ВИЧ в культуре современной России: «Об этом слишком долго молчали»

© Музей «Гараж»
ВИЧ в культуре современной России: «Об этом слишком долго молчали»
30 Ноя 2021, 15:00

Пока на Западе появляются такие важные художественные высказывания, как романы Майкла Каннингема, фильм «Далласский клуб покупателей» или сериал «Это грех», на русском языке тема ВИЧ возникает в литературе и кино очень редко. Почему так и что движет писателями, сценаристами, художниками, когда в их творчестве появляется ВИЧ, при поддержке Музея современного искусства «Гараж» мы разобрались в специальном выпуске подкаста «Одни плюсы». 18+

— А тебе пить можно?
— Рома, мне все можно, и пить, и есть, и заниматься сексом, и детей рожать. Я пью терапию, поэтому буду жить долго и счастливо назло бывшему мужу.

Это — отрывок из веб-сериала «Я иду искать», который в 2020 году выпустила компания «Фенси продакшен». Вы можете посмотреть его на ютубе. В первой серии курьер Роман доставляет пиццу на вечеринку, а наутро оказывается в этой же квартире голый и с незнакомым парнем. Сериал придумали режиссер Андрей Феночка и сценаристка Лиза Симбирская. Он не только и не столько про ВИЧ, сколько про молодость, любовь, дружбу и поиски себя. Лиза рассказала нам о том, почему одна из героинь «Я иду искать» — ВИЧ-положительная.

Елизавета Симбирская: Несколько лет назад ко мне обратился благотворительный фонд Светланы Изамбаевой из Казани, который поддерживает детей с ВИЧ, им нужно было чтобы сделать сценарий для небольшого мультика по мотивам брошюры, в которой реальные дети рассказывают про свою жизнь, будучи ВИЧ-положительными. Меня очень впечатлила эта брошюра, я подумала, как непросто им до сих пор живется в России, когда в поликлинике не хотят принимать, кровь боятся брать, посуду с ними делить.

Это натолкнуло меня на мысль, что сегодня невозможно делать какой-то молодежный сериал, тем более, поддерживающий ЛГБТИК+ и квир-людей, и не рассказывать про ВИЧ. Плюс ко всему в этот момент вышел документальный фильм Дудя про ВИЧ, и меня саму впечатлил размах ситуации.

После того, как вышел наш сериал «Я иду искать», Музей «Гараж» позвал меня на дискуссию о том, как ВИЧ представлен в российской современной и советской культуре. Я начала копаться, и выяснилось, что в отличие от Соединенных Штатов Америки, где эпидемия ВИЧ повлекла за собой гигантский всплеск культурного высказывания и в кино, и в музыке, и в стрит-арте, в искусстве и театре, в России это все как будто бы прошло стороной.

Почему фильмы и сериалы, в которых есть ВИЧ-позитивные герои, в России практически не снимают?

Кино — это дорого. Кино — это время и трудозатраты, и это очень большие риски, поэтому конечно, если государство не проводит политику поддержки ВИЧ+ людей, то в обществе нет по сути запроса на то, чтобы появлялись такие фильмы, а фильмы не будут появляться просто по воле продюсера. Потому что продюсеры — это в первую очередь люди, которые зарабатывают деньги. И если в обществе нет запроса, то они и не будут снимать фильмы на такую тему. Но такой запрос должно формировать в первую очередь государство, потому что у него есть на это все возможности.

«Сегодня невозможно делать какой-то молодежный сериал, тем более, поддерживающий ЛГБТИК+ и квир-людей, и не рассказывать про ВИЧ»

В принципе, у нас так государство интересно устроено, что здесь всегда будут замалчивать до последнего. И ситуация с ВИЧ — показательная. Несмотря на то, что ВИЧ — это важная и огромная часть нашей жизни, в культуре как будто бы все обходится стороной. Есть один сериал, который снял Жора Крыжовников про ВИЧ-положительного героя («Звоните ДиКаприо!» — прим. Тайги.инфо). Но, во-первых, одного сериала мало на всю страну и на несколько десятков лет, а во-вторых, я бы назвала это показ стигматизирующий ВИЧ-положительных людей.

Поэтому когда мы делали сериал «Я иду искать», для меня было очевидно, что тему ВИЧ нужно затронуть. Но не хотелось, опять же, управлять стереотипами, и поэтому мы сделали ВИЧ-положительным не того персонажа, кого все рассчитывали увидеть.

Мне кажется, современная подростковая культура, базируется как раз на том, чтобы проговаривать все на свете, говорить обо всем. Использование соцсетей этому очень способствует. Можно рассказывать о том, что ты сегодня ел, а можно с таким же успехом рассказывать о своем ВИЧ-статусе. Я буквально два дня назад видела очень классный «Тик-Ток» от девушки, у которой ВИЧ. И она в игровой форме, очень доходчиво объясняет, как можно провериться, где купить тесты, как это все работает — то есть «Тик-Ток» делает для просвещения по вопросу ВИЧ гораздо больше, чем российское государство.

173274

Я вспомнила, что недавно на «Бит Фесте» смотрела французский фильм про девушек лет двадцати. И они ведут свободный образ жизни, меняются партнерами. Это документальный фильм, очень живой, и что меня поразило больше всего — это то, что одна из героинь говорит другой: «Ну ты с ним переспала без презерватива, иди сдай тест на ВИЧ». Это просто естественная вещь для человека, которому 20 лет и он живет в Париже. И вторая — она не говорит типа: «Ты что, дура что ли». Она говорит: «Ну да. Зайдешь со мной в аптеку?» И они в обычной аптеке покупают этот тест на ВИЧ, сдают его и все ок: не беременная и не ВИЧ-положительная. В российском документальном кино такая история еще возможна, но в игровом просто не могу представить.

Мне кажется, пока государство не начнет продвигать вопрос поддержки ВИЧ+ людей и проводить активную социальную политику в этом направлении, культура вряд ли даст какой-то ответ и сможет кардинальным образом изменить эту ситуацию.

В 2017 году престижную литературную премию «Лицей» за свою повесть «Плюс жизнь» получила Кристина Гептинг — писательница из Великого Новгорода. Главный герой ее повести — ВИЧ-положительный парень, мечтающий стать хирургом.

Кристина Гептинг: Это было в 2016 году, я случайно увидела информацию о том, что в России с момента начала эпидемии выявлено миллион случаев ВИЧ, вместе с теми, кто уже успел умереть на тот момент. Для меня это показалось огромной цифрой, а так как я раньше никогда не интересовалась этой темой, я решила просто почитать об этом побольше. И мне открылись такие бездны, что я подумала: я ведь пишу, почему бы не написать об этом художественный текст. Мне показалось, что здесь, конечно, огромное поле разных тем: любовь, смерть, взросление, предательство, травма.

Вот фрагменты из повести «Плюс жизнь»:

Мама умерла от передозировки, когда мне было три месяца. Меня вырастила бабушка. Бабушка меня не любила. Бывает так, что бабушка и любит, и не любит одновременно, а моя бабушка меня просто не любила. Она была мной не довольна по умолчанию. И что бы я ни делал — я ничего бы не смог изменить. Я же ВИЧ+. Бабушка хотела отдать меня в дом малютки, когда в полтора года диагноз подтвердили окончательно, и мой ВИЧ уже навсегда врезался в ее жизнь.

Кристина Гептинг: Я стала искать, что еще интересного на художественном языке написано о ВИЧ, и практически ничего не нашла. Мне показалось, что если я могу художественно исследовать эту тему, почему бы и нет. Поэтому собственно говоря и написала. На тот момент меня никто не знал, я была ноунейм, писала в стол, сидела во втором подряд декрете. Писала, не надеясь на какой-то успех, а потом уже получила премию «Лицей» за эту книжку. Дальше у нее сложилась, как у дебютной книги, довольно счастливая судьба.

132147

Я живу в Великом Новгороде, это небольшой город, но ко мне бывало даже на улице люди подходили. Например, однажды я ехала в автобусе, и незнакомый мужчина наклонился ко мне и спросил: «А где можно сдать анализ на ВИЧ?». Я ответила: «Посольская, дом 2, с 8 до 13 часов по будням». И люди, которые стояли вокруг, немного от нас отшатнулись. Таких историй масса.

Кристина считает, что современные авторы боятся писать о социальных проблемах и делать героями ВИЧ-положительных персонажей.

Кристина Гептинг: Авторы могут бояться скатиться в чернуху, потому что им кажется, что это какая-то проблема низов. Многие люди считают, что это их никогда не коснется, поэтому и плачут хорошие девочки в женских консультациях, когда получают положительный анализ на ВИЧ, когда у них был один партнер в жизни, но они не знали, что было у этого партнера раньше. Конечно, до этого момента им могло казаться, что их это никогда не коснётся. У людей такое отношение к ВИЧ, что это какая-то такая тема, мол, ну сколько можно. Давайте об этом по телевизору, а в литературе мол пусть у нас будет стерильно, о чем-то более возвышенном.

Вот как о повести «Плюс жизнь» пишет литературный критик Галина Юзефович. «Удивительно смешная, трогательная и оптимистичная история юноши, которого угораздило родиться в глубокой русской провинции с вирусом иммунодефицита и мечтой о профессии хирурга. То, из чего любой другой автор без труда собрал бы надрывную драму с элементами чернухи, у Гептинг становится основой для рассказа о первой любви, взрослении и радости вопреки всему». Наверное поэтому Кристина до сих пор получает благодарность от читателей.

Кристина Гептинг: Мне запомнилась одна девушка, которая писала, что она, хотя она уже жила лет семь с ВИЧ, так мало, оказывается, знала о диагнозе, а из книге так много для себя узнала. Ей захотелось посещать встречи для ВИЧ-позитивных людей. В одной из таких встреч я и сама участвовала, когда СПИД-центр нашего города меня пригласил. Мы вместе чай попили, пообнимались. Я видела, что людям приятно, что есть внимание к теме. Потому что они очень часто сталкиваются с одиночеством, с тем, что никому не могут о своем статусе сказать.

Мне тоже было приятно с ними пообщаться, потому что было видно, что я сделала что-то важное. Хотя прежде всего я писала книжку для себя. Я не знала, что у меня получится ее выпустить, потому что ноунейму это сделать очень сложно. Но все круто сложилось для этой книжки именно потому, что эта тема нужна. Об этом слишком долго молчали.

Этот разговор о культуре и ВИЧ был бы неполным, если бы мы не поговорили с искусствоведом. Мы позвали в этот эпизод Оксану Полякову, участницу междисциплинарного лаборатории Музея «Гараж», в которой феномен ВИЧ исследуют через призму его культурной значимости. Помните, в эпизоде о Front Aids Саша Волгина рассказывала, что свои акции и российские активисты, и активисты движения ACT UP делали в союзе с художниками. Оксана Полякова рассказала нам, где грань между активизмом и современным искусством, и какое место в работе художников постсоветского пространства занимает тема ВИЧ.

Оксана Полякова: Так исторически сложилось, что эпидемия ВИЧ в США сильнее всего ударила по людям, связанным с современным искусством. Художники, кураторы, историки искусства стали активистами и составили костяк движения ACT UP, и те яркие акции, которые движение проводило, не в последнюю очередь обязаны своей формой той экспертизе, которую участники движения привлекли.

Одни из важных моментов заключается в том, что среди деятелей ACT UP был Дуглас Кримп — историк искусства, куратор, редактор влиятельного художественно-критического журнала October. Для сравнения, в СССР в 1987 году был официально зарегистрирован первый случай ВИЧ, а в США под редакцией Дугласа Кримпа в 1987 году вышел спецномер этого журнала под заголовком AIDS: Cultural Analysis, Cultural Activism. И таким образом практики движения ACT UP были введены в поле культурного производства.

172646

Так что даже с этого момента очень сложно говорить о том, что будто бы есть какая-то грань между активизмом и искусством, скорее ее нет. И всякое движение, всякое объединение, которое занимается акциями прямого действия, которые имеют некую художественную форму, заново переопределяют эти границы.

В Вашингтоне в 1993 году тысячи людей с криками «Позор!» вышли на улицы с прахом своих друзей, умерших от СПИДа. Они требовали от властей лекарств, а от общества — прервать молчание.

Оксана Полякова: Акции ACT UP были адресованы, в первую очередь, обществу и направлены на дестигматизацию. Дело в том, что медийный нарратив касательно ВИЧ был довольно однобоким. И долгое время эту болезнь пытались представить как болезнь, которая находится в рамках определенных групп, которые ведут аморальный образ жизни, являясь представителями социальных низов. Поэтому одна из важных вещей для участников ACT UP было напрямую обратиться к людям, дестигматизировать себя. Они могли прийти в церковь на День святого Патрика и раздавать листовки с историями о том, что на самом деле это за заболевание и как на самом деле выглядят люди, которые им болеют. Они ничем не отличаются от тех людей внешне, которые этого заболевания не имеют.

Именно через привлечение общественного внимания ACT UP удалось добиться того, чтобы политическое руководство США (на тот момент это был президент Рональд Рейган), признало ВИЧ проблемой, которая выходит за рамки групп риска, то есть наркопотребителей, мужчин, практикующих секс с мужчинами, секс-работниц и мигрантов.

Если расцвет движения ACT UP — это конец 80-начало 90-х, то Front AIDS образовались в 2003 году. Если посмотреть интервью Саши Волгиной, одной из участниц Front AIDS, то они характеризуют свое движение не как политическое, а скорее как медицинское. У них была очень четкая цель — добиться от российских властей того, чтобы у ВИЧ-положительных людей в России появился доступ к лекарствам.

Это было связано с тем, что лекарств не хватало, и решение о том, кто получает доступ к ним, принималось из довольно сложно представимых на наш современный взгляд факторов. Например, ВИЧ-положительным людям могли на медкарточке поставить штамп о том, что они социально бесперспективны, и от этого бежит мороз по коже. Но если у тебя этот штамп, то скорее всего тебе лекарства не достанутся. И адресатом их акций, если огрублять, было не столько общество, сколько государство и конкретные чиновники, которые принимали конкретные решения.

Можно вспомнить акцию в Смольном, в 2005 году, когда активисты Front AIDS составили во дворе Смольного из своих тел красную ленточку, символ борьбы с ВИЧ, и внесли покрытые красной тканью гробы, растянули лозунг «Наши смерти ваш позор». Что это как не прямое обращение к людям, которые принимают решения?

Если смотреть современные интервью участников, Front AIDS, кажется, что сегодня они бы не смогли проводить такого рода акции, как они делали больше 10 лет назад.

Оксана считает, что социально-ориентированные практики в России занимают почти маргинальное положение. Поэтому и художников, которые вдохновляются темой ВИЧ, почти нет. Среди тех, кого она называет — Виктория Ломаско и ее графическая серия «ВИЧ: неравные». А ещё можно обратить внимание на искусство Восточной Европы, которая входила в зону советского влияния.

Оксана Полякова: Меня очень вдохновляет проект Polish EIDS, который является художественной и исследовательской платформой, инициированной польским художником Симоном Адамчиком. Он пытается рассмотреть феномен ВИЧ в Польше как нечто, оказавшее определенное влияние на польскую культуру. Символично, что этот проект существует на сайте Варшавской биеннале, то есть имеет серьезную институциональную поддержку.

Они, в том числе, демонстрировали интересную, на мой взгляд, видеоработу художника Кароля Радзишевского, с которым Музей «Гараж» много сотрудничал в рамках полевых исследований. У Кароля в 2006 году была работа под названием «Плюс/Минус». Это видеодневник мужчины, который сдал тест на ВИЧ и ожидает результата. Пока он находится в состоянии ожидания, он снимает себя, свои переживания, свои разговоры с близкими людьми, с которыми он делится этими переживаниями. В этой работе ты как зритель совершенно не ощущаешь дистанцию. С тобой говорят через очень конкретную призму — через призму гомосексуального мужчины. И он говорит от первого лица. И это, что невероятно трогает в этом видео. Возможна ли такая работа у нас сейчас, в России? На мой взгляд, такое высказывание потребовало бы большого гражданского мужества. Но не хочется говорить о том, что это невозможно.

Люди, живущие с ВИЧ, не живут в вакууме, и есть ряд социальных проблем, к которым в разное время обращались современные художники, хотя таких проектов немного. Можно вспомнить спектакль «Пояс Афродиты» замечательной художницы Вики Бегальской и Александра Вилкина, который был создан в содружестве с творческим союзом секс-работниц «Тереза». И в 2014 году этот спектакль был номинирован на «Инновацию» —, государственную премию в области современного искусства, причем в престижнейшей номинации «Произведение визуального искусства».


Что это за вещь? Это был кукольный спектакль, созданный художниками и секс-работниками, они вместе придумывали декорации и находили кукол, точнее предметы, которые выступали в роли кукол в этом спектакле. И через эти предметы секс-работники рассказывали историю, которая важна тем, что это не пересказ, но некая интерпретация их прямого опыта при помощи художественных практик. И, на мой взгляд, подобные проекты могли возникнуть и в связи с темой ВИЧ.

Еще Оксана говорит о кураторе Татьяне Волковой и проекте «МедиаУдар», благодаря которому появился фестиваль «Наркофобия». Правда, все время своего существования он подвергался давлению властей. Если резюмировать, есть ли будущее у искусства вокруг эпидемии ВИЧ?

Если посмотреть на то, что происходит с темой ВИЧ сегодня, на то, где она попадает в зону видимости, а где по-прежнему в нее не попадает, то, конечно, сейчас в ютюбе, в социальных сетях и, в первую очередь, в «Тик-Токе» возникают люди, которые готовы напрямую говорить о своем опыте таким образом, каким пока не готовы говорить в культурном поле. Но, на мой взгляд, это не вполне поколенческая вещь, а скорее связано с видимостью.

«Есть целый спектр тем и практик, которые как будто бы существуют на границе художественного и активистского, но этой границы нет как монолита»

Если вернуться к началу нашего разговора и подумать о движении ACT UP и том, как они добивались видимости себя как людей, живущих с ВИЧ, то они ведь действовали таким образом, чтобы привлечь внимание общества, привлечь внимание СМИ. Front AIDS тоже привлекали внимание, чтобы о них писали отечественные СМИ и ситуация менялась. Сейчас, поскольку роль традиционных СМИ снижается, а социальные сети дают возможность людям объединяться и быть видимыми друг для друга, кажется вполне логичным, что эта тема мигрирует в «Тик-Ток», и там появляются такие люди, которые готовы прорывать границу замалчивания, маргинализации и стигматизации.

О том, имеет ли «Тик-Ток» некое художественное измерение, говорить пока рано, но плюс заключается в том, что это определенно начало более честного и открытого разговора, который мог бы помочь и культурной сфере обратиться с большим вниманием к этой теме.

Мы уверены, что чем чаще и интереснее о ВИЧ будут говорить в популярных книгах, кино, сериалах, и поднимать эту тему в искусстве, тем проще нам будет принять, что эпидемия рядом. Что люди, живущие с ВИЧ, — такие же, как и мы, и тем меньше будет стигмы.

Вы можете послушать этот подкаст на любой удобной для вас платформе. Пожалуйста, расскажите об этом подкасте в социальных сетях, подпишитесь на нас в «Яндекс.Музыке», Castbox, Google Podcasts, Spotify и на других площадках, где слушаете нас, или напишите отзыв, например, в Apple Podcasts.

На сайте «Позитивный проводник» вы найдете все ответы на вопросы о жизни с ВИЧ и лечении, а также сможете получить бесплатную и анонимную консультацию. А вот список ВИЧ-сервисных НКО в России, где вам могут помочь.

Автор: Рита Логинова
Звукорежиссер и композитор: Глеб Лиманский
Иллюстрация и помощь в подготовке выпуска: Музей «Гараж»





Новости из рубрики:

© Тайга.инфо, 2004-2024
Версия: 5.0

Почта: info@taygainfo.ru

Телефон редакции:
+7 (383) 3-195-520

Издание: 18+
Редакция не несет ответственности за достоверность информации, содержащейся в рекламных объявлениях. При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на tayga.info обязательна.

Яндекс цитирования
Общество с ограниченной ответственностью «Тайга инфо» внесено Минюстом РФ в реестр иностранных агентов с 5 мая 2023 года