"Коммерсантъ": В Англию со своим Шекспиром. Красноярский балет показал сибирских "Ромео и Джульетту"

В Великобританию на трехмесячные гастроли приехала балетная труппа Красноярского театра оперы и балета. Посмотреть, как отреагируют англичане на сибирских "Ромео и Джульетту", в старинный город Гуль отправилась ТАТЬЯНА Ъ-КУЗНЕЦОВА.

^{На балу у Капулетти Меркуцио (Аркадий Зинов) шутливо обещает собравшимся скорую смерть}

Русские балетные труппы ездят в Великобританию, как старатели в Сибирь на золотые прииски: со времен Дягилева англичане страстно полюбили балет, а своего на всю страну не хватает. Четыре года назад на местный балетный рынок проник Красноярский театр оперы и балета, возглавляемый Сергеем Бобровым. С тех пор труппа, окрещенная в Англии Русским государственным балетом Сибири, прилетает сюда ежегодно и остается надолго, приводя в негодование менее успешных соперников, среди которых оказался и Краснодарский балет Юрия Григоровича – бывшего наставника господина Боброва на нелегком пути балетмейстерства.

В этом сезоне сибиряки впервые рискнули привезти в Англию не только проверенный временем классический продукт, но и свежий, причем собственного изготовления – балет "Ромео и Джульетта" в постановке Сергея Боброва, премьера которого в июле прошлого года так впечатлила отечественных экспертов, что они номинировали спектакль на "Золотую маску". Особого риска в этом не было: англичане готовы смотреть своего Шекспира в любой редакции – так безотказно реагируют только русские на название "Лебединое озеро".

Хореограф Бобров, экс-солист Большого, протанцевавший в театре больше двадцати лет и знающий наизусть обе московские постановки "Ромео" – знаменитый драмбалет Леонида Лавровского 40-х годов и версию Юрия Григоровича, поставленную в 70-е, приложил все силы, чтобы очистить неумолимую память (в том числе и сильнейшую – телесную) от груза наследия. Следы этой борьбы с собой отчетливо видны в его балете, сокращенном с трех до двух актов в соответствии с веянием торопливого времени.

Собственно, это мучительное сражение автора со своим прошлым и представляет наибольший интерес для искушенного глаза.
Битва начинается с декораций: художник Дмитрий Чербаджи отдал щедрую дань балетным 70-м, выстроив на заднике сцены средневековый замок-палаццо с античными колоннами из тяжелых глыб камней, будто взятых напрокат у "Спартака". Замок, разрубленный пополам, раздвигается – и тогда между стен можно разглядеть то вполне достоверную средневековую улицу, то витражи с глумливыми и развратными рожами – условное обозначение интерьера жилища Капулетти, то распятие, означающее, понятно, церковь. В костюмах персонажей смешались все стили – такие колеты и рубашки Ромео носил еще в 40-е годы, Джульетта укоротила свои платьица по моде 60-х, а воинственный "народ", облаченный в стилизованные доспехи поверх синих и красных костюмов (Монтекки и Капулетти, очевидно, так же непримиримы, как "Спартак" и "Динамо"),– детище китчевых 90-х, стоит только взглянуть на остроконечные металлические бюстгальтеры горожанок.

В хореографии эклектики не меньше – в духе драмбалета здесь рубятся на всамделишных стальных мечах, объясняются жестами и обращаются лицом в зал, когда надо нарисовать на лице потаенные чувства. В стиле 70-х здесь много балетных трюков и акробатики: шуты, приспешники Меркуцио, шарашат совсем ансамблевые "мельницы", "бочонки" и "бедуинские"; главные персонажи нарезают jete en tournant и разнообразные разножки; кордебалет располагается удобным полукругом (когда надо потанцевать протагонистам) и выстраивается в солдатские шеренги (когда слово предоставляется массам).

Собственные находки автора то и дело терпят поражение в столкновении с мощными балетными штампами. Безнадежно загублен герцог Вероны, олицетворяющий власть и задуманный в виде безликого золотого божка: чахлый длинный парнишка на котурнах, одетый в золотой бифлексовый комбинезон, двигающийся как робот и усиленно размахивающий золотым мечом, выглядел дубликатом Железного дровосека, отправившимся к волшебнику Гудвину и попавшим не по адресу.

Коварные подножки подставляет хореографу и его склонность к опредмечиванию метафор: весь спектакль Ромео и Джульетта "пьют из источника страсти", черпая любовь пригоршнями прямо из-под ног, а умирая, встряхивают кистями рук и следят, как "вытекает по каплям жизнь". Метод визуализации метафор не исключает и удач: отлично придуман бал у Капулетти, когда гордые дамы во главе с хозяйкой вдруг покидают панцири своих платьев, превращаясь в нагих менад, испещренных красными нитями кровеносной системы. И Джульетта, восстав против воли родителей, отстаивает не только свою любовь, но и право не превратиться в копию матери: в своем отчаянном монологе, лучшем в спектакле, она расшвыривает платья-кирасы, тюремщиками стоящие по углам сцены.

Но эта многообещающая метафора разработана в спектакле до обидного непоследовательно, чего нельзя сказать о теме смерти. Зловещие черепа появляются на сцене задолго до рокового знакомства Ромео с Джульеттой – на маскарад к Капулетти Меркуцио заявляется, одетый в женское платье, с косой в руках и маской-черепом на голове. Инфернальные гренадеры в черепах, не видимые персонажами, активничают во время сценических боев, буквально загоняя мощного Тибальда на клинок жалкого мальчишки Ромео. Они же будут лелеять душу Меркуцио (в женском исполнении), отделившуюся от бездыханного мужского тела. С целым эскадроном черепов проведет Джульетта свой последний монолог. Увы, балетмейстер не довел свой ужастик до логического финала: когда героиня погибнет, черные смерти скинут черепа-маски, оказавшись банальным кордебалетом – хореограф вдруг решил прославить жизнь, выпустив на сцену очередных Ромео с Джульеттой, завязавших новый роман над трупами умерших возлюбленных.

Всю эту символику красноярские артисты воспринимают с благодарным почтением детей, завороженных жуткой сказкой. Джульетта (Анна Оль) – юная решительная брюнетка с отличными природными данными и приличной школой – танцует с подкупающей раскованностью, надежно спрятав технические приемы за верой в предлагаемые обстоятельства. Ее Ромео (Александр Бутримович) не отвечает взаимностью. Этот юноша никак не может вырваться из плена классической школы: в самом разгаре страсти он следит, чтобы ножки стояли выворотно, а ручки соблюдали позиции. Тибальд (Демид Зуков) – отвязный панковатый парень с вулканическим темпераментом – вкусно лапает свою тетушку Капулетти и готов разнести в щепки всю эту провинциальную Верону.

Да и все остальные артисты – до последнего черепа в задних рядах кордебалета – в этом спектакле выкладываются на полную катушку. Энтузиазм молодой труппы, почувствовавшей себя командой и поверившей в свое ремесло как в искусство, легко перелетает через оркестровую яму: финальным овациям с топотом и воплями, которые сорвали сибиряки, мог бы позавидовать любой столичный театр.

"Коммерсантъ", 25 января 2006