльков, российский активист снижения вреда — прим. Тайги. инфо) говорит (а он уже был в плохом состоянии физически, ему было уже очень часто плохо): «Слушайте, а что с заместительной терапией?» А замминистра говорит: «Нет, вообще без шансов». И Ирокез говорит: «И что мне делать? Я торчу уже столько лет, я устал». Ну и он говорит: «Ничем не могу помочь». После этого достаточно скоро Ирокез умер.
Как вообще сложилась судьба других участников Front AIDS?
Саша Волгина: Ну, фигово в большинстве. Мы получили лечение, но мы к тому времени уже выгорели, начали принимать наркотики.
Меня отправили по итогу на ребуху в Киев («ребуха» — это реабилитационная программа для зависимых — прим. Тайги.инфо). Кто-то там сел. Те, кто сели, кстати, потом выжили. Недавно был День памяти людей, употребляющих наркотики, которые умерли из-за драконовской наркополитики, я делала посты в соцсетях, вспоминала многих. Ирокез у меня на руках умер, это было очень тяжело. Много при чьей смерти я присутствовала лично.
Front AIDS просуществовал еще какое-то время после того, как Путин пообещал ВИЧ-положительным россиянам лечение независимо от их социального положения.
Саша Волгина: Но это все было уже не про доступ к лечению, это было про генерики и против патентов. Потому что это все это очень нечестно, но это проблема и Западного мира тоже, надо сказать. Я продолжаю этим заниматься до сих пор и не собираюсь останавливаться. Но здесь история Front AIDS заканчивается. Мы получили доступ к лекарствам.
Сама Саша переехала из России сначала в Киев, а последние несколько живет в Амстердаме и работает в Глобальной сети людей, живущих с ВИЧ. Какой она видит себя и своих соратников по Front AIDS спустя 18 лет?
Саша Волгина: Для меня это история о том, что никогда не надо опускать руки и не надо впадать в отчаяние. История про обретение достоинства, потому что мы реально считали, что не заслуживаем ничего, а в процессе выросли, полюбили друг друга, начали видеть ценность в себе и в окружающих. Мы стали командой, и я уже совсем не считала, что кто-то имеет право принимать решение, кому из нас умирать.
Пришло и понимание милосердия, и зачем помогать другим. И солидарность! Потому что все это началось с чего? С того, что чувак из Москвы перезвонил и сказал: «Нет, мы все вместе».
Но да, мы сгорели, загасили это наркотиками, и большинство людей умерло, это правда. Любая война — дело молодых. И любая война она заканчивается потерями с обеих сторон.
У меня же еще история насилия сексуального в 12 лет есть. Я ее отрабатывала на психотерапии, я из-за нее себя так истово ненавидела. И моя психотерапевт уже здесь в Киеве сказала: «Я с тобой работаю так же, как я работаю со своими парнями, кто пришел из зоны боевых действий в Украине». Вот эта история про войну, Front AIDS, про СПИД, про умерших людей в больницах — это все привело к тому, что у меня ПТСР полноценная. Буду с этим разбираться.
Но представляешь, если бы эти гады, которые не считали нас за людей, не открыли бы доступ к лечению. Думаю, что и сейчас у российской власти к людям другой сексуальной ориентации, к людям, которые употребляют наркотики, не изменилось отношение. Была бы их воля, они бы нас не лечили б никогда. Ну типа: умрете, и слава богу. Это ж такая политика. Окей, они бы на каком-то моменте, конечно, дали лечение, когда стало бы понятно, что разгорается эпидемия. Но сколько бы лет еще прошло, если бы мы ничего не сделали? Ну, еще годика четыре. Представляешь, сколько бы людей умерло. Это же страшно представить.
Так что все это стоило того.
Вскоре после распада Front AIDS Саша переключила внимание на новую проблему — перебои с терапией — и основала движение «Пациентский контроль», участники которого тоже проводили акции прямого действия. Однако прямые столкновения с полицией в офлайне к этому времени стали попросту опасными. Поэтому борьба во многом переместилась в онлайн. Например, друзья-хакеры научили активистов делать «гугл-бомбу» — чтобы при запросе «бюро похорон» пользователям показывали сайт Минздрава. Но о «Пациентском контроле» мы расскажем в одном из следующих выпусков подкаста «Одни плюсы». Берегите себя!
Вы можете послушать этот подкаст на любой удобной для вас платформе. Пожалуйста, расскажите об этом подкасте в социальных сетях, поставьте нам оценку на любой платформе, где слушаете нас, или напишите отзыв, например, в Apple Podcasts. Так нас услышат еще больше людей, а значит еще больше людей узнают, что ВИЧ — это не конец жизни. Берегите себя!
На сайте «Позитивный проводник» вы найдете все ответы на вопросы о жизни с ВИЧ и лечении, а также сможете получить бесплатную и анонимную консультацию. А вот список ВИЧ-сервисных НКО в России, где вам могут помочь.
Автор: Рита Логинова
Звукорежиссер и композитор: Глеб Лиманский
Иллюстрации: Диана Днепр
Фото: Marten van Dijl / IAS, www. aids2018.smugmug.com